Ответ на вопрос, почему так произошло, мы нашли у писателя И. Стаднюка. В его книге «Война», претендующей на документальность, Павлов
«позволил себе вместе с корпусным комиссаром Фоминых отправиться в Дом офицеров на «Анну Каренину» в представлении гастролировавшего тогда в Минске МХАТа. Павлов установил в театральном коридоре телефон ВЧ и дважды в ходе спектакля отвечал на звонки из Москвы, причем так, словно отвечает не из театра, а из штаба Военного округа, где ему в тот момент полагалось находиться для координации предвоенных действий командующих армиями…»{13}.
А в это время начальник штаба ЗОВО генерал В. Е. Климовских дважды — в 3.30 и 4.10 утра — пробивался с докладами в Москву, в Генеральный штаб, о переходе немецких войск в наступление.
О трагедии утра 22 июня 1941 г. генерал-лейтенант И. В. Болдин, заместитель командующего ЗОВО, расскажет следующее:
«По многочисленным каналам в кабинет командующего стекаются все новые и новые сведения, одно хуже другого. Наша разведка сообщила, что с рассветом 22 июня против Западного фронта перешли в наступление более 30 пехотных, 5 танковых и 2 моторизованные немецкие дивизии. Немецкие самолеты продолжают бомбить наши аэродромы, города Белосток и Гродно, Лиду и Цехоновец, Волковыск и Брест, Слоним и другие… Через некоторое время звонит маршал С. К. Тимошенко. Так как командующий округом генерал армии Д. Г. Павлов в это время вышел из кабинета, докладывать обстановку пришлось мне. Я сообщил, что немецкие самолеты продолжают с бреющего полета расстреливать советские войска, мирное население. На многих участках противник перешел границу и продвигается вперед.
Внимательно выслушав меня, маршал Тимошенко говорит:
— Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не начинать.
— Как же так, — кричу в трубку, — наши войска вынуждены отступать, горят города, гибнут люди…
— Иосиф Виссарионович считает, что это, возможно, провокационные действия некоторых германских генералов. Приказываю самолетами вести разведку не далее 60 километров, — говорит нарком.
— Товарищ маршал, надо действовать. Каждая минута дорога. Это не провокация. Немцы начали войну.
Но нарком, выслушав меня, повторил прежний приказ»{14}.
Вот еще одно свидетельство — опять-таки советского генерала — бывшего члена Военного совета Западного особого военного округа А. Ф. Фоминых, чудом оставшегося в живых после расстрела командования округа:
«…сегодня (21.06.1941 г. — А. Т.) в Минском окружном Доме офицеров премьера МХАТа. Впервые в Минск прибыл Художественный театр. Гастроли открывались «Анной Карениной». На премьеру собралось городское, республиканское и военное руководство. Начальника штаба округа нет, не видно начальника разведуправления, командующего ВВС и начальника артиллерии. После первого действия я решил поехать в штаб, узнать новости. На втором этаже встретил начальника штаба Климовских.
— Владимир Ефимович, почему не на «Анне?»
— Тревожно на душе. Звонил в 3-ю и 10-ю армии. Докладывают, что пограничники и некоторые части слышат в разных местах шум на западных берегах Буга и Нарева…
Дал указания продолжать наблюдения и быть наготове. Звонил в Генеральный штаб. Дежурный, переговорив с кем-то, ответил:
— Поднимать войска не разрешается. Не поддавайтесь на провокацию.
Прибыл командующий и спросил у Климовских: какие новости? Звонок по ВЧ прервал доклад. Командующий схватил трубку:
— Павлов. Так точно, товарищ нарком, слушаюсь. С наступлением темноты по всей границе начался непонятный шум.
Потом стал говорить нарком (Тимошенко). Командующий произносит:
— Считаю необходимым поднять войска.
Павлов кладет трубку и, глядя на Климовских, говорит:
— Втолкуйте всем начальникам штабов, разведчикам, операторам, чтобы все доклады перепроверяли, а то еще спровоцируем их. Огонь, чтобы не открывали… Так началась война». (Мельцер Д., Левин В. Черная книга с красными страницами: трагедия и героизм евреев в Белоруссии. Балтимор, 2005. С. 85).
А теперь дадим слово не генералам РККА, чья «искренность», поверьте, не вызывает у нас сомнения, а простому белорусскому обывателю — одному из 1184,4 тыс. жителей Барановичской области — на плечи которого в ближайшие три года обрушится весь ужас последствий «дружбы» Сталина и Гитлера — Николаю Дикевичу, рассказ которого о первых военных часах заслуживает пристального внимания.
«Весною 1941 г. многих крестьян взяли на месячные военные сборы. Из нашей деревни в начале мая попали на сборы брат Тихон и Буйницкий Якуб Иванович. Из писем узнали, что Тихон служит около деревни Гожа под Гродно. В начале июня получили письмо, в котором брат сообщил об отсрочке их сборов. Всем стало понятно: будет война. Мама договорилась с женщинами Кумпяк и Дикевич из деревни Дроздово (мужья их проходили сборы с братом) поехать в Гожу. Поездом Москва — Гродно добрались до конечной станции. Пешком до захода солнца были около летнего лагеря. Неприятный осадок остался после встречи с мужьями. Гимнастерки, галифе, обмотки и ботинки имели грязный и заношенный вид, сами похудевшие — настоящие «партизаны». В лагерь подошли перед восходом солнца. Там — о, чудеса — тишина, солдаты спят, часовой окрикнул нас, не подпуская в лагерь. Около речушки Гожанка под дубом мы простояли до подъема. Где-то в полшестого показались и направились в нашу сторону два командира с полотенцами в руках. Женщины подбежали к ним. Произошел такой разговор между женщинами и, как выяснилось потом, командиром части и комиссаром.
— Товарищ командир, это началась война?
— Нет.
— А что?
— Идут большие тактические учения.
— Так на границе полно дыма.
— Вы видите дымовую завесу.
— Там горит Гродно.
Ответа мы не дождались.
— Разрешите встретиться с мужьями?
— Только после подъема.
Вот так жили годами под «дымовой завесой»!
Следующие действия защитников Родины нас окончательно удивили. В шесть часов раздались звуки трубы: играли подъем. Началась физическая зарядка…»{15}.
Есть еще одно свидетельство, со ссылкой на документы военного ведомства СССР, говорящее о том, что только в 7 часов утра 22 июня генерал Климовских отдал приказ:
«Привести войска в боевую готовность. Выдать патроны. Артиллерии выдать снаряды»{16}.
Необходимо обратить особое внимание вот еще на что. Немецкая группа армий «Центр» перехватила тревожный запрос советского передатчика:
«Нас обстреливают. Что мы должны делать?» В ответ из штаба последовал ответ: «Вы, должно быть, нездоровы. И почему Ваше сообщение не закодировано?» (Мельцер Д., Левин В. Черная книга… С. 96).
В течение двух часов, когда советские войска ждали команды на открытие огня, германские бомбардировщики нанесли основной удар по шестидесяти шести аэродромам, двадцать шесть из которых располагались в Западном особом военном округе. В нападении были задействованы 2700 самолетов люфтваффе (60 % всей военной мощи Германии). Эффект был страшным. Были разбиты наиболее боеспособные авиационные полки, имевшие на вооружении новые типы самолетов МИГ-3, ЛАГГ-3, ЯК-3, ПЕ-2, ИЛ-2. Германская авиация уничтожила 738 самолетов — 528 на аэродромах и 210 в воздухе. Потери составили 47 % состава авиации округа{17}. Некоторые полки 9-й, 10-й и 11-й смешанных авиадивизий, до мест базирования которых было всего 4–5 минут лета от границы, потеряв 80–90 % машин, оказались небоеспособными. Поэтому неудивительно, что за 4 дня боев под Минском в небе так и не появился ни один советский самолет.
