Второй ее боец, Четырнадцатый, протирал лицо спиртовой салфеткой из перевязочного пакета. Маска, превратившаяся в труху, воняла у его ног.

— Кислота. — Семнадцатый, стрелок машины Войновской и медбрат, подошел к ней. Двадцатую, под руки, завели внутрь оставшейся в строю «Выдры». — Очень концентрированная и сильная. Левый глаз не спасти, к вечеру от него ничего не останется.

— Машина?

Он пожал плечами, кивнул на нее.

— Шланги разъело полностью, крепления под диск тоже. Уничтожена даже проводка, проходящая с этого борта. — Семнадцатый посмотрел на компенсатор своего АК-103. — Машину мы потеряли, госпожа майор.

— Ясно. Все меня слышат?

Слышали все.

— Выдвигаемся как есть. Автомобиль взорвать. Боеприпасы перенести в «Выдру». Топливо, если есть возможность, слить. Я и Пятнадцатый в охранение, остальным — десять минут времени.

Захрипела и ожила станция.

— Майо… Илья и Шат… потеря….

— Что у вас?

Войновская вслушалась в помехи, стараясь разобраться. Предчувствие не обмануло. Наклевывалась не просто неприятность, нет. Судя по всему, Войновской выпала удача столкнуться с целым ворохом проблем.

Даша сидела в углу большого подвала, или чего-то схожего. По пути сюда она старалась крутить головой по сторонам, но практически не вышло. Страх оказался сильнее.

Стены, обклеенные разномастными кусками обоев, вкривь и вкось, сикось-накось, одним словом. Красные розочки на голубом фоне, желто-серые полоски на зеленом поле, кусок большой воды с торчащим каменным горбом, какие-то смешные человечки. Банки, банки, очень много банок, и бутылок, и склянок, плошек с тарелками, сплошь заставленных свечами и огарками, с горками оплывшего стеарина и растопленного жира, с вялыми червями фитилей.

В углу, в закопченной огромной дыре, еле теплились, отсвечивая жаром, угли. Несколько полок, заставленных потрепанными книгами и какой-то разнокалиберной и разномастной ерундой, вроде куклы с двумя ногами и одной рукой или засушенной головы. Отдельно, странные на фоне беспорядка, сверкали никелем круглые больничные «биксы», еще страннее смотревшиеся рядом с большим верстаком, сплошь заваленным инструментами.

Инструменты пугали. От большой кувалды, приваренной к трубе, до косы, выгнутой острием параллельно черенку-косовищу. Даша сглотнула, покосившись на застывшую в углу напротив хозяйку. Маша сидела там с самого прихода, ровно выпрямив спину, на коленях, положив руки на бедра. Сидела, с закрытыми глазами, застывшая, страшная.

Даша пошевелилась, разгоняя кровь. Зад, болевший от твердого пола, просил встать. Маша вздрогнула, открывая глаза. Ртутью, с пяток, поднялась и тут же, раз-раз, оказалась рядом.

— Ку-у-у-да?

— Холодно.

— Одеяло на! — старое, но чистое, пахнущее чем-то резким, химическим, оно прилетело, выдернутое из темноты. — К-у-у-у-тайся. Топить нечем. Вечером п-о-о-о-йдем.

— Куда?

Маша хлопнула густыми ресницами. Наклонила голову к плечу, прямо-таки потешаясь над дурочкой, что ничего не понимала.

— За д-р-р-р-овами.

— Точно! — Даша улыбнулась. Зуб на зуб уже не попадал, выбивал заковыристый ритм. Одеяло оказалось колючим и пока не грело.

— К-р-р-р-асиво. — Маша показала на грудь Дарьи. Красиво?

Подвеска, поблескивая серебром, выбралась из прорехи порвавшегося свитерка. Бирюза, даже в полутьме такая… красивая, качнулась. Даша всхлипнула, зажала рот ладонью. Глупость какая-то. Все вокруг, глупость. Безумный бред, как приснившийся ночью. Только ставший настоящим и ощутимым.

И Морхольд умер. Глупо, ненужно и не вовремя. Ушел сам, оставил ее одну.

Санитарка Маша погладила ее по щеке. Даша не вздрогнула, запрещая себе бояться и стараясь привыкнуть. До места она вряд ли доберется. При любых раскладах.

Маша нахмурилась, свела тонкие брови и потянулась к поясу. Оттолкнула Дашу назад в угол, разворачиваясь и прикрывая ее собой. Большая стальная дверь, загрохотала, окуталась поднявшейся пылью и влетела внутрь. Грохнуло, теперь сильнее, заплясала красная точка, дико скачущая за Машей. Чуть позже добивалась вторая, стараясь успеть за первой. Даша, отползла к продавленному дивану, вжалась в прелую спинку, с отходящей кусками, пахнущими плесенью.

По стенам застучало попаданиями. Со звоном и треском разлеталась свеченосная посуда. Куклу посекло пополам. В сухую голову, сухо хрустнув, попали несколько пуль. Голова только качнулась, не собираясь разлетаться осколками. Маша, пригибаясь, ломано и странно, двигалась к двум фигурам, возникшим в проеме. Запиналась, совершенно не напоминая бой с «серыми», шла, как будто борясь с чем-то. Но шла.

В нее попали, на излете, поймав в прыжке, должном закончиться рядом со стрелками. Сталь ее странноватого длинного ножа заблестела, начав петь звонко и убийственно. Пули попали в грудь, разрывая плоть, сбив с ритма, отбрасывая назад. Первый в черном, высоченный и просто огромный, двигался чуть ли не так же быстро, как самая страшная легенда в Дашиной жизни. Да и легенды не должны погибать от пуль.

Машу убивали из двух стволов, не давая ей встать. Били в упор, тратя патроны, ничуть не жалея. Один сменил магазин, второй прикрыл выстрелами. Дашины зубы стучали не просто дробь. Они выбивали бешеную пляску, выколачивали удары там-тамов. Тело в фартуке и маске на лице, тряслось от попаданий. Даша старалась не смотреть. Остро воняло порохом и кровью.

Перед ней остановились сапоги, и лишь тогда она поняла, что все. Раздавались только глухие сильные удары. По твердому били чем-то еще более твердым.

— Ну, вот я тебя и нашел. — Человек в глухом камуфлированном комбинезоне, шлеме в чехле и черной маске на лице улыбался. Голос его выдавал с головой. — Эй, Шатун, хватит. Ты посмотри на нашу красавицу.

— Чё на нее смотреть то? — Даша вздрогнула, узнавая и имя, и голос. Противно захрустело. — Блядь, размолотил ведьме всю башку, скальп хрен срежешь.

— А ты б не увлекался. — Человек присел рядом с ней. Уставился блестящими глазами. На груди, прикрепленная карабином к разгрузочному жилету, хрипнула женским голосом, рация, твердя что-то про серое. Или серого. — Майор нас потеряла, Шатун.

— Зловредная баба. Что ты ей скажешь? — Шатун не подходил, сторожил вход. Хрустеть прекратило. — Она как репей, прицепится, и хрен отстанет.

— Насрать. Я ее нашел. — Он снова уставился на Дашу. — Меня зовут Илья. А ты, как понимаю, Даша Дармова?

— Да. — Голос, выходя из пересохшего горла, неприятно подрагивал. — А ты кто такой, и откуда меня знаешь? И зачем и как нашел?

— О, какая любопытная. — Илья усмехнулся. — Пить хочешь?

Шатун не дал ей ответить, недовольно пробасив от двери:

— Чего ты с ней цацкаешься? Накинь браслеты, чтоб не удрала, и пошли наверх. Блядь, надо было штурмовиков с собой брать. А я тебя послушал. Думаешь, выгорит нам? Мастер не разозлится?

— Нет. Ну, обскакали мы с тобой его протеже, и что? Я свяжусь с ним, когда выйдем наверх. Только учти, потом, скорее всего меня придется привязывать к квадрику. Сил хватит на несколько секунд контакта. Итак потратил и на нашу подопечную, которую еле нашел, и на эту бешеную тварь, еле сдержал. Порвала бы нас бабенция, а?

Шатун помолчал. Заговорил, и Даша, на удивление, уловила в его голосе отголоски страха, такого же, как и у нее недавно:

— Да. Видел тех, нашинкованных в коридоре? Это же она. И сейчас, не зацепи в первый раз, добралась бы. Половину магазина выпустил просто так.

— Ну, считай, что ты мой должник. Ладно. — Илья снова повернулся к Даше. — А нашел я тебя…

Он не договорил. Да и оно стало совершенно ненужно. Дар вернулся. Нахлынул сразу, расцвечивая для Даши мир яркой, наполненной всеми оттенками, палитрой. И она уже знала то, о чем этот надутый Илья, которого и звали Серым, и который считал себя ровней ей или непонятному Мастеру, даже не догадывался. Но зато Даша увидела все нужное ей. Ощутила след Мастера в голове Ильи, такой же, как у нее перед поиском Морхольда. Того человека, что хотел узнать про нее все. И узнал бы, наверное, если бы не «но».