Что происходило с людьми, попадающим в плен к навье, Пуля не знал. Ему довелось видеть всего лишь раз сам миг подчинения. Когда откуда-то из-за спины, сжавшись и тут же, выстреливая живыми сучьями, распрямляясь в хлестком ударе, вперед вылетали щупальца. Когда острые темные шипы, чуть изогнутые, блестящие от светлой густой слизи пробили плотный бушлат, вошли, с жутким чмокающим звуком, в тело. Когда человек выгнувшись совершенно немыслимым способом, невероятно изогнувшись назад, разом белея, хватал широко раскрытым ртом воздух. Что происходило потом? Он не знал…

Тогда, на бывшей лодочной станции, навья схватила Рамиля. Они шли вдоль мостков, осторожно, осматривая каждый метр. Как выдержали доски, уложенные на коричневых, покрытых пятнами грибка, трубах и швеллерах? Они не знали, они просто шли вперед, высматривая хотя бы что-то целое.

Три человека, с тремя АК-74, с полными магазинами. Самих лодок почти не осталось. Железо прогнило, пластик вспучился и пошел волной, от дерева осталась только труха. Одинокий катер, наверняка дорогой, торчал самым последним, с лохмотьями серой паутины, бывшими двадцать лет назад краской или каким-то покрытием. Черная вода, покрытая мусором, листвой, ветками и стволами. На гладкой поверхности, лениво и отчасти величаво, колыхался и не тонул труп какой-то большущей птицы. Тишина стояла мертвая, давящая и опасная. Они прошли до конца, развернулись, собираясь вернуться к отряду.

Азамата отбросило в сторону, приложив по голове. Мимо пролетел кусок доски, черный снизу, с какими-то прилипшими слизняками и разлетающимися в сторону многоножками. Одна, никак не короче большого пальца, приземлилась прямо на маску Азамата. Задрыгала лапками, побежала куда-то, по пути чуть не забравшись за воротник.

Пуля встал на колени, чувствуя горячую боль в затылке, поднял автомат. Олега, третьего в тройке, он не увидел. По воде, матово поблескивая, расползалось пятно. Что-то, белея, всплыло из глубины, странно прозрачное, покрытое быстро сбегающими красными потеками. В голове звенело, сдержаться Пуля не смог. Особенно после рыжих кусков, выплывших из надрыва в лопнувшей кишке. Морковь, потушенную с крупными кусками мяса, они ели недавно.

Стрелять и одновременно блевать ему больше не доводилось. Да и страха, хотя бы относительно равного тому, Пуля не помнил. Рамиль, оставшийся на дальнем конце мостка, пострадал больше. Обломок прошелся напарнику по лицу, содрав кожу и чуть не вскрыв артерию на шее. Заляпанный кровью, пошатывающийся, он двинулся к Азамату. Черная гладь, только успокоившаяся, взорвалась, выпустив длинное поблескивающее тело. В голове звенело, и пули ушли в пустоту, а потом водяной оказался прямо за Рамилем и Азамат отпустил спусковую скобу. Выплюнул остатки обеда и постарался отползти в сторону приближающихся криков остальных из отряда. Рамиль не успел сделать ничего.

Взрослый водяной мутант поднимался над ним на голову. А в Рамиле были все метр восемьдесят. Азамат не успел разглядеть что-то хорошо, лишь темную кожу и странно менявшееся тело, перетекающее крупными желваками взад и вперед. Успел заметить мелькнувшие черные плети, впившиеся другу между ребер и чуть над пахом. По две с каждой стороны. Успел услышать влажный звук, когда их концы вошли внутрь тела. Успел услышать сдавленный хрип-стон, дикий и испуганный взгляд, идущий через Азамата куда-то вдаль. И все. Мутант ушел также быстро, как и пришел. Метнувшаяся смазанным движением тень, короткий всплеск, удар по воде чем-то вроде хвоста. И все. Рамиля на мостках не оказалось.

— Я сижу здесь, с тобой… И сама нашла тебя. Сколько там, часов пять, не меньше, мы с тобой вдвоем. Мне вполне известно, кто ты такой. Иначе не смогла бы тебя найти, даже близко не подошла бы. Когда нащупала твой след, увидела твоими глазами мир вокруг, и позвала, тогда же начала узнавать кто ты такой.

Морхольд усмехнулся. Тоже не особо ласково, слегка оскалив желтоватые и не очень ровные зубы.

— И… а никто ничего про тебя не знает. Да, есть такой, да, вроде делает какие-то темные дела. Ну, вроде как сталкер, ходит, бродит, носит всякое там. Обещание держит, если его обманывает кто-то, так накажет. Обязательно, жестко и в несколько раз больше причиненного вреда. Только вот хорошего никто не говорил.

