Стреляли с четырех сторон. Стреляли грамотно, умело и точно, явно не рискуя попасть друг в друга.

Заревел и ударил по глазам светошумовой, тут же дополненный близнецом. Если в патронниках карабинов находилось по дополнительному патрону, то Молота, а заодно и Морхольда с Дочерью Зимы ждало представление в восемнадцать заходов.

Стрелки плюнули на мороз и применили газовые снаряды. Видно, опыт имелся. Пах-пах-пах, вокруг плеч Молота расцвели облачка, осевшие на одежду, полосы ткани на голове. Чудовище утробно взвыло сиреной, рявкнуло, начиная заваливаться и вцепившись ладонями в лицо. Кувалда ухнула оземь.

Через пару секунд стрелки, явно переместившись ближе, выстрелили следующими. Травматическими, по корпусу. И кто-то из них, явно самый-самый, сделал решающий выстрел. Морхольд был готов поклясться, что видел попадание. Видел, как чиркнула по голове Молота черная злющая пластиковая оса. И все кончилось.

Несгибаемый и неукротимый великан, прошедший в погоне за Морхольдом сотни километров, рухнул. Снег взлетел клубами, оседая затем белой крошкой, замешанной с уже побуревшими красными следами.

Рядом коротко всхлипнула Милена. Сразу после мерзкого глухо чпокнувшего звука попадания, сложившего ее пополам. И Морхольд замер, не веря самому себе. Своему рабочему глазу.

Захрустел снег. Засновали люди в маскировочной униформе. Звякало и трещало — отстегивались грузовые ремни у большегрузных фур. Молота принялись ворочать с боку на бок.

Люди работали в противогазах, явно зная время, когда газ полностью рассеется. До Морхольда он не доходил, но тот не радовался. Слишком отточенными и уверенными казались все действия новых лиц. И ни один не обращал на него внимания. Пока. Двое занялись Дочерью Зимы, быстро связали ее ремнями, с матерками, добавив носками тяжелых армейских ботинок.

Морхольд засопел, уже понимая, что попал из огня да в полымя. На лицо Молота нацепили нечто смахивающее на намордник из кожи, безразмерный, подгоняемый по объекту охоты. Да, больше всего споро работающие люди напоминали звероловов, начавших появляться в Кинеле пару лет назад. Тех, кто отлавливал изменившихся зверушек, а порой и мутировавших людей, на потеху толпе. Их потом выпускали на боях, устраиваемых внутри одного из бывших цехов депо. Почему-то так и казалось, что здесь то же самое.

Когда рядом с ним остановились, Морхольд уже не ждал чего-то хорошего. Воздушная кавалерия оборачивалась самой гнусной стороной обыденности. Той, где могли убить за кружку воды или банку консервов. И ждать от нее сюрпризов не хотелось. Чудо, в результате которого Морхольд оказался жив, превратилось в грамотно спланированную охоту. Всего делов. Разве что целью охоты, скорее всего, должны были стать Дети Зимы. А дело обернулось джек-потом в виде Молота. Чего теперь ждать ему, самому обычному… чужаку?

— Ты кто такой? — мужчина, лет двадцати пяти, явно не спешил его распутывать. — С тобой говорю.

— Морхольд.

— Дебильное какое-то имя. Слышь, Костян, говорит, Морх… тьфу, как-то тупо его звать.

Костян проскрипел снегом, белым массивным снеговиком возникнув над Морхольдом.

— А не насрать? Эй, тебя чего, вон там вскрыть собирались?

Морхольд промолчал.

— Ну точно… — Костян гоготнул. — А говорил, Мих, все просрали. Ни хрена мы не просрали. Они ж если кого вскрывают, грят, так то типа крутые перцы. Аще ништяк. Вместо этих отмороженных доходяг привезем их бабу, вон того Гозиллу и этого.

— Годзиллу. — буркнул Морхольд.

— Че?

— Через плечо! Годзилла! — Морхольд сплюнул. — Дурень ты неграмотный.

Костя явно обиделся. Во всяком случае, ни о чем другом приклад, прилетевший в голову Морхольда, сказать не мог.

Мать-казачка давно проснулась и смотрела в сторону переливающегося алым огня. Вспоминала, еле сдерживая слезы. Как же было хорошо то, что казалось тогда глупым, неинтересным, ненужным… А Сашка, ее Сашка?

Тихо, почти беззвучно, она заплакала, осторожно гладя по голове свою позднюю и единственную выжившую дочку.

Город давно проснулся, когда Люба наконец-то добралась до банка. Сначала сын никак не хотел просыпаться. Потом — она его еле заставила позавтракать и одеться в детсад. И уже когда они торопливо бежали вниз по тротуару, он начал опять чихать.

— Господи! — Она чуть не заплакала. — Ты опять заболел, Саш?

Сын сердито покосился на неё и ничего не сказал. До самого детского сада он больше ни разу не чихнул, и её отпустило. Может, повезёт, и не придётся снова уходить на больничный…

Потом на трамвайных путях столкнулись две иномарки. Из каждой вылезло по молодому, затянутому в костюм и галстук, парню. Они начали орать друг на друга, смотреть на часы и звонить по мобильникам. Любе пришлось выскакивать из трамвая и бегом мчаться на ближайшую остановку, пробиваться к жёлтым «газелькам» маршруток.

Короче — она опять опоздала, и, пробегая по коридору мимо кабинета начальницы, Люба поймала её недовольный взгляд.

— О, привет! — Соседка по кабинету, подружка и подчинённая, Миля, оторвавшись от просмотра прогноза на «ГиС — Метео», лопнула пузырь жвачки и поздоровалась. — Чего опаздываем?

— А… — Люба махнула рукой. — Как обычно всё.

— Ясно. — Соседка кивнула головой и вернулась к прогнозу погоды. — Маргарита тебя видела?

— Ага… — Люба состроила огорчённую гримасу. — Эх, и влетит…

— Эт точно. — Миля согласно кивнула головой.

Люба осторожно выглянула в коридор. В кабинет к Маргарите вошёл начальник второго отдела, со стуком закрыв за собой дверь. Угу, значит, можно заняться собой.

Она села за стол, приоткрыв дверцу шкафа, которая загородила её от входа в кабинет. Достала косметичку и начала приводить себя в порядок после утренней пробежки.

Зеркальце отражало вполне красивые карие глаза, высокий лоб с намечавшимися (вот гадость-то!) морщинками и тонкие (э-э-эх!), вытянутые в ниточку губы.

— На обед в столовку пойдём? — Миля, достав из ящика стола распечатку с калькуляцией, сделала вид, что усиленно работает. — Или как?

— Не знаю… — Люба мазнула по губам блеском, прищурилась, оценивая результат. — Может… на диету всё-таки сесть, как считаешь? Пора уже, да?

— Ну… — Соседка оглядела её с ног до головы. — Не знаю… А сможешь?

В себя Морхольд пришел нескоро. С жутко болящей головой и мерзким привкусом во рту. Открыл глаза, уставившись вверх, и выдохнул. По крайней мере — жив. И не брошен замерзать, это точно.

Ему было даже тепло. Охотнички, явно оберегая добычу для своих нужд, засунули его в спальник. Дополнительно, конечно, еще раз чем-то стреножив. И принайтовили поперек, прижав к металлу. Про металл Морхольд ошибиться не мог. Скорее всего, под него заботливо подстелили его же собственную «пенку», отыскав ее среди барахла в водонапорке. Но острые твердые углы и швы, упирающиеся в спину, могли принадлежать только крыше какой-то бронетехники. Какой — так и не определишь.

Оставалось только ждать. Как в анекдоте: если вы не можете избежать изнасилования, расслабьтесь и получайте удовольствие. Охренеть не встать просто, судьба выкинула очередное коленце.

Над головой, освободившись от туч, клубящихся где-то на севере, плыли звезды и луна. Плыли, светя вниз и перемигиваясь друг с другом. Очень мирно и красиво. Вот только Морхольду от этого почему-то никак не становилось лучше. Если не сказать наоборот.

Рядом переговаривались, спорили, ругались. Судя по звукам и смыслу — грузили Молота. Ему даже захотелось на это посмотреть. Понятно, что человеческая мысль и техника снова победили стихийную огромную силу, но все-таки…