— Ты правда считаешь, что я мог позволить ему уйти? — Хасван, кинувший нож вослед высокородному мальцу, глаза в глаза уставился на потемневшего лицом Ратибора. — Принц видел наши хари, слышал наши имена!.. Он знал, кто мы! Отпускать его живым — это чистейшее безумие! Через седмицу-другую на нас устроили бы облаву по всей Ослямбии с Дакией, а через месяцок — и по всей Ивропии! Каждая гончая псина землю носом рыла бы, выискивая Хмельных бродяг, ибо наверняка за наши ушлые головушки владыка Эдиз куш назначил бы поистине царский! Потому, уж извини, никаких свидетелей, — чернокудрый аскер обернулся и коротко кивнул Лаврютию, стоявшему рядом с телесами Юцена и Кызымара. Швариец понял своего начальника с полуслова; одноручный топорик разбойника вонзился точнёхонько между очей выглянувшей из повозки смуглокожей служанке, которую Ратибор спас от двух насильников. Та не успела даже охнуть, лишь молча завалившись назад, на телегу. Всё-таки бедняжке посчастливилось умереть быстро.

— Никаких свидетелей, — внятно повторил Хасван. Длани его при этом лежали на рукоятках ятагана и второго ножа, торчащих за поясом, а сам он настороженно наблюдал за Ратибором, а точнее, за реакцией руса на происходящее. Атаман явно готовился немедленно отпрыгнуть назад и выхватить оружие, коли «рыжий медведь» бросится на него.

— Может, тогда и меня попробуете убрать? — в глазах дюжего ратника сверкнули яростные молнии, когда он прямо вперился в зыркули вожака банды. — Ну раз никаких свидетелей? — ладони Ратибора лениво поглаживали эфесы рукоятей своих меча и тесака.

Хасван и могучий исполин примерно с минуту, не мигая, буравили друг дружку гневными взорами, после чего главарь шайки через силу выдавил на своей плутоватой физиономии кривую улыбку, убрал руки с оружия и показательно развёл их в стороны, далее примирительно прошелестев: — Ну что ты, Ратибор! Чаво такое балакаешь⁈ Как можно!.. Ты же свой!..

— Ты мне не свой, бессовестный душегубец, как и твоя поганая разбойничья свора! — хмуро бросил рыжегривый гигант мигом насупившемуся Хасвану, а затем окинул презрительным взглядом перекосившиеся от ненависти лица остальных лиходеев. — Ибо ничегошечки общего с насильниками, похитителями, убийцами детей и женщин я иметь не желаю! А ну, брысь с моей дороги, шакалята гнусные, покамест я из вас тут мясной холмик не соорудил! Аккурат рядышком с осами!

С этими словами Ратибор развернулся и неспешно потопал к обочине Вихляющего тракта, прямиком в непроходимые леса. Багряные топи русич уже успел недурно изучить за минувшие пять месяцев, прошедшие с момента его побега из плена, чтобы иметь весьма чёткое представление о том, где он находится и как пройти до одной из своих берлог да тайника с золотом. Хмельным бродягам же ничего не оставалось, как скрежетать зубами в бессильной ярости, с лютой злобой наблюдая за тем, как нахальный рыжекудрый витязь бессовестно уволакивает у них из-под носа значительную часть добычи. Такой расклад разбойников явно не устраивал.

Тем часом Ратибора нагнала Анника, всё это время со стороны молча наблюдавшая за занятными метаморфозами, которые происходят, казалось бы, с уже неплохо знакомым ей мужчиной.

— Обожди! Куда ты, косолапка?..

— Да подальше отсюда! — мрачно буркнул «рыжий медведь», не замедляя шаг.

— И от меня?.. — прекрасная северянка упрямо выросла перед могучим великаном, заставив-таки его притормозить. — От меня тоже подальше⁈ — гневно выкрикнула она в лицо малость смутившемуся русичу, требовательно-выжидательно на него затем уставившись.

Что говорить, Мурчалка нравилась Ратибору. Очень нравилась. И даже не столько своей внешней красой, сколько красотой внутренней. Дюжему ратнику по душе были волевые, напористые, своенравные барышни. С характером, со стальным стержнем внутри, не ревущие на каждом шагу по поводу и без. Такие не раболепной тенью волокутся следом по жизни, робко выглядывая из-за спины своего любимого, а уверенно стоят рядом с ним, плечом к плечу, как равные. Вот прям как Анника. Она далеко не идеальная спутница для создания семьи, очага, домашнего уюта; разум это великолепно осознаёт. Слишком гордая, непокорная, взбалмошная. Но сердце не слушает голос рассудка. За такими строптивыми львицами сильный мужчина обычно бросается хоть в огонь, хоть в воду. Их хочется любить, носить на руках, холить и лелеять, проливать за таких сумасбродок кровь. К подобным Мурчалке тянет возвращаться снова и снова; и в жару, и в зной, и в снег, и в буран. И если придётся умереть, защищая свою ненаглядную женщину, то последняя беспокойная мысль, с которой ты отправишься к Перуну в чертог, будет такая: «Как она там без меня, моя хорошая? Эх, а я ведь хотел от неё деток. Хотя бы десяточку. Жаль, не срослось».

— Ты оглох, что ль⁈ — Анника между тем с яростью ударила залюбовавшегося ею Ратибора кулачком в грудь. — Чего застыл, как истукан? По репе давно не получал⁈ Так я ща так вдарю, костей не соберёшь! Может, хоть тогда оклемаешься маленько! Мне не резон с тобой сейчас тут лясы точить; там без меня эти недоумки вскорости награбленное примутся делить! В коем имеется и моё добро!

— Так иди к ним, иди! — Ратибор тряхнул рыжей гривой, сгоняя накатившее наваждение. — Позже погутарим.

— Послезавтра вечером встретимся тогда? В «КиМе»? — светлокудрая воительница привстала на цыпочки и с прищуром упёрлась вопросительным взором в глаза дюжего ратника. — Сегодня и завтра, боюсь, не судьба. Пока расколупаем да подсчитаем нечестно нажитое, затем до Лагурина ещё пилить с королевским скарбом, попутно где-то в дороге припрятав телегу с ценными мехами. В град ведь с ней в открытую соваться нельзя, ибо сразу ясно станет даже распоследнему барашке-дурошлёпу, кто раздербанил свадебную делегацию императорского щеночка и пришил его самого. Новость об учинённом разбое ведь скоро будут чирикать меж собой даже воробушки под крышами местных хибарок. И Хасван, этот скользкий червяк, отнюдь не болван, чтоб так подставляться!.. Наверняка всё заранее продумал и присмотрел местечко, где можно припрятать дорогие шкурки!..

— Хорошо, Мурчалка, — согласно кивнул Ратибор. — Несколько потайных лазеек через частокол Лагурина ты мне уже показала, так что послезавтра вечером я буду в «Коте и Мышах». Пожрать к моему приходу закажи. Мяса! Свои любимые гороховые похлёбки да прочее варево из овощей пущай трактирщик сам уплетает.

— Договорились! Я буду ждать тебя за нашим столиком, медвежонок! — Анника уверенно обвила шею Ратибора нежными, но вместе с тем сильными руками, страстно поцеловала наклонившегося к ней воина в губы, затем крутанулась на пятках и быстро побежала назад, к своей ватаге. Впрочем, на полпути она остановилась, повернула голову к уставившемуся ей вослед витязю и с сожалением бросила:

— Наломал ты сегодня дров, топтыжка! Хасван не простит… Ну да ладно; прорвёмся как-нибудь! До встречи!

— До встречи, мелкая, до встречи, — Ратибор проводил взглядом стремительно умчавшуюся валькирию, тяжело вздохнул и пошлёпал в Багряные топи. Он и сам чувствовал, что последствий совершённых им сегодня деяний не избежать.

«Наверняка аукнется. Да и хрен бы с ним! — сумрачно проворчал он про себя. — Где наша не пропадала!»

Через день. Вечер. Постоялый двор «Кот и Мыши»

В «КиМе» было сегодня особенно многолюдно. С утра молнией по городу пронеслась ошеломляюще ужасная весть, что ослямбскую делегацию одного из сыновей императора Эдиза, ехавшего знакомиться со своей невестой, дочуркой властителя Дакии, полностью вырезали на Вихляющем тракте. Всего-то в семи с половиной вёрстах от Лагурина. Суматоха в граде поднялась страшная. Назревал крупный скандал. Причём как на уровне государств, так и непосредственно между властителями оных. Васланик, лично возглавивший карательную экспедицию, в сопровождении внушительного отряда стражников тут же споро покинул город и лихо помчался к месту происшествия, попутно в отчаянии вырвав у себя на заднице последние волосёнки и гневно при этом грозя всеми возможными небесными карами тому, кто сподобился на данное непотребное безобразие в его владениях. Да ещё и при свете дня. Ведь что и говорить; подстава была знатная. В первую очередь для городничего, не обеспечившего безопасный проезд архиважным гостям до своего селения.