– Почему мне кажется, что мне не понравится то, что я дальше услышу, – тихо пробормотала Тэруми.

– Прости… – с грустью отозвался Чонсок. – Я и сам бы хотел, чтобы того вечера в моей жизни не было, но… – Он умолк лишь на мгновение, чтобы снова продолжить вспоминать: – На сцену вышла юная и худенькая девушка. Визуально она вполне могла бы сойти за азурианку: черные волосы, густая челка, раскосые глаза. Видимо, именно этого эффекта она и старалась добиться. Вот только бледная кожа и высокий для нашей нации рост, выдавали в ней иллинуйку. Наверное, этот контраст мы все и оценили, потому что замерли, открыто разглядывая стройное полуобнаженное тело. Её представили, как Тхан. Имя вряд ли было настоящим, но оно ей очень подходило.

– Почему? – вдруг спросила Лайя.

– Оно означает «яркая»! – пояснил Чонсок. – Когда заиграла музыка, и Тхан стала танцевать, я забыл, как дышать. Это не описать словами. Мне казалось, что она жила и танцевала только для меня, – голос наполнился восторгом, а глаза загорелись ярче от воспоминания. – Я старался лишний раз не моргать, чтобы не пропустить мельком обращенный на меня взгляд. Тихий возглас сбоку отвлек меня, я посмотрел на друзей. Их лица были… В общем, они тоже в тот момент думали, что Тхан танцует только для них.

– Это было вызывающе? – тихо и немного смущенно уточнила Лайя. – Слишком интимно?

– Нет, – сразу ответил Чонсок. – Странно, но нет. Это было прекрасно. Она словно через движения рассказывала свою историю. Трогательно и волнительно. Хотелось забрать её оттуда и укрыть от всего мира, хотелось защитить, и неважно отчего. Особенно очаровывали её руки и тоненькие пальчики. Когда кисти её рук плавно двигались в такт мелодии, браслеты на её запястьях негромко звенели, смещаясь то вверх, то вниз. Завораживало…

– Прекрати! – взмолилась Тэруми, закрывая лицо ладонями, не справляясь с одолевавшей её ревностью.

– Красоту момента испортил Да-Хун. – Выражение лица Чонсока изменилось, восторг исчез из его голоса, уступая месту горечи. – Он наклонился ко мне и пьяно произнес: «Вижу, что тебе понравилось. Так и быть уступлю». Стало гадко. Я словно в грязь наступил. Вроде как это и подразумевалось, но я разозлился. Я уже не мог смотреть на неё, как раньше. Она осквернила искусство. Прежние светлые порывы сменились другими. Унизить. Наказать. Минджун и Да-Хун, не дожидаясь окончания танца, стащили её со сцены.

Тхан пыталась не паниковать. Она знала, что зачастую сопротивление раззадоривает ещё больше пьяных, поэтому старалась быть вежливой и спокойной. Глазами не найдя охрану, она поняла, что Тани продала не только её танец. Сердце тревожно забилось.

Один из азуров протянул руку, сорвал платок и грубо провел пальцем по её губам, размазывая яркую помаду. Тхан отвернулась, избегая дальнейшего контакта. Сзади к ней подошел ещё один, отрезая путь к отступлению, его руки уперлись ей в обнаженную спину и скользнули на ягодицы, крепко сжимая. Ещё один мужчина сидел на диване и презрительно на неё смотрел, ничего не предпринимая.

Тхан вспомнила, что девочки под столами и на краю сцены спрятали оружие на случай непредвиденных обстоятельств. Тани, конечно, не знала об этом. У Тхан никогда до этого случая не было необходимости пользоваться тайниками.

– Я тебе не нравлюсь? – хрипло сказал ей молодой азур, и едкий запах перегара ударил ей в лицо. – Неужели мало денег предложил? – Он повернулся к сидящему на диване другу. – Купи мне её! У меня скоро день рождения, купи её!

– Они приставали к ней. Я не участвовал, но и не возражал. Считал, что она просто набивает себе цену, поэтому и отвергает их, – негромко рассказывал Чонсок. Тэруми с немым упреком посмотрела на него, и воин нервно потер шею. – Это не делало мне чести, знаю. Мне нечего сказать в своё оправдание, кроме как: «Я был пьян, юн и глуп». Да-Хун попросил меня купить её. Я кинул ей под ноги кошель с монетами со словами: «Надеюсь, этого хватит». Мы с жадным, больным интересом смотрели, как она медленно наклоняется и поднимает его, как развязывает и высыпает содержимое на руку. Не помню, сколько прошло времени, тогда это так сильно растянулось в восприятии… Но она вдруг сжала монеты в ладони и направилась прямо ко мне. Остановилась совсем рядом, возвышаясь, ведь я всё ещё сидел, развалившись на подушках. Монеты полетели мне в лицо…

– Богатые ублюдки! – злобно процедила сквозь зубы Лайя.

– Именно так она и сказала, – с горечью подтвердил Чонсок, – и залепила мне пощечину. Помню свой шок. Со мной никто не смел так раньше говорить и, уж тем более, поднимать руку. Помню, как поднялся с дивана. Не знаю, что я собирался сделать…

Он поднялся с дивана, широко распахнутые карие глаза ошеломленно на неё смотрели. Азур возвышался над ней стеной, взволнованно дыша. Он поднял руку, Тхан сжалась, приготовившись к удару, но он лишь коснулся своей щеки, на которой ещё виднелся отпечаток её ладони.

Боль пронзила голову, вызывая звон в ушах – ударили со стороны. Тхан отлетела, сильно приложившись скулой о сцену, из рассеченной губы потекла кровь. Её обидчик снова склонился над ней, Тхан стала быстро отползать, и хоть она понимала, что не успеет добраться до спрятанного оружия, не могла не попытаться.

– Да-Хун прекратить! – грозно произнес высокий азур, которого она ударила по лицу. – Это приказ!

Да-Хун не стал больше бить. Он наклонился и приложил большой палец к кровавому следу на её лице, затем с нажимом протянул вниз, размазывая кровь по подбородку и шее. Тхан отвернулась и… заметила тайник…

– Да-Хун напал на неё. Она упала и ударилась. Откуда у неё взялось оружие и где, она его прятала, непонятно, но в следующее мгновение его лицо заливало кровью. В отместку он ещё раз с силой ударил её, за что получил в плечо нож, всаженный по самую рукоятку.

– Так вот откуда у него такая изуродованная рожа, – тихо проговорила Тэруми, растирая плечи от сковавшего её холода ужаса, – его разукрасила девчонка.

– Всё произошло так быстро, что ни я, ни Минджун не успели как-то среагировать и повлиять на ситуацию. На крики Да-Хуна прибежала хозяйка заведения и какие-то люди, наверное, охрана, которая где-то пряталась до этого…

Тхан стояла и смотрела, как Тани бегает перед этим мерзавцем, перевязывает его. Девушку била мелкая дрожь запоздалого страха. За что Тани так? Она верила ей…

Азур стонал и хныкал, привлекая к себе внимание. Кровь на его лице тонкими струйками стекала вниз, окрашивая ворот дорогого наряда в красный цвет. Пробитое плечо выглядело ещё хуже, большим темным пятном растекаясь по боку мужчины.

Что же она наделала?! А если он умрет? Выходит, она станет убийцей? Тхан посмотрела на свои руки в чужой крови и разжала пальцы, бросая нож. Нужно отмыться от всего этого. Да. Отмыться.

Но… Как же так? Почему? Она просто хотела танцевать. Не думать. Не думать. Ей не больно. Всё происходящее не имеет никакого для неё значения. Девочки и Тани, это место, всё это неважно. Они все для неё ничего не значат.

Слёзы застилали ей глаза, а крики Тани и стоны раненого азура доносились, словно из тумана. Не чувствовать. Тхан сорвала браслеты со своих запястий. Бусины посыпались на пол. Она стояла и не мигая смотрела на их бег. Она же знала, что и это будет не навсегда, поэтому какая разница… нужно лишь не думать.

Она почувствовала на себе взгляд, встретилась глазами с высоким азуром и прочла там ужас и… жалость. К ней? В то мгновение она возненавидела это чувство! Как смеет он так смотреть на неё? Как смеет жалеть её после того, как наблюдал за дружками, сам брезгуя замарать свои ручки?