— Да что ты, прямо таки голос моей нечистой совести, ну-ну. — Дармов достал «ногтегрызку», отщелкнув пилку. Взялся за левую руку, еле слышно вжикая металлом. Эту привычку Пуля заприметил еще во время службы. Постоянно, чуть выпадала минутка-другая, Дармов брался на собственные ногти. — Сколько вас от пуль полегло, сколько легкие выблевали из-за кислоты, сколько сдохло от гангрены, лучевой или поноса… Ты мне тут правду матку не режь, боец. Тебя комиссовали только для того, чтобы не убивать героического защитника границы. Тебя и твоих упырей дружков, выживших три года назад. Хотя, как по мне, стоило бы не отпускать так просто.

— Это верно. Один вред от нас.

— А нет? — Дармов протянул руку, дождавшись папки от Уколовой. — Не вред, что ли? Контрабандист несчастный.

Пуля напрягся. Азамат Абдульманов, хороший и надежный товарищ, отличный боец, комиссованный по совокупности контузии, ранения и отравления ядовитыми испарениями, никак не мог быть контрабандистом. Он, Азамат Абдульманов, оставшись без дела, стал сталкером. И не более.

А вот сталкер Пуля, и на своих двоих, и отбив весь зад на лошадиных спинах, за пять лет исколесивший огромный и доступный кусок Поволжья, контрабандистом являлся. И сюда, в Новую Уфу с окрестностями, порой таскал вещички, за которые Дармов не просто не погладил по головке отеческой ладонью. Не-не, Петр Ильич, если что, с него просто спустил бы шкуру. Что-что, а наркоту партия запрещала.

— А, напрягся, хе-хе. — Дармов хищно улыбнулся. Погрозил пальцем. — И правильно сделал. За доставленную тобой в прошлом году партию дури растительного происхождения, тебе светит каторга. Или медленная и мучительная смерть через повешение за шею. Сам понимаешь, что оба варианта плохи, да? На работах сдохнешь тоже не особо быстро, но все же поживешь. А когда тебя подвесят, так и того хуже… душа к гуриям не попадет, ибо выйдет на свет божий через задний проход. Вся такая заляпанная нечистотами. Ты ж у нас муслим?

— Я верю в Аллаха единого. — Азамат не поддался на провокацию. Дармов откровенно наслаждался возможностью поиграть в кошки-мышки. — Так что, да, мусульманин.

— Не обижайся, Абдульманов, я пошутил. Ну, понятно, что мне многое известно? Вот, и молодец. Но ничего, мы твой позорный опыт обратим на благо и процветание нашей с тобой коммунистической родины. Или как тебе больше нравится, просто родине? А пусть так и будет, уговорил, чертяка языкастый.

Пуля напрягся. Перестав просто трепать языком, Дармов явно подошел к самому делу.

— Ты единственный из всех твоих дружков и товарищей, кто не просто жив. — Дармов перестал улыбаться. — Ты не спился, не переболел всеми возможными болезнями, превратившись в дряхлое убожище. Не отрастил, непонятно на чём, пуза до колен. А еще ты знаешь те места, куда отправишься в ближайшее время. Потому что откуда-то оттуда ты и тащишь к нам всю эту дрянь. «Пятерка» и «маслята» не пахнут ничем, кроме смазки, Абдульманов?

Азамат промолчал.

— Тебе дорога та маленькая лохматая замарашка, оно понятно. Жаль, вовремя не узнал про беду Сосновцева. — Дармов отхлебнул, поморщившись. — Ну, и что это такое? Эй, дневальный! Принеси горячего чаю, давай, иди, выполняй.

— Петр Ильич… — Уколова, молчавшая долго и незаметно, кашлянула. — Разрешите?

— Конечно, Женечка, говори.

— Я не совсем уверена в Абдульманове, как кандидате.

— Хм… — Дармов потер переносицу. — Я тоже… но выхода-то у нас, Евгения, нет. Время поджимает, наш друг Пуля знает дорогу и места, что остается? Совершенно верно, Уколова. Остается отправить именно его.

— Куда? — Азамат снова уставился на выщербленного Ахмет-Заки.

— Далеко. — Дармов, наконец-то, положил «ногтегрызку» на стол. — В бывшую Самарскую область. А именно в городок с красивым названием Отрадный. Знаешь такой?

— Знаю. — Пуля поежился. — Далеко и опасно. И если все выгорит, то отпустишь меня с Мишиной дочкой?

— Именно. И даже доплачу, так и быть.

— Не надо. Когда выезжать?

— Ишь, какой, выезжать ему… Капитан Глухарев, блядь, доморощенный. Утром, до Белебея. Ветку дотянули именно туда. Там вас встретит наш человек, работающий с торговцами так называемого Золотого, то бишь Шамиля Абдулмазитовича Алтунбаева. Доставит в Абдулино, и дальше вы пойдете с ними.

— Мы, это кто?

— Ты и вот эта милая девушка. Лейтенант Уколова!

— Я!

— Умница. У тебя все готово?

— Так точно.

Дармов кивнул.

— Вот так-то, Абдульманов, ты снова на службе. Только служба твоя с этого момента совершенно секретная. Понимаешь? А это что за черт?

Где-то в здании кто-то дико заорал. Хлопнул один выстрел, второй. Дармов даже не успел подняться, как в дверь влетел дневальный.

— Товарищ майор, там зверюга какая-то… мутант, что ли.

— Что за ерунду ты несешь?

— Да зверь внутрь проник. Кот, только огромный.

Дармов покосился на Азамата, плотно сжавшего губы и уставившегося на самого Петра Ильича.

— Не стрелять в животное! — кулак майора грохнул по столу. — Загнать его куда-то и не соваться! Кто пальнет еще в кота — сгною! Исполнять!

За дверью грохнуло из чего-то серьезного. Азамат вскочил со стула, двинувшись к двери. Евгения, шагнув в сторону, целилась в него матово бликующим ТТ.

— Повторюсь, Василий… ты — дурак. — Майор присела, взяв инженера за волосы. ОЗК и противогазы им не пригодились. Экспресс анализ воздуха и почвы говорили об отсутствии смертоносных химических или радиационных соединений, элементов и включений. Хотя Инга знала это и так, лишь увидев развешенное на веревках белье и колодцы в каждом дворе. Но без порядка есть лишь хаос. А Орден придерживался не его.

Перчатки Инге делали под заказ. Кожа, гладкая и матово черная, мягко облегала сильную кисть, сейчас спокойно задиравшую голову инженера все выше. Тому явно было больно, к бурым подсохшим потекам на подбородке добавился свежий кармин. Инженер молчал, прикусив разбитые губы изнутри.

— Смотри, бестолочь — Инга рывком развернула того лицом к дергающемуся в петле неудачнику. — Смотри и понимай, что это значит.

Она говорила тихо, так, чтобы слышал ее только усатый. Жители поселка столпились поодаль, согнанные в кучу ее людьми, одинаково безликими под вязаными черными масками «омоновками». Войновская не любила причинять боль, но знала, когда без нее не обойтись.

— Сейчас у тебя все два варианта дальнейшего развития событий. И мне очень хотелось бы услышать от тебя верный. Для нас обоих. Хочешь что-то сказать?

Инженер Василий, по возрасту годящийся майору Войновской в отцы с дядьями, или, как минимум, в совсем уж старшие братья, покосился на нее дикими от ярости глазами. И это было хорошо. Инга порадовалась именно такой реакции этого, наверняка сильного, человека.

— Распусти людей по домам, — просипел инженер, — Или хотя бы загони в хлев для скотины. Скоро пойдет дождь.

Инга довольно кивнула:

— И?

— И мы поговорим. Своих людей ты бы тоже спрятала, или хотя бы прикажи не снимать химзащиту. Дождь придет с Тоцкого.

Майор довольно улыбнулась. Василий Анатольевич, как называли его местные, не обманул ожиданий. Даже глядя на вытянувшегося, с вываленным и сизым языком повешенного, он не трясся, как интендант. Мыслил логично, думая о людях и о дожде с Тоцкого. Ведь оттуда могло принести что угодно, от остатков бактериологических зарядов до содержимого могильников ядерных отходов, вывернутых наизнанку во время Войны.

— Поговорим у тебя?

Инженер не стал снова молчать. Согласился. И это полностью устраивало майора Войновскую.

Домик у него оказался небольшим. Две кровати, солдатские, недавно выкрашенные серой краской. Печка в углу, уже разогревшаяся и начавшая петь песни в колена трубы. Умывальник, подвесной, с побелевшим цинковым покрытием, стол, три разнокалиберных стула. Фотография в рамке: сам инженер, очень молодой, красивая девушка в платье с красными цветами и запеленатый сверток, мирно спящий у нее на руках.