Не верит Игнатьев, но мне этого и не нужно. Разговор он запомнит.

— … потом «Красные» расколются, Большевики избавятся от «попутчиков»: меньшевиков, анархистов и левых эсеров.

— А потом? — улыбается Игнатьев.

— Потом к власти придёт «Новый Бонапарт», — улыбаюсь в ответ, — и настанет время Русского реванша.

— Ваши бы слова, да Богу в уши, Андрей.

Сидим в Лоране /ссылка 6: шикарный ресторан на Елисейских полях/, здесь публика не донимает просьбами об автографах, да и появляться в заведениях рангом ниже теперь для меня моветон. Мсье Граналь продал ещё один стотысячный тираж «Года Верденской мясорубки». Продал ещё не напечатанные книги по подписке. Новый тираж дороже, с большим количеством иллюстраций, стоимость по подписке 7 франков, а моя доля составила 250 тысяч. Очень недурно, больше сорока тысяч нынешних североамериканских долларов, примерно шесть миллионов в долларах конца двадцатых годов двадцать первого века, и это пока только Франция. Граналь рвётся на иноязычные рынки, но с этим спешить не стоит. В 1918-м Нобелевская премия по литературе не вручалась, а вот в девятнадцатом у меня отличный шанс. Дискуссия не утихает, критики принялись критиковать чужую критику и уже додумались, что главный посыл в тексте антивоенный, только некоторые тупицы этого не поняли. В общем, люди заняты делом, ищут смыслы в подтекстах и конечно их находят. Будет очень странно, если Нобелевский комитет не отдаст мне победу, а вот уже после этого мы и начнём культурную экспансию

— Он меня слышит. — говорю совершенно серьёзно и даже торжественно, — Скоро вы в этом убедитесь.

Мистифицирую, а куда деваться. Граф Игнатьев занимает важное место в моих планах. Алексей Алексеевич долго и пристально смотрит мне в глаза, потом кивает.

— Скоро. Через год — это скоро.

— Постараюсь к тому времени вернуться.

— Удачи вам, Андрей.

— Сохраните Сикорского для России, Алексей Алексеевич.

— Полно вам, — улыбается «Красный граф», — третий раз напоминаете. Что смогу — сделаю, в этом не сомневайтесь, однако я не волшебник.

Игоря Ивановича Сикорского я встретил случайно. Точнее — он меня встретил. Пришёл на очередную мою встречу с читателями и автограф сессию. Сикорский пришёл ко мне за автографом! Хорошо хоть разговор завязался, я ведь его не признал. Я и понятия не имел, что он сначала искал работу во Франции и только потом переехал в САСШ, а оказывается так. Сикорский здесь и теперь его будет опекать Игнатьев, так что шанс не упустить этого гения у нас есть, как и шанс получить вертолёты гораздо раньше, чем в той исторической реальности.

Мсье Анри Контесон со своей работой пока справляется отлично. Пенсию мне назначили как лейтенанту французской армии, девяносто шесть франков в месяц, плюс сто двадцать франков в год на мундир. Гроши, конечно, но дело здесь не в деньгах, а в статусе, который выше обычного гражданского. Теперь я имею право требовать аудиенцию у военного министра, например. Не знаю, пригодится ли, но пусть будет. В Швейцарии мой адвокат проявил инициативу и учредил сразу две компании, причём не в Лозанне, которая его в итоге чем-то не устроила, а в Женеве и Цюрихе. Он же подобрал мне секретаря. Удивился, что в секретари мне нужен подданый Германии, причём комиссованный по ранению офицер, но отыскал устроившую меня кандидатуру — двадцатипятилетнего бывшего обер-лейтенанта Хайнца Хофманна, до войны студента-филолога. У Хайнца в совершенстве: английский, французский, датский, шведский и норвежский; на разговорном-бытовом: испанский, итальянский и португальский. Плюс он неплохо рисует, очень талантливый парень. А ещё герр обер-лейтенант Хоффман не сломлен, не смотря на отсутствие левого глаза, правым он на всех смотрит как через прицел.

В Германии сейчас очень плохо, пожалуй, даже похуже, чем в России, так что своё место Хайнц ценит. А что? Отличная по нынешним временам работа с отличным жалованием — шестьдесят франков в месяц на полном пансионе, в всех забот — переводить потихоньку «Мясорубку» и организовывать наш быт.

Пароход испанский «Санта Люсия», примерно восьмитысячник с грузом люксовых автомобилей «Испано-Суиза». Латинская Америка сейчас шикует в полный рост, основной рынок сбыта для всякой производимой Европой роскоши. В САСШ народ тоже не бедствует, мягко говоря, но там своих производителей хватает, автомобилей то точно. Пассажиров мало, Рождество народ предпочитает праздновать дома, а не в море, да ещё и «Испанка», из-за которой все американцы ввели карантинные меры. Нам с Хайнцем тоже предстоит провести сорок дней в карантине, но это время мы не потеряем. Мы и сейчас его не теряем. Общаемся по-английски. Мой из далёкого будущего, да ещё и американский, требует совершенствования. Хайнц на меня косится, он филолог и не может не чувствовать иновремённость моего английского, слишком много я использую слов, значения которых приходится пояснять. Так и задумано. Мне этот обер-лейтенант Хофманн не в секретарях нужен, а в высшем руководстве Третьего Рейха, вот я его и мистифицирую, так же как графа Игнатьева.

Я точно знал, что хочу купить в собственность в Уругвае — ту самую эстансию, где в двадцать первом веке разливали минеральную воду Salus, а сейчас выпасают говядину с бараниной. Не знаю, доживу ли я здесь до момента продажи обычной воды в супермаркетах, но пусть такая возможность будет. Какая-то недвижимость мне здесь всё равно нужна, для облегчения процедуры получения гражданства, так почему бы сразу не купить тот самый Salus? Или лучше термальные источники в Сальто? Тоже хороший вариант, пусть будет запасной.

Карантин в Уругвае — полнейшая профанация. Никакой изоляции не подразумевалось, при том, что нас даже врач не осмотрел. Привези мы с Хайнцем какую-нибудь эболу и привет монтевидяне. Нас даже в гостинице жить не обязали — оплати за сорок дней и катись куда хочешь. Такой вот бизнес по уругвайски. Оплатили, конечно, прямо «жерминалями» и оплатили — ещё одна уругвайская фишка — валюту принимают все и с удовольствием, тем более серебром.

С Хайнцем мы давно перешли на ты, а с английского на испанский. У него классический castellano, у меня опять специфика. Я говорю как раз на уругвайском /ссылка 7: español platense диалект Аргентины и Уругвая/, да ещё и не удивляюсь происходящему, для Хайнца же это культурный шок. Карантин — это ведь святое! А эти странные туземцы бизнес из него сделали.

— Че! — подзываю пацана с газетами, кошу под аргентинца, причём портеньоса /ссылка 8: так называют жителей столицы Аргентины, а Буэнос-Айрес просто Порт — Эль Пуэрто/.

— Да, сеньор.

— Ты выглядишь знающим человеком, Че. Не поделишься с нами информацией? Не бесплатно, конечно.

— С удовольствием, сеньор.

Пацану лет тринадцать, и он сто процентов ворюга.

— Как тебя зовут, Че?

— Даниэль, сеньор.

Скорее всего итальяшка.

— Мы приглашаем тебя пообедать, Даниэль. Выбери лучший ресторан в Меркадо дель пуэрто, только обязательно итальянский. Лучший из итальянских.

Даниэль действительно оказался информированным человеком и сориентировал меня на местности очень качественно. Всё-таки город сейчас и сто лет тому вперёд — это совсем разные города. В смысле застройки разные, люди то те же. Отель-казино Карраско уже работает, значит туда мы и направимся. Сейчас это пригород, причём не ближний, но нам пешком не ходить, где нанять приличную машину с водителем за вменяемые деньги Даниэль тоже знал. Свой первый «жерминаль» мой информатор заработал и побежал нанимать нам какой-то почти новый Форд.

— Ты здесь уже бывал. — констатировал очевидное Хайнц, — Когда успел?

— Это пока секрет, геноссе.

— И английский у тебя очень странный. Тоже секрет?

— Конечно. Как тебе Даниэль?

— Мошенник и плут, но паренёк неглупый. Зачем нам селиться за городом?

— В Карраско отличный пляж. Да и казино меня интересует, а оно там самое современное.