«…народ потерял к нам доверие. Этот факт мы не можем умолчать. Оружие нами сдано, а оставаться безоружными дальше невозможно. Необходимо добиться, чтобы мы имели свои вооруженные силы, ведь только этим вернем доверие народа»{113}.
Выступление Б. Рагули поддержал председатель БНС Слонимского округа, который, в частности, заявил:
«…призывалось много людей, а потом были распущены по домам, и много из них уже стали жертвами партизанской деятельности»{114}.
На помощь пришел В. Кубе, поддержав стремление лидеров БНС к самостоятельности белорусских частей. Да и высшие немецкие полицейские чины вынуждены, были хотя и с нежеланием, признать в ноябре, во-первых, тот факт,
«что идея Белорусской самообороны нашла довольно широкий отклик у местного населения{115}, а во-вторых, что молодые белорусы открыто сопротивляются их переводу в полицейские батальоны, о чем свидетельствует их массовое дезертирство из этих батальонов»{116}.
Захватчикам пришлось согласиться с тем, что БСА все же имеет право на жизнь. В структуре БНС оставили военный сектор, и во второй половине ноября его возглавил Ф. Кушель, который также руководил работой окружных и поветовых референтов БНС по делам Самообороны{117}. Реально оценивая всю сложность ситуации, и, что особенно важно, понимая, что с партизанами самостоятельно не справятся, оккупационные власти, как и обещали, в конце 1942 г. выдали частям БСА небольшое количество оружия[24]. Это, правда, не решило всех проблем с вооружением, но и не создавало особых препятствий: оружие добывали собственными силами, в том числе скупали у немецких солдат{118}. Сергей Синяк (Хмара), начальник отдела пропаганды Слонимского гебитскомиссариата, писал после 2-й мировой войны:
«Пулемет, который приобретался у немецких или итальянских солдат, которые возвращались с фронта, стоил 9 кг сала и 5 литров самогонки. Обычные автоматы покупали даже у советских партизан — за них платили пару бутылок водки. Таким образом, один из Слонимских батальонов неожиданно заимел 8 пулеметов и даже миномет»{119}.
4-7 марта 1943 г. в Минске состоялся очередной съезд окружных руководителей БНС и военных референтов. Итогом работы съезда стал меморандум, адресованный оккупантам, военный раздел которого требовал:
«…создать Белорусскую Национальную Армию и обеспечить ее оружием и обмундированием. возвратить обратно национальные силы, которые находятся за пределами Беларуси»{120}.
Дальнейший ход событий предугадать не трудно. Столь радикальные требования белорусов переполнили чашу терпения Берлина. Реакция, как и следовало ожидать, последовала незамедлительно. В мае (по другим данным, в марте)[25] 1943 г. командующий полицией порядка, отдав приказ, распускает Самооборону{121}. Ф. Кушель, отстраненный от должности Главного референта БСА, возглавил белорусскую полицию{122}.
События тем временем развивались стремительно. Был задействован сценарий, авторы которого, спецы из Берлина, распускают все военно-учебные заведения и ликвидируют БСА. Как писал Ф. Кушель, «ликвидация происходила очень жестоко»{123}. Офицеры-белорусы, независимо от должностей и званий, направлялись с понижением в различные гарнизоны. Так, например, капитан Я. Сажич, начальник Новогрудской подофицерской школы, передав дела капитану Степуржинскому, получил назначение в Лиду, где его ждала вакансия командира роты, что было на три ступени ниже той, которую он занимал ранее{124}.
Но была и другая реакция на происходившее — протест молодых белорусских офицеров, открыто, рискуя жизнями, выступивших против политики нацистов. Так, лейтенант Слонимский, командир взвода на станции Выгода — между Барановичами и Минском — обезоружил крупное подразделение немецкой железнодорожной полиции и, прихватив многочисленные трофеи, ушел в лес, создав антипартизанский отряд имени К. Калиновского{125}.
Все это не осталось без внимания германских спецслужб. Была запущена машина ликвидации неугодных белорусских политиков. От расстрела И. Ермаченко, высланного под надзор гестапо в Прагу, спас доктор Вагнер, а вот члены централи БНС Ю. Сакович и Л. Моряков, местом ссылки для которых стал Лидский округ, погибли от пуль наемных убийц[26]. В октябре 1943 г. из страны был выслан Антон Адамович.
В ноябре 1943 г. погибает Козловский, а в декабре того же года член централи и бургомистр Минска В. Ивановский{126}.
Высшим оккупационным властям, уверовавшим в то, что идея создания белорусской армии похоронена навсегда, было невдомек, что белорусы, просчитав всевозможные варианты, в очередной раз встали на защиту своего детища. Разумеется, идя на это, белорусские националисты понимали, что один неверный шаг — и все они смертники. И выход был-таки найден. Очень рискованный, но как всегда красивый и дерзкий, впрочем, как и все операции, когда-либо разработанные БНП. Патриоты, вступив в открытое противостояние с захватчиками, объявили в сентябре-октябре 1943 г. локальную мобилизацию в Барановичском и Слонимском округах{127}.
Чего же добивались белорусы? Ответ подсказывает время: формируя национальные полицейские батальоны, а именно для этого и проводилась мобилизация, ставилась цель сохранить костяк вооруженных сил. Берлин, поставленный перед фактом, вынужден был дать добро на формирование батальонов, преследуя, естественно, и свои цели: положение на советско-немецком фронте складывалось отнюдь не в пользу вермахта. Бригаденфюрер СС генерал-майор полиции фон Готтберг, занявший вместо убитого подпольщиками Кубе пост генерального комиссара Беларуси, стремясь удержать ситуацию под контролем, 2 декабря 1943 г. обращается в Берлин и просит направить в Беларусь по 8 немецких офицеров, 2 административных чиновников, 58 подофицеров, 4 переводчиков и 2 шоферов на каждый формируемый батальон. Всего — по 74 человека на каждый батальон{128}.
Теперь о том, как проходила мобилизация. Ее результаты стали неожиданностью: на призыв военных отделов отозвалось столько желающих, что этого количества хватило бы с запасом, чтобы сформировать два запланированных батальона, — часть людей пришлось даже направить в Слуцк, где должен был формироваться еще один батальон{129}. Неожиданно был сформирован добровольческий батальон в Новогрудке. Его ядро составили учащиеся местной учительской семинарии{130}. Планировалось создать добровольческие части в Глубоком и Лиде{131}.
