Вот и сейчас подтвердилась добрая молва, по пятам идущая за вельберийским оружием; двуручный клинок Герканта, волнистой молнией просвистевший мимо физиономии рыжекудрого великана, затем от необычайной силы удара по инерции вонзился в ковровую дорожку, легко её прорубив, а после вошёл остриём в гранитную напольную плиту. При этом ятаган военачальника не только не преломился, но и умудрился вообще застрять в необычайно твёрдом камне. Однако восхититься крепостью своего превосходного клинка вспылившему аскеру было уже не суждено; ответным могучим ударом Ярика Ратибор одним махом снёс Герканту башку с плеч.

— Похоже, ты так ничего и не понял, скудоумный ослик, — сумрачно проворчал рыжебородый богатырь, глядя на то, как грузное тело закованного в латы противника с неприятным дребезжащим звоном медленно заваливается на пол. Рядом с плюхнувшейся мгновением ранее головой. Хлеставший из отрубленной шеи кровяной фонтанчик уже успел напрудить приличную багряную лужицу, впрочем, принявшуюся быстро впитываться в толстое ковровое покрытие, на котором и состоялась столь стремительная схватка.

Ратибор же, равнодушно перешагнув через обезглавленное туловище, угрюмо пошёл к своей цели, а именно к изрезанному древними ослямбскими письменами мраморному трону. В конце концов, спустя минуту достигнув противоположного конца зала, рыжеволосый витязь, не говоря ни слова, взлетел по ступенькам пьедестала к бледному, словно смерть, Эдизу, даже не пытавшемуся бежать; липкие путы ужаса сковали его царственные, дрожащие от страха члены, не позволяя ворочать даже языком.

Между тем рыжекудрый князь схватил правой рукой императора Ослямбии за горло и, глядя ему в очумевшие от перепуга глаза, грозно пророкотал, отчеканивая при этом каждое слово:

— Помнишь тот день в Мирграде, на Дворцовой площади, когда меня поставили на колени пред Вашим Вашеством, избитого и скованного цепями по самое баловство? Вижу просветление в твоих одуревших моргаликах, пёс! Значит, не забыл, и ента хорошо! А что я тебе пообещал тогдась? Правильно, что сотру Ослямбскую империю в порошок, а тебя самолично ухлопаю! Слово же своё я привык держать, так что уж не обижайся!

От души выговорившись, Ратибор ещё сильнее стиснул стальные пальцы правой длани на гортани захрипевшего, безумно всем телом задрыгавшегося от боли и нехватки воздуха правителя Ослямбии. Затем чемпион Кузгара не спеша сжал в огромный кулак левую руку, отвёл её для размаха и тут же смачно всадил прямой удар в пунцовое лицо Эдиза, сразу же сломав тому нос. А после «рыжий медведь» вмазал ещё раз, и ещё, и ещё, планомерно превращая в кровавую кашу некогда холёную физиономию заклятого врага. Великолепная императорская корона с мелодичным звоном слетела на пол и, оставляя за собой характерный багряный след, переливисто покатилась прочь, в конце концов нехотя остановившись шагах в пятнадцати от трона.

Ратибор же, не обращая никакого внимания на летящие ему в моську брызги крови, с каким-то диким ожесточением всё бил и бил гранитным кулачищем в столь ненавистную ему ряшку, покамест несчастный черепок ослямбского деспота, словно гнилой орех, не раскололся на части. Жалкое зрелище нынче являл собой император Солнечной державы, ещё недавно бывший таким надменным и самоуверенным; всё то время, пока длилось его избиение, беспомощный властитель судорожно дёргал руками и ногами, пока наконец, не испустил последний вздох и не затих, благополучно уснув вечным сном на своём же троне. Заместо головы у Эдиза образовалось чудовищное тёмно-красное месиво из переломанных лицевых костей, выбитых зубов, вытекших из глазниц очей и свалявшихся от крови липких волос.

На этом жизненный путь когда-то самого влиятельного человека Запада бесславно прервался; страшная, но скорая смерть была ему дарована Ратибором. Нынче опознать императора Ослямбии представлялось возможным лишь по его богатой, добро заляпанной багрянцем одежонке.

