Гальдеровский дневник:
«Русские части захвачены в их собственных бараках, самолеты стояли нетронутыми на взлетных полосах, а атакованные нашими войсками части запрашивали свое руководство, что делать»{18}.
Причины трагедии первого военного утра кроются в следующем. Катастрофически не хватало летчиков. Поэтому средний налет выпускника летного училища снизился до 18–35 часов. Естественно, что новички становились легкой добычей даже для рядовых истребителей люфтваффе, которые по окончании летных школ имели налет не менее 400 часов. Но это далеко не все. В ближайшие часы ВВС Советского Союза потеряли 1818 самолетов. Еще более 3 тысяч будет уничтожено в последующие восемь дней. Павлов лишится 1200 боевых машин: 800 в местах базирования и около 400 в боях{19}.
Небо на долгие месяцы (а потом и годы) стало немецким, что позволило танковым колоннам, не боясь воздушных ударов, сосредоточиться на земных целях. Да и иначе быть не могло. 21 июня 1941 г. из округа поступил приказ: «Сдать боевые припасы, слить бензин, проветрить баки»{20}. Будут и другие потери, но не в бою. Командующий ВВС фронта генерал И. И. Копец, растерявшись, застрелится. Во временное исполнение должности командующего авиацией вступит генерал А. И. Таюрский.
Однако попытка полностью уничтожить авиацию провалилась. Летчики продолжали сражаться. В отличие от Героя Советского Союза генерала И. Копца, в течение 3,5 лет прошедшего шесть воинских ступеней от командира звена — старшего лейтенанта до генерала — командующего авиационным объединением, его подчиненные 22 июня совершат 1900 самолетовылетов и собьют в воздушных боях более 143 немецких машин. Старший лейтенант И. И. Дроздов, к примеру, совершит в этот день 5 боевых вылетов и собьет 2 фашистских самолета, старший политрук А. А. Артемьев — 3 самолета, лейтенанты С. М. Гудимов, П. С. Рябцев, младший лейтенант Д. В. Кокарев и старший политрук А. С. Данилов, применив воздушный таран, увеличат счет потерь люфтваффе{21}.
Но что-либо изменить было уже невозможно. И это несмотря на массовый героизм личного состава. К исходу первого дня вторжения немцы, прорвав оборону РККА и овладев стратегической инициативой, навязали Западному фронту свои методы ведения боевых действий. Командование фронта, в свою очередь, потеряло управление войсками: связь с армиями, корпусами и дивизиями отсутствовала. Иначе и быть не могло. Генерал армии Д. Павлов в должность командующего вступил в июне 1940 г., не имея опыта управления оперативно-стратегическими объединениями войск в сложных условиях боевой обстановки. Он командовал танковой бригадой. Затем был начальником автобронетанкового управления РККА. Да и готовили Павлова, как известно, не к обороне, а к наступлению. Да что говорить о генерале армии, если генерал К. Д. Голубев возглавил 10-ю армию за три месяца до 22 июня 1941 г., прибыв с должности старшего преподавателя Военной академии имени Фрунзе! Генерал-майор А. А. Коробков после войны с Финляндией, где он командовал стрелковой дивизией, получил назначение командиром стрелкового корпуса, а в январе 1941 г. вступил в командование 4-й армией. Летом 1941 г. он с горечью признается своему начальнику штаба полковнику Л. М. Сандалову:
«В эти дни меня не раз охватывало сожаление, что на мои плечи взвалили непосильный груз командарма. Думается, я куда уверенней командовал бы своим корпусом»{22}.
А что мог сказать командир 17-го механизированного корпуса М. П. Петров, сразу назначенный на эту должность с должности командира учебного батальона, или большинство командиров батальонов, полков, дивизий и корпусов, которые в занимаемых должностях находились от 2 до 5 месяцев? Многие из них, как известно, были призваны из запаса. Чистых кадровиков, закончивших военные академии, насчитывалось только 7,1 % офицеров и генералов. Подготовка кадров не могла не сказаться на действиях войск.
Почему же так произошло? Причин тому много. Но мы, опираясь на архивные данные, будем вести речь о главной — о Сталине, который, как утверждает историк Ю. Веселковский, в 1937–1938 гг. уничтожил 90 % способных генералов, 80 % полковников и 20–35 тыс. активных офицеров{23}. В цифрах это выглядело так. Только высших и старших чинов офицеров было уничтожено около 35 тысяч. Безвинно погибли и тысячи младших командиров. Из маршалов уцелели только С. Буденный и К. Ворошилов. Из членов Военного совета, созданного в 1934 г., выжили лишь пятеро. Из 11 военных комиссаров 1-го ранга не уцелел никто, были уничтожены командующие всех военных округов. Из 85 командующих корпусами были расстреляны 57, из 195 командиров дивизий — 110. Убиты 220 из 406 командиров бригад{24}.
Ударные группировки вермахта, как следует из документов, развернули наступление на флангах Белостокского выступа из района западнее Гродно и Бреста. На правом крыле, на стыке Северо-Западного и Западного фронтов, против 4 советских стрелковых дивизий обрушили удар 3 танковых, 2 моторизованных и 10 пехотных немецких дивизий, которые, прорвав оборону 11-й армии Северо-Западного фронта, устремились на Каунас и Вильнюс. В результате правый фланг 3-й армии оказался открытым. В полосе шириной до 40 километров 3 пехотным дивизиям 8-го армейского германского корпуса противостояла 56-я стрелковая дивизия генерала С. П. Сахнова. Вечером 22 июня, когда нависла угроза окружения и прорыва немцев к переправам Неман, Лунно и Мосты, командарм Кузнецов, не дождавшись боеприпасов, обещанных еще утром, отвел войска на рубеж рек Комра и Свислочь, предполагая создать сплошной фронт обороны и стабилизировать положение. Но замысел осуществить не удалось. Тяжелое положение сложилось и на левом крыле Западного фронта. На Брестско-Барановичском направлении на 100-километровом участке наступали 16 немецких дивизий. В том числе 5 танковых.
Опять, как и 39-м, местом ожесточенных боев стала Брестская крепость. В первые военные часы немецкие отряды без больших препятствий прошли через крепость. Отойдя от первого шока, находившиеся в цитадели подразделения организовали пассивную оборону, прежде всего из многочисленных погребов, казематов и подземных складов. Почти половине из 8 тысяч бойцов и командиров, а также около 300 семьям военнослужащих, находящихся на территории крепости, удалось утром 22 июня ее покинуть. Осталось не более 3,5 тысячи человек из состава частей 6-й Орловской и 42-й стрелковых дивизий 28-го стрелкового корпуса 4-й армии, подразделения 17-го Брестского погранотряда, 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД{25}.
Оборону крепости западные историки, как известно, признают пассивной, так как
«по железной дороге со стороны Варшавы с первого дня курсировали поезда до Бреста с воинским снаряжением, а колея на большом протяжении проходила вдоль укреплений крепости, однако сообщение осуществлялось без помех со стороны защитников. Немцы не вводили значительные силы, ограничиваясь лишь блокированием окруженных и многочисленными бомбардировками. В начале боевых действий, с согласия немецкой стороны, крепость покинуло гражданское население — семьи военсостава, а затем сдались отдельные очаги сопротивления»{26}.
Белорусская историография, отрицая факты и не вступая в научную полемику со своими оппонентами, убеждает, следуя старым идеологическим штампам советских времен, что все обстояло иначе. Речь идет о «решительном и самоотверженном сопротивлении»{27} и «огромном численном превосходстве немецко-фашистских войск»{28}. В нашу задачу не входит опровергать устоявшиеся догмы — это сделает время. Заострим лишь внимание на трех моментах, которые, мы уверены, снимут многие вопросы. Первый. Кого и, что важнее, от кого охранял в Брестской крепости 132-й отдельный батальон конвойных войск НКВД? Достоверно ответить на этот вопрос сегодня довольно сложно, поскольку доступ в архивы соответствующих спецслужб предельно ограничен. Второй момент. Сколько защитников получили правительственные награды? Российский историк И. В. Тимохович указывает на 150 награжденных{29}. Но в то же время существует еще одна цифра — 68 кавалеров советских орденов и медалей{30}. И последний момент — третий: сколько времени продолжалась оборона цитадели? Жива версия, что последний защитник крепости оказался в немецком плену весной-летом 42-го{31}. Однако есть ряд свидетельств, опровергающих данное утверждение, так же как и то, что бои в крепости шли «до конца июля 1941 года»{32}.