— То есть, дорогая, ты что-то узнала, и решила, что я тот, кто тебе нужен? Послушала сплетни, байки, сказки? И странно, если бы кто-то рассказал про меня что-то хорошее. Ничем таким я здесь не отличился. И не надо путать разговор с Клещом и хороший поступок. Мне на самом деле неприятно, когда такие как он, молодые, да ранние, наглые, пользуются девочками вроде тебя.

— Я и не путаю. — Дарья подтянула ноги, уткнулась в колени подбородком. — Сложно перепутать. Очень, да уж…

Морхольд дернул щекой.

— Не услышав именно плохого, все-таки считаешь меня не злым?

— Почему? Считаю. Просто, как мне думается, будь ты таким, как тот же Клещ, так уже продал бы меня куда-то?

— Верно мыслишь. Сколько маленьких укреплений и фортов находится рядом с Кинелем, ты знаешь? Нет? Я тебе расскажу. Это существенно изменит твое мнение про сам Кинель и, возможно, тебе окажется куда легче организовать собственную судьбу в будущем. Без всяких непонятных походов в опасные и далекие задрищенски с мухосрансками.

— Чего? — Дарья вытаращила глаза. — Куда?

— Ай… — Морхольд отмахнулся. — Рядом с крепостью Кинель, чудесное молодое дарование, находятся пять больших поселений, навроде слобод, пятнадцать фортов и сколько-то там хуторков на пять-шесть семей. На самой окраине от одной такой дыры до другой, около суток пехом. Это если без происшествий, а куда без них сейчас? И там всегда готовы купить что угодно, лишь бы чуток полезным оказалось. Патроны, медикаменты, пачку сохранившихся шприцов. И все за еду, кожу, меха и много всякого другого добра.

— Зачем ты сейчас мне все это говоришь?

— Ты слушай, и помалкивай. Пока во всяком случае. Раз уж ты смогла забраться мне в голову, найти и все это время ничего не рассказать, так хоть не перебивай. Я с тобой не пять, а целых шесть с половиной часов, и все никак не возьму в толк — чё тебе от меня надо? Так вот, Дарья Дармова, вот там тебе самое место. Не здесь, где есть Клещ, а там. А он, скорее всего, найдет, и использует Дашу по полной программе, а потом, так или эдак, продаст именно туда.

Люди, милая, самый ходовой товар в той стороне. Рабочие руки, расходный материал для мутантов, мешающих работать на их делянках и в крохотных палисадниках. А уж молодая девка, что сможет родить, самое малое, десять детишек… О-о-о, Дарьюшка, за тебя любой тамошний скупердяй с радостью отвалит хоть недавно купленными у меня же патронами, хоть оружием, да хоть животиной. И не просто отвалит, а посадит несколько поросят в клетку и довезет до ближайшего форта, если нет своего транспорта. Не лучше ли тебе убраться к ним самой? У меня как раз есть куда сходить в сторону нескольких хуторков, поискать там кое-чего. Даже не возьму никакой платы за эскорт.

— Ты не понимаешь! — Дарья крикнула ему в лицо, вскинулась, сжав кулаки. — Нужен мне был такой умник, как ты? Ты думаешь, что я такая тупая и не знаю этого всего?

Морхольд вытер с лица слюну, попавшую во время ее крика.

— Не знаю, тупая ты или нет. Ты потратила кучу моего времени, и причина этого только в моих снах. А сейчас или рассказывай, и попробуй меня заинтересовать, или проваливай к чертям собачьим.

Она успокоилась. Села, выпрямив спину, уставилась за окно. Стекло, неровный кусок, серел сумерками. Большой кусок фанеры, закрывающий остальной проем, гудел от барабанящего дождя. Ощутимо сквозило, порой продирало острым холодом. Небольшая печурка, топящая комнатку, раскалилась. Но прогреть до конца эти несчастные квадратные метры так и не могла.

— Я пряталась в трущобах южной части крепости. Сидела, замоталась каким-то тряпьем по самые глаза. Боялась шевельнуться, какая-то шайка пила прямо за стенкой своей конуры. А стенки у нее тонкая такие, из жести и еще чего-то. Сидела, слушала чушь эту. Потихоньку начала засыпать. Знаешь, я когда в первый раз услышала человека, как сейчас помню, водовоза на улице, где мы жили с мамой, очень испугалась. Мама успокоила, как могла, и попросила никому не говорить. Никому и не говорила.