Правитель Мирграда же, хмуро рассматривая поверженного врага, на секунду почувствовал внутри себя незнакомое ему ранее мимолётное опустошение, впрочем, тут же сменившееся некой, едва уловимой тревогой. Столь вожделенная месть свершилась; всем его противникам творимое ими зло вернулось сторицей. Но Ратибор не испытывал особой радости. Удовлетворение от содеянного? Быть может. Но без каких-либо излишних щенячьих восторгов. «Рыжий медведь» воспринял свой очередной триумф спокойно, как торжество высшей справедливости, кое неминуемо должно было состояться. И вместе с тем нутро дюжего ратника грызла странная, ещё непонятная червоточинка, которую рыжегривый витязь, как ни силился, объяснить пока что даже себе самому так и не сподобился.

— Такое ощущение, будто я про кого-то из ворогов запамятовал, — сумрачно буркнул чемпион Кузгара себе под нос. — Но вот про кого⁈

Данный вопрос повис в воздухе тронного зала тягучей пеленой.

— Жестокое ли это было убийство аль справедливое возмездие, как бы записать в летописи… — писклявый голос подошедшего главного советника оторвал огневолосого завоевателя от тяжких дум. — Чуешь, Ратиборушка? Событие одно, но насколько по-разному оно может трактоваться! Посему, ежели желаешь, чтобы наши потомки кумекали о тебе крайне лестно, то треба немедленно писаря, то бишь меня любимого, ублажить каким-либо ароматным пряником! В общем, с тебя, медвежонок, кувшинчик доброго алгурийского винца да копчёная индюшка! Пора бы отметить…

— Позже, Емеля! — зычно гыркнул Ратибор. — Время пировать ещё не пришло! Что-то не так, сердцем чую… Но вот что именно, никак не разумею, молот Сварога тебе в седалище по набалдашник!

При этих словах амулет Благаны на могучей груди рыжекудрого исполина лишь слабо блеснул в свете озаряющих тронный зал бесчисленных подвесных лампадок.

Русь. Мирград. Терем Ратибора. В то же время

В столице Мирградского царства солнце уж клонилось к закату, и казалось, ничто не предвещало беды в этот безмятежный августовский вечерок, когда неожиданно на Дворцовой площади, аккурат перед княжеским замком завихрилась тёмно-сизая мгла, вскоре соткавшая прямо из воздуха крупный магический портал высотой как минимум в косую сажень. Из волшебной двери на булыжную мостовую Мирграда тут же шагнула рослая, укутанная с макушки до пят в чёрный плащ фигура, судя по худощавому, но крепкому телосложению, принадлежавшая взрослому мужчине. В правой руке незваный визитёр держал массивный посох из бука с навершием в виде чудаковатой медной головы, очень похожей, если судить по древним сказаниям, на башку мифического морского змея. Глаза украшавшей набалдашник жезла дивной твари жутко переливались всеми цветами радуги, словно пытаясь загипнотизировать каждого, кто осмелится встретиться с ними очами. Что, впрочем, было недалеко от истины.

Нежданным гостем оказался не кто иной, как сам Пурагелис, глава тайного общества тёмных волшебников, именуемого знающими людьми не иначе, как Роковой Дланью. Нынче он остался последним членом из её некогда очень сильного колдовского состава. И сей весьма печальный для Роковой Длани факт порядком разозлил верховного мага, сподвигнув на решительные ответные действия.

Пурагелис, меланхолично покумекав про себя: «Хорошо, что велел в своё время Урсуле, этой старой дуре, оставить магическую метку для портала перемещения недалече от здешнего дворца. Так и знал, что пригодится», — затем откинул с головы капюшон и недобро огляделся, с презрительным смешком взирая на испуганно умчавшихся прочь немногочисленных прохожих. После тёмный ведун уставился на внушительные ворота княжеского терема и, не медля ни секунды, пробормотал себе под нос краткое боевое заклинание да следом жахнул по входу в замок правителя Мирграда из посоха здоровенным лиловым сгустком, составлявшим в диаметре не меньше двух метров.