Огонь справился с отсыревшими бревнами. Сломил мощью и напором, заставил подчиниться. Затрещал всем сразу, почти добравшись к человеку, кашляющему и уже воющему вместо свиста.

Азамат замер, глядя в черные глаза Дарьи, от чьей головы загипнотизированный огнем урод убрал ствол. В совершенно черные глаза, что видел и мутант, уже открывающий рот.

Свист ударил со всех сторон. Окружил Асгард, резанул сотней клинков, чуть не выбив слезы из глаз. Свист скрежетал уже не одной лесопилкой, выл десятками «Дружб», рвущихся кромсать плоть вместо деревьев.

Костыль закричал.

Даша неловко завалилась набок.

Азамат рванул руки и, выхватив из чужих ножен, метнул нож, чавкнувший в глазу зазевавшегося черно-белого, сторожившего Дарью.

Рванул второй, у соседа собственного охранника и, крутанувшись, полоснул обоих по шеям. Успел убрать лицо от брызнувшей крови, прыгнул на тех, что с Уколовой.

Свист резал, дробил слух, несся к ним все ближе и ближе, накатывая странным и невозможным гулким топотом. Князь замер, оглядываясь и не понимая. С башен, разбрызгивая темное, вдруг полетели вниз караульные. И ударили очереди, отсекая сообразивших что-то, бросившихся под защиту домов.

Ворота набухли сталью, брызнули одновременно с грохотом и белым дымом взрывчатки. Свист ворвался внутрь кольца стен, взвизгнул выхваченной саблей, ударил победно и мощно. Топот обратился грохотом, ржанием, хеканьем, выстрелами.

Сизый дым взрыва дрогнул, распадаясь и выпуская из себя серого, в яблоках, коня с приклеившимся к спине юрким невысоким всадником. Блеснуло холодным, остро мерцающим в отведенной руке, весенним потоком плеснуло вниз, выпуская багровое из развернувшегося и оторопевшего Налима.

Всадник пронесся вперед, конской грудью сбив бабу с двумя детьми. Сталь, уже не блестящая, сверкнула снова, копыта отбросили ссеченную голову, понеслись дальше. А за ним, хрипя, матюгаясь и не прекращая резать воздух сотней циркулярных пил, в крепость Асгарда вливалась серо-черно-кожаная горячая змея, скаля клыки клинков и плюясь рассерженным свинцом.

А знамя, несшееся сразу за серым конем и его юрким всадником, оказалось тоже черно-белым. С черепом и костями. И надписью «Свобода или смерть».

Азамат несся вперед прыжками, летел, стараясь добраться до занявшегося по пояс Костыля, орущего, как заживо опаленная свинья на коптильне.

Малюта, выхватив собственный нож, потерявший в сутолоке АК, вырос перед ним. Огромный, злой как черт, неприступный как скала. Мешающий добраться.

Азамат рыкнул, прыгая, сбивая с толку, уклонился от выпада, скользнул вбок и ударил левой. Точно в нос, вгоняя его внутрь. Злоба рвалась изнутри, подгоняла и подстегивала, даря силы не меньше, чем у бледного мутанта, пытавшегося удрать. Первый всадник не подарил ему свободы. Черт знает почему, может, из-за бешеного оскала клыков в повернувшемся лице?

Шашка свистнула, срубая голову единым махом. Та покатилась, щелкая зубами, замерла, пару секунд повращав бешеными глазами. Азамат отфутболил ее, пробежался по Малюте, упавшему в костер и завонявшему волосами, трещавшими, как солома. Рубанул веревки, пользуясь оторопью пламени, взявшегося за огромного бородача. Подхватил горячего и воняющего сгоревшим мясом сивого, ушедшего в темноту. Спрыгнул, едва успев унести ноги из очнувшегося пламени.

Упал на колени, бережно уложив застывшего колодой Костыля. Тот дрогнул, разлепил глаз, дрогнул лицом, черным от гари. И закричал.

Копыта простучали дробь перед Азаматом. Хрустнул снег под спрыгнувшим всадником. Аккуратные сапожки остановились, рядом, покачиваясь, темнела вся заляпанная шашка.

— Врача!

Женщина. Азамат поднял голову, натолкнувшись на широкое, чуть курносое лицо под рыжеватыми волнистыми и коротко стриженными волосами.

— Врача!

В углу резали оставшихся. Жечь крепость Атилла приказала только по уходу. Баб с детьми решили отпустить, но не сразу. Пока те, сбившись вместе, ждали под пятью стволами, направленными на них.

Азамат сидел у костра, жевал галету и косился на Костыля. Того уложили в широкие сани-розвальни, накрыли найденными одеялами, подложили под голову свернутую шинель.

Доктор, седой полный дядька, постоянно оказывался рядом, мерял пульс, порой меняя повязки. И два раза ставил морфин. Остекленевший глаз сивого плавал в мути, но ясности речи тот пока не потерял. Да и сознания — тоже.

Уколова сидела рядом, держала не обгоревшую руку в ладони и молчала. Даша грелась сладким, на меду, отваром рядом с Азаматом.

Атилла, невысокая, крепкая, ладная, дымила трубкой с длинным чубуком и играла кольцами портупеи. Летная куртка светлела вывернутой цигейкой воротника, глаза внимательно блестели, наблюдая за троицей. А Костыль улыбался, окунувшись с головой в опиатный дурман. Улыбался уцелевшей половиной лица.

— Чертов эскадрон? — Азамат отхлебнул из фляги. Все свое добро они нашли в закромах Асгарда. — Ни разу не слышал.

— Я о тебе — немного, — атаманша пожала плечами. — Что с того?

— Ничего.

— Эй, не ссорьтесь… — Костыль повернул голову. — Живы, курилки, да? Вот так, браток, сам видишь, коц-брык — и в дамках. Вуаля, крепость наша.

Азамат кивнул, посмотрел на него.

— Ну, не злись, не надо.

— Да я и не злюсь. Так, если только…

Атилла кашлянула. Азамат взглянул на нее. Та показала трубку, мол, дым не туда пошел.

— Ты прости, братишка, — Костыль сплюнул, тягуче, себе же на подбородок. Старлей вытерла. — Спасибо, красавица. Ты тоже прости. Я вас специально же подставил, когда лыжа у чудо-транспорта сломалась. Знал, что те черти нас найдут. А внутрь просто так не попали бы, сам понимаешь…

— Ты сразу шел именно сюда? — поинтересовался Азамат.

— Нет, — Атилла взяла его флягу и хлебнула. — Он просто разведывал, что да как. Вы попались случайно, но дорога выпала, куда нужно. А про этих ублюдков я ему рассказала. Если бы не ваш бой со снежными охотниками, не нашли бы. А так… Так получилось, как получилось. Ты бегал за охотниками, я говорила с Костылем. Мой лучший разведчик получил новое задание. Нам заплатили за уничтожение этого кубла, мы его уничтожили. Внутрь попасть было нереально, если бы ваша девочка не отвлекла часовых. Талант, что и говорить…

Азамат покосился на свой обрез. На двоих, Грача и Дрозда, сейчас только мывших руки, выйдя из подвала. Там, внизу, долго орал бело-желтый. До него кричал князь. Княгиня, чего уж, криком если и заходилась, то почему-то довольным и где-то в одной из фур эскадрона. Свое дело два тощих, длинный и низкий, типа, сделали. В оружейную повозку, огромную и обитую сталью, грузили боеприпасы из тайника. Серо-голубые огромные гром-быки, запряженные в нее, недовольно косились и посапывали.

Он покосился на весь эскадрон, деловито разбирающий трофеи и по очереди вытаскивающий приглянувшихся бабенок из толпы пленных. Бабенки не роптали, дети молчали, а оставшиеся конники терпеливо ожидали ужина у походной кухни. И было тех сабельников куда как много для его обреза и для до смерти умученных Уколовой с Дашей, так и не пришедшей в себя. Батарейка в девчонке подсдохла сильно.

— Да не нужна она мне, не журись… — Атилла снова задымила. — Захочет пойти, возьму. Вольному воля. У нас так.

— А эти? — Уколова кивнула на пленных.

— Что-то имеешь против, сестренка? Решила пожалеть?

Старлей не ответила.

— Я вам сильно поднасрал, вы уж простите, — снова затянул Костыль. — Но куда деваться было?

— Ты из-за нее или из-за задачи на костер так рвался? — поинтересовался Азамат.

Костыль не ответил, снова уплыв куда-то в себя. Морфин заканчивался, зубы сивого скрежетали все сильнее.

— Вы ее берегите, — Атилла кивнула на Дашу. — Такая сила… Даже страшно. Пойдем, Азамат, прогуляемся.

Снег скрипел, выпав вновь. Свежий и чистый, накрывший всю грязь этого чертова места.

— Вы с нами не пойдете, это ясно. А я вам должна. Там четыре лошадки, из местных конюшен.