Таверна «Старый дуб» представляла собой добротное двухэтажное строение, сложенное из толстенных дубовых брёвен, нарубленных из обильно растущих в окрестностях Залесья и разбавляющих дремучую чащобу окружавшего поселение леса вековых деревьев. В последнее время по вечерам только здесь и била ключом жизнь во всей деревне. Хотя зал трактира был далеко не заполнен; многие остались дома, с семьями. Те же местные, что сидели за столами, человек двадцать всего, были все вооружены, кто как мог. Но в основном имелись у них с собой лишь ножи, топоры да луки со стрелами. И ещё в углу корчмы стояло с дюжину крепких рогатин. Видно, некоторые из здешних жителей пожаловали с этим древнейшим, как сам мир, оружием и притулили его к стене харчевни, пока сами отдыхали за кружкой аль кувшинчиком доброго местного вина да медовухи с квасом или пивом.

Между тем в «Старом дубе» было довольно тихо, что вообще-то нехарактерно по вечерам для всякого рода кабаков, кои забиты обычно в это время под завязку отдыхающим людом, зашедшим посплетничать да посудачить за кружечкой-другой о делах насущных. Местные жители, сидевшие в таверне, переговаривались тихо между собой, вполголоса, стараясь не шуметь. Лишь изредка были слышны громкий стук кружки о стол, слабый перезвон брошенных монет да негромкая просьба повторить заказ к трактирщику Куломию, низкорослому, довольно пухленькому добродушному мужичку средних лет, либо его помощнице Свариге, слегка сутулой женщине неопределённого возраста, бывшей ему ещё и женой по совместительству. Те тоже старались особо не громыхать, молча поднося и унося выпивку да жаркое.

— Да спорим, что не вернутся они! Те двое! Не по зубам им наш хромой косолапыч оказался! — вдруг раздался громкий, порядком уже хмельной голос на всю харчевню.

Это один из местных охотников, весьма крупный мужчина лет тридцати пяти, изрядно уже набравшись, не выдержал гнетущей тишины, повисшей в кабаке, и подал голос, вдобавок бахнув ещё тяжёлой деревянной кружкой по дубовому столу.

— Да тише ты, Драговит! Не накликай лихо, пока оно тихо! — зашикали на него окружающие.

— Может, и вернутся ещё, обождать надо! Времени всего ничего прошло! — задумчиво произнёс другой охотник средних лет по имени Боян, куда более трезвый, а значит, и более здравомыслящий, чем его собеседник.

— Да хватит мне шикать! — бросил презрительно тот, кого назвали Драговитом. — Сидим тут, как крысы в норах своих! Аль не охотники мы, лучшие в округе⁈ Чего ждать-то ещё, прихода зимы, что ль⁈ Ясное дело, разорвал их потапыч и теперь, поди, плотно ими перекусив, дрыхнет себе сыто до тех пор, пока опять не проголодается!..

— Что ты предлагаешь, Драг? Пойти поохотиться, что ль? Так уже пытались! Напомнить тебе, чем дело закончилось? — встрял в разговор третий местный.

— Ты, Лодомил, себе лучше напомни об этом, а мне не надо! Ибо я, в отличие от тебя, там был! — вспылил Драговит.

— Ага, есть чем гордиться! Драпал ведь до самой деревни так с испугу, как не каждый олень умеет! — хмыкнул ядовито Лодомил, мужчина лет сорока с бородищей, свисающей чуть ли не до пола.

— Ты, видно, давно по рогам не получал! — Драговит пьяно насупился.

— Смотри, сам не отхвати! — Лодомил презрительно фыркнул. — Тоже мне, герой! Как нажрётся, так сразу храбрец, каких поискать! Что же ты по трезвой-то молчал, а⁈

— Да я тебя сейчас… — Драговит стал подниматься, буравя зло Лодомила нетрезвым взглядом. — Утоплю в бочке, аки фекалию!..

— Фекалии не тонут, Драг, — влез опять Боян. — Угомонитесь уже оба! Уверен, те двое, что нам в помощь отправили из самого Мирграда, уладят нашу проблему. Слышал я о них. Лучшие, говорят, в своём деле!

— Да кто говорит-то, кто говорит⁈ — Драговит поколебался чуть и сел назад под насмешливым взором Лодомила. — Слухи всё это! Да и наш хромоногий не простой медведь же! Оборотень он наверняка! Оттого и поймать его не могут!

— Да⁈ И в кого же он оборачивается? В пень, что ль⁈ — язвительно поинтересовался Лодомил.

— Может, в тебя! — неожиданно бахнул Драговит. — Потