«На Лубянке я сидел в одной камере с генералом В. Андерсом. Генерал мог передвигаться только на костылях. Чекисты проводили над узниками — польскими офицерами — различные эксперименты. Пытались взять их «и просьбой и угрозой», и страхом, и «на выносливость». Часто совмещали разные способы, например, некоторых якобы отпускали из тюрьмы, а потом шпионили, куда они ходят, с кем встречаются, с кем поддерживают знакомства, чтобы позднее неожиданно арестовать вновь, но уже с «добычей» — одним словом, развлекались с ними, как кот с мышкой. Но иногда случалось, что мышка была ловчее палача, и ей удавалось не только освободиться из неволи и спастись от смерти, но и отыскать своих палачей, скрывавшихся за пределами Советского Союза»{54}.
В 40-м НКВД СССР, учитывая «вклад» Кушеля, разрешает его жене, поэтессе Наталье Арсеньевой, которая находилась в ссылке в Казахстане, вернуться домой. В выдержке из характеристики на агента Ф. Кушеля отмечено:
«…как осведомитель зарекомендовал себя толковым, знающим нашу работу. Материалы давал информационного характера. В ходе допросов высказывал решимость к выполнению более ответственных наших поручений»{55}.
Не всегда из литературы ясно, где находился Кушель перед началом немецко-советской войны. Либо в тюрьме, что наиболее вероятно для агента-камерника, либо жил на своей родине, либо в Минске. 15 сентября 1941 г., как пишет сам Ф. Кушель, он получил предложение от председателя Минской горуправы доктора Тумаша возглавить белорусскую вспомогательную полицию, во главе которой в это время стоял Д. Космович. Но, видимо, эта должность Ф. Кушеля не интересовала, поскольку, отказавшись от нее, он вносит встречное предложение: открыть в Минске подофицерскую школу белорусской полиции{56}. А теперь несколько слов о создании и функционировании курсов подготовки белорусских полицейских, открытых в Минске в первый год немецкой оккупации. В курс учебной программы, рассчитанной на три месяца, вошли следующие предметы: военная подготовка, которой отводилось 50 % времени; немецкий язык; белорусский язык; история и география Беларуси; политическая подготовка.
1 декабря 1941 г. минские курсы, приняв 400 кандидатов, начали готовить полицейских. В этом же месяце на базе курсов разрабатывается полицейская инструкция на белорусском языке. Всего было подготовлено 100 экземпляров инструкции. Уже в конце 1941 г. она поступила во все отделы полиции страны. Основная проблема, с которой столкнулись организаторы в ходе набора, — нежелание белорусов вступать в ряды полицейских. Это было связано с тем, что коренное население отрицательно относилось к полиции. Но ситуация менялась[8]. Престиж национальной полиции стал расти. Увеличился поток желающих, отбор среди кандидатов стал строже. Как вспоминают очевидцы, для пополнения силового блока была создана общебелорусская приемная комиссия (ОПК) в составе: Ф. Кушель — председатель; Ю. Сокович — начальник минской полиции; капитан М. Пугачев — начальник отдела кадров, Цвинер — переводчик{57}.
Первое решение, принятое ОПК, касалось зачисления новых кандидатов из сельской местности. Акцентированию внимания именно на селе предшествовал целый ряд причин: 1) деревня — наиболее компактное место, где проживало коренное белорусское население; 2) именно в сельской глубинке, особенно в западных областях страны, белорусский национализм воспринимался положительно; 3) сельские кандидаты, пройдя соответствующую подготовку, становились преградой для польского и советского сопротивления, которое вербовало сельчан в свои ряды; 4) в деревне подрастало молодое поколение, которое в соответствующих условиях должно было пополнить будущую белорусскую армию.
Посильную помощь в решении кадрового вопроса оказала и национальная пресса. Так, «Беларуская газэта» открыла на своих страницах уголок белорусского полицейского. В дальнейшем, под непосредственным руководством капитана Ф. Кушеля, стал издаваться журнал «Беларус на варце», первый номер которого вышел в начале декабря 1943 г. Номер оказался очень удачным. В количестве 2500 экземпляров он разошелся по всей Беларуси[9]. Каждый номер открывался соответствующим сообщением-лозунгом, например, № 3 за 1944 г.:
«Белорусы-полицейские, помните: кроме большевиков не меньшим врагом вашим является алкоголь, пьянством вы отравляете свое тело и душу и позорите свое имя полицейского перед народом; сознательно могут выполнять свои обязанности полицейского в борьбе с большевиками только трезвые люди». № 4 за февраль 1944 г.: «Белорусы-полицейские, помните: что Вы есть кость от кости и кровь от крови белорусского народа; что Вы должны быть его лучшими защитниками, советчиками и опекунами; что каждый Ваш хороший или плохой поступок можно заметить на судьбах Вашего народа и Отечества»{58}.
По свидетельству преподавательского состава, большая часть слушателей была людьми русифицированными. Руководство курсов, учитывая это, выделило в отдельные учебные группы проверенных белорусов, убедив при этом немецкое руководство в необходимости подготовки инструкторов по военной подготовке для курсантов. Таким образом, в начале мая 1942 г. в Минске появилась нелегальная белорусская подофицерская школа, открыть которую, как уже отмечалось, в декабре 1941 г. нацисты не решились. На этом курсе помимо обязательных дисциплин вводилась тактика.
Необходимо отметить: результаты деятельности ОПК были налицо. Полицейские, которые запятнали себя грабежами, оказались в тюрьме, а в отношении которых имелся компрометирующий материал, уволены. К весне 1942 г., как пишет Ф. Кушель, в полиции «выросло ядро молодых здоровых физически, морально и сознательных национальных белорусов»{59}. А уже осенью 1942 г. в рейхскомиссариате «Остланд» в полиции порядка служило 4428 немцев и 55562 местных уроженца. Для сравнения отметим, что, согласно российским источникам, в рейхскомиссариате «Украина» — соответственно 10194 и 70759 {60}.
Есть все основания утверждать, что, несмотря на трудности, полиция к весне 1942 г., получив название «Белорусская» не только благодаря месту расквартирования, но и став белорусской по сути, сформировалась и являла собой стройную систему, костяк которой составили:
Бывшие бойцы и командиры Красной Армии. Здесь нам хотелось бы привести факт, который при всей важности не упоминается в исторической литературе, посвященной Второй мировой войне. Речь пойдет о массовом освобождении военнопленных-белорусов. Дело обстояло следующим образом. Летом 1941 г. белорусские политики, обратившись к высшим политическим и военным кругам Германии, добились того, что командование вермахта, издав приказ, стало освобождать белорусов из лагерей. С сентября 1941 г. во все лагеря военнопленных, где содержались уроженцы Беларуси, убыли специальные комиссии во главе с белорусскими администраторами и политиками. Уже упоминавшийся выше Ю. Туронок сообщает, что одну из таких комиссий, членами которой являлись Василь Комаровский, Александр Крит и Генрих Баранович, возглавлял Фабиан Акинчиц{61}. Интересная деталь: 8 сентября 1941 г., когда наши соотечественники возвращались к своим семьям, руководство германского военного ведомства, подтвердив свое решение, потребовало от комендантов лагерей ускорить процедуру освобождения военнопленных белорусского происхождения{62}. По оценке И. В. Омельяновича, заместителя руководителя Белорусского представительства в Берлине, к концу 1941 г. из лагерей военнопленных немцами было освобождено более 20 тыс. белорусов{63}. О том, что ждало освободившихся узников, рассказал в своей книге «Моя одиссея» С. Шевцов:
