— О, с добрым утром, браток… — Костыль устало потер лицо. Машина стояла.

Азамат оглянулся. Ну да, так и есть.

В салоне имелись светильники. Работали от, надо же, аккумуляторов. И что делала Даша? Верно, читала.

— Даша?

Темные глазища уставились на него. С вопросом.

— Кто такой Дилон?

Она пожала плечами. И робко улыбнулась. Но не виновато, просто робко.

— Постарайся в следующий раз читать у себя в голове не так громко, пожалуйста.

— Хорошо.

Костыль хмыкнул, покосился на них обоих. По очереди, само собой. А Азамат разозлился. Прокол, дружок, еще какой.

— Знаешь, просто Дарья…

— Что?

— Ничего, — Костыль откуда-то, не иначе как из воздуха, достал еще самокрутку. — Дела-а-а…

— Что стоим?

Костыль сплюнул.

— А это, мой друг башкир, ты в следующий раз не так громко думай. Про погоду, мать ее.

Азамат, наконец-то проснувшись окончательно, понял две вещи.

Спал он несколько часов, забывшись полностью. И сейчас утро.

А то, что принял за темноту, объяснялось просто.

Лило. Как из ведра, больше никак и не скажешь. Или как из водонапорки, пробитой очередью крупнокалиберного.

— Думаю, что хорошего в этом мало, — поделился Костыль, — но таки есть.

— Интересно, что? — Уколова, сонно зевая, посмотрела на живое-мокрое стекло и покачала головой.

— В такой ливень следы наши смылись полностью. И никого за нами пока нет.

— Ключевое слово «пока», — старлей поежилась, покосившись на дверку. — Там совсем же сыро…

— Потерпите, моя королева, — Костыль к чему-то пригляделся. — Ехать придется долго из-за неудобной подвески и несоответствия лыж грязи. Но часа за три должны успеть. И там нам придется встать.

— Там? — Азамат непонимающе посмотрел на него.

— Там поселок или деревушка была. Нас вело, как корову на льду, не успел. Километров пять-семь по прямой. По буеракам — все десять. Долго ехать. Можно дойти.

— Ну, в баню! — Если б Саблезуб умел говорить, то точно присоединился бы к троице, пославшей предложение в указанный адрес.

— Тогда тупо ждем, — Костыль зябко поежился. Печку пришлось отключить. — А нам, друг Азамат, придется выползать, как подстихнет. Горючку залить. Все почти сожрал, обжора ненасытный.

В жизни после свадьбы случалось несколько интересных отношений с женщинами. И любви в них, с обеих сторон, хватало. Они, женщины, были разными. Стройными и крепкими, высокими и не особо. Мелированными, шатенками… Брюнеток не оказалось. И все они были несвободными, да-да.

В этой галерее почетное место занимает медно-рыжая молоденькая дама с мускулами. Сила ее мышц была сравнима лишь с ее любовью. Мы столкнулись лоб в лоб, нос к носу. Вышел подымить у подъезда и решил зайти за дом.

И уткнулся в нее, едва не наступив на ногу. Она покрыла меня матом и всеми способами донесла мысли по поводу такого подонка, как любитель покурить поутру. Хорошо, не применила свои главные аргументы, явно чуть испугавшись скорости моего напора, едва не приведшей к печальным последствиям. Для меня, само собой.

Потом… потом было сказано много, и все слова попали в точку, нашли цель, обворожили и отдали ее в мои руки. В прямом смысле, именно так. Какая дама устоит перед правдой о своей красоте, сказанной мужчиной глядя в ее глаза и от всего сердца? Никакая, ведь женщины любят вранье, лишь когда хотят его сами. Женщинам врать нельзя. А я считал ее красавицей, хотя таких красоток на моей жизни не было никогда.

Мало что так нравилось, как гладить ее. Скользить пальцами по гладким мускулам, спрятанным в настоящий бархат. Наслаждаться рыжим огнем, вспыхивающим между ними. И стараться не дать ей совсем уж сильно показать свою ответную любовь. Быть вылизанным от и до… это серьезно.

Надя смеялась и поражалась творившемуся. Потому как ее Лора, мальтийский дог, относилась ко мне так, как должна была относиться вовсе даже к Саше. А еще моя рыжая любовь не любила Катерину Сергевну, причем, как и должно быть между женщинами, нелюбовь была взаимной. Порой даже чересчур.

Теперь даже думаю — какая же любовь к ним станет следующей и найдется ли наконец та, что покорит меня полностью и заставит забрать ее к себе?

Провозиться пришлось куда дольше. Дождь начал уставать только через четыре часа. Азамат даже успел начать переживать за корпус машины. Вдруг протечет? Пока сухо, так не думаешь о таком, а потом поздно станет.

Выбираться наружу пришлось всем. Растягивать найденные плащи от ОЗК, поддерживать друг друга на склизкой и почти живой жиже… Беда вокруг, не до сантиментов и скромности.

Овраг вспоминался как благословение Всевышнего. Катиться на одних гусеницах, перекатываясь с холма в ложбинку, оказалось самоубийством. Съехав боком на второй, Костыль заматерился и категорически заявил, что, мол, никаких движений с поползновениями, пока дождь не кончится. Или хотя бы не поутихнет.

Им повезло даже больше.

Гладко блестящие холмы закрывали от ветра, но они видели все сами. Почти родной черно-седой цвет неба, резко перекидывающегося из серо-дымного. Ворочаясь как живая жирная смола — в середине и серебрясь — по дальним краям. Тьма пока лишь готовилась снова насиловать землю под собой, белизна уже начала.

Сухое острое крошево неслось косо. Разбивалось о колючий горб, закрывающий машину, разлеталось стекленевшими на лету осколками. Ломавшиеся льдинки звенели, долетая до машины. Металл гудел, обстреливаемый аномальной природной шрапнелью.

Спирали и ломаные кривые морозных цветов побежали-понеслись, поползли на холм и под него, сковывая землю стеклом зимнего панциря, забелели пушистыми перьями, повалившими, как из распоротой пуховой подушки.

— Ну, вот вам и дорога… — Костыль, зевающий аж почти до вывиха, кивнул, — предлагаю напрямки. Никто не против?

Никто и не был против. Машина задрожала, пройдя первые метры, еще не покрытые снегом, выровнялась, добравшись до наста, прирастающего ежесекундно. Пошла, пошла…

Они вылетели на верхушку холма, на миг не видя ничего, кроме неба, сеявшего холодное зерно. Ухнули вниз, до почти неуловимого хруста-стона ходовой. «Буханка» выдержала, лишь чуть прижавшись вниз, рыкнула и побежала дальше.

Костыль гнал по каким-то непонятным ориентирам, уверенно, наплевав на почти настоящую мглу вокруг. И гнал верно, это поняли все, когда сбоку вдруг показался сарайчик, разваленный на запчасти.

— Ага! — Костыль азартно хакнул. — Дорогие пассажиры, рейсовый балабололет Очумелово — Непонятновка практически прибыл в пункт назначения. Глушим маршевые двигатели и идем на оставшейся тяге. Просим вас пристегнуться, по дороге нам попадутся развалинотеориты, стратосферный мусор и прочее говно.

«Буханка» кралась, насколько позволяли гусеницы. Твердый наст скрипел даже через металл. Скр… скр…

— Кажись, коллеги, мы чего-то сломали… — авторитетно заявил Костыль. — Хм… поезд дальше не идет, уголь кончился, маховик сломался.

— …, ну, ты понял… — Уколова вздохнула. — На выход?

Даша хмыкнула. Смерила сивого уничтожающе-испепеляющим взглядом и взялась за рюкзак. Что еще оставалось?

Азамат затянулся, завязался, поежился, взвел курки. Тащить на себе ПК не хотелось. И Костыля — тоже. Хотя тот хромал куда увереннее, да…

Ветер, жадно ворвавшись внутрь такой уютной «буханки», взвыл, шарахнул колкими снежинками-льдинками. Азамат выглянул наружу.

Белая холодная муть кружилась дьявольски завораживающим танцем. Почти непроглядная, густая и кажущаяся опасной. Из нее, прерываясь резкими порывами, пел налетевший вихрь.

Азамат захлопнул дверь, шмыгнув носом. Просто так сидеть лучше, чего уж… Но стоило двигаться. Понять, что хрустело внизу. Залить остатки из бочки, надеясь, что сидеть придется недолго и печка выдержит.