Толпа вокруг переливалась сотней голосов, качалась, плевалась кожурками семечек, радовалась и смеялась. Людей спалят, как свинок? Так для дела же, все хорошо, так и надо.

Напротив столбов, на помосте, стояли три резных кресла-стольца. Само собой, занятые. Князем, княгиней и бело-желтым длиннобородым мужиком под пятьдесят. Перед ними, спеленатые, торчали двое. Даша со своей повязкой на глазах. И бледный урод в черном, скалящий острые зубы. Он щурил покрасневшие глаза, мотал башкой и черной гривой. И смотрел на Дашу, как кот на мышь.

— Тихо! — рокотнул князь, поднявшись и став даже больше Малюты. — Тиха-а-а!

Ропот пропал.

— Жертвы Всеотцу Триглаву приносим мы в честь сестры его, Мораны, хозяйки зимы и ветров! Триединую жертву дымом и горящей плотью в насыщение ее волкам и детям, прячущимся в белых одеждах матери своей! И бой двух извергов человеческого рода — на потеху самой госпоже и брату ее, ведущему нас истинной веры тропой, Одину, отцу воинов!

Рокот накатил со всех сторон. Черное и белое, живое, дышащее, жадно ждущее смерти незнакомой троицы, навалилось, накатилось, став вдруг разом ближе. Обычные лица обычных людей. Радостные и улыбающиеся, радостные и улыбающиеся… Мужчины, женщины, дети. Просто люди. Просто настоящие изверги. И все.

— Истинные боги дождались! — голос у бело-желтого оказался странно сильным, усмирившим галдящих. — Через тысячи лет восстали из небытия, подарив нам благо и любовь! Одарим их в ответ этим мясом и душами, что уплывут вниз, к Всеотцу, с дымом и пеплом!

— Вот это пурга-а-а… — восхитился Костыль через сжатые и стучащие зубы. — Как дым вниз-то пойдет, дядя?

Толпа качнулась к нему, но замерла, следуя за бело-желтым рукавом.

— Сейчас попробуешь. Но подождешь, пока эти двое чудовищ не убьют друг друга.

— Эй, ваше преподобие, дозволь слово молвить? — Костыль осклабился. Вместе с красной и подсохшей тряпкой на глазу смотрелось ужасно. — А?

— Что ты хочешь, нечестивец?

— Спорный вопрос, кстати. Почему сразу нечестивец?

— Отвечай.

— Мои друзья — очень скромные люди, а от вашего гостеприимства им точно не по себе. Позвольте нам с девочкой проститься. Один черт, руки связаны, а ваши обломы мне точно и вторую буркалу выбьют, если чего.

Азамат согласно кивнул. Лишнее время всегда хорошо. А три или две петли из пяти-семи уже немного подались. Что там думала Женя, так и осталось тайной. Внешне старлей осталось такой же. Разве что успокоилась.

— Следите за ней.

— И повязку-то снимите, вы чего?

Бело-желтый начал недовольно кривить и, все же, открывать рот.

— Снять повязку! — громыхнул князь. — Девки бояться?!

Толпа согласно захохотала, забухала, заржала и загоготала. Бело-желтый, скривясь, как от оскомины, согласно кивнул. Бледная тварь из прошлой ночи довольно оскалилась. Даша заморгала, привыкая к свету, оглянулась, застыла взглядом на них, троих.

— Правильно, — согласился Костыль, — если уж вам не нужна свобода, а души алчут деспотии, тоталитаризма и мракобесия, то надо хотя бы немного пользоваться главенствованием исполнительной власти над духовной. Верно?

И подмигнул князю. Жутковато так подмигнул.

Даша шагнула вперед, сопровождаемая двумя черно-белыми и их стволами.

Азамат покачал головой, глазами стрельнув на дульники стареньких АКМов, уткнувшихся в голову девочки. Не надо, не надо…

Беда и война быстро превращают детей во взрослых. Даша молчала. Обняла каждого по очереди, прижалась на чуть-чуть. Уколова прижалась щекой к ее грязным, спутанным волосам. Вздохнула, втянула запах, ставший даже близким.

Азамат сопел, хватал остатки тепла человечности, пусть и стоившей ему друга.

Костыль подмигнул, скривившись больно дернувшимся лицом. Наклонился к уху, расплылся в улыбке и что-то зашептал, зыркая по сторонам. А Даша вдруг засмеялась.

— В сторону ее! — рявкнул бело-желтый.

— Начинайте развязывать бледного беса! — князь, ревниво наблюдая за толпой и соседом по помосту, встал. — Бой, бой в честь Триглава.

— А-ха-ха-ха-ха!!!

Князь замер. Толпа умолкла. Бело-желтый так и остался с красиво вытянутой рукой, указующей на мутанта в черной коже. А Костыль хохотал…

— Господи, ну, уморил… ахах… А… ха-ха-ха! — Костыль всхлипнул, шмыгнул носом. — Триглав, блин… ой, не могу… ой, простите… Не трехчлен, точно?

Замерло. Накатила тишина. А Костыля стало не удержать.

— А как он, если всего по три, в сортир ходит?… А-ха-ха… Ох, простите, люди добрые, не удержался… А-ха-ха…

Толпа калилась ощутимой злобой. Сивый ржал конем и не собирался затихать.

Костыль, перестав хохотать, оглянулся. Уставился в злые глаза вокруг, шмыгнул. И…

— Братцы… Так если он Трехчлен, то у него… получается… шесть… яиц?! Фига се ему семейники нужны, чтоб таскать целое лукошко!

Покалеченное лицо застыло в изумлении. И, снова подмигнув, Костыль свистнул. И потом еще раз. И еще…

Охнула княгиня, схватившись за уши. Толпа, вдруг загудев, чуть шарахнула назад.

Свист резал воздух работающей циркуляркой. Бил по ушам визгом лесопилки. Рвал воздух аварийным ревуном.

Приклад ударил ему в затылок. Не сильно, чтобы не вырубить — сбить с тона, прекратить издевательство.

Костыль брякнулся на колени, чавкнув лицом по подтаивавшему снегу. Выплюнул снег и оскалился.

— Ну, уроды, повеселил я вас? Не нравится, когда про вашу трехголовую мразь некрасиво говорят?!

В этот раз рявкнули одновременно оба. Князь и бело-желтый.

— На костер! Первым! Пусть други его смотрят!

Старлей рванулась, разрывая веревки, дернулась вперед, упала, сбитая подножкой.

Азамат, тихо и неспешно, пытался освободить левую руку.

Даша прикусила губу, наклонила голову, прижимаемую стволом.

Костыль улыбнулся, разом стал серьезным. Его потащили, предварительно наподдав под дых кулаками. Притянули к столбу, спешно подкидывая дров. Малюта, довольно осклабившись, кивнул Налиму, так и вертевшемуся рядом с канистрой.

Резко запахло бензином. Из жаровни, скрученной из стальных прутьев, Налим выхватил факел. Опасливо держа на вытянутой руке, посеменил назад, подрагивая губами и втягивая носом собственный запах, густо смешавшийся с пролитым горючим.

Азамат тащил левую руку, внешне почти не шевелясь.

Напряги мышцы, когда тебя вяжут. Напряги изо всех сил, чтобы потом, расслабившись, получить небольшой зазор между веревками и твоим телом.

Пламя вспыхнуло в трех местах. Налим, бабски ойкнув, отскочил под дружный хохот. Князь, маслянисто блестя облизанными губами, наклонился вперед, втягивая ноздрями запах пали.

Получив зазор, чуть раздербань его. Незаметно и спокойно, прикидываясь ветошью. Враг не должен ничего заподозрить.

Огонь, лизнув политые стволы и поленышки, треснул, раз, второй, загудел под ветром, превращаясь из скромного рыжего цветка в целую клумбу. Костыль, кривя лицо, хватал воздух, уже начавший плотнеть сизым дымом.

Когда все перестанут следить за тобой, отвлекшись на страшную и такую им нужную казнь, заканчивай начатое. Аккуратно, не торопясь, освобождай руки.

Костер занимался все серьезнее. Завыл, пожирая дерево и кислород, суша все вокруг. Костыль, кашляя, выпрямился, набирая воздуха в грудь. Свист стеганул ударом хлыста, снова заставив многих вздрогнуть, резанул ржавой ножовкой, рванулся вверх.

Вот так, вот так, братишка, потерпи. Вырваться не получится. Умереть достойно и убить тебя — да. Всевышний не указывал жечь людей просто так. Жечь можно лишь чудовищ.

Толпа, ошалев от первого удара по ушам, оправилась, привыкла, скучивалась, наваливаясь кольцом вокруг. Жертве полагалось орать, но она свистит? Какая разница… дерево под его ногами уже занялось, уже пошло, уже начало лизать сапоги.

Азамат тихо, стараясь не щелкнуть суставами, сжал-разжал пальцы. Руки не разводил, хотя так хотелось… Ну, кто первый? У кого прямо рядом есть что-то опасное? Порыскал глазами вокруг и замер. Замер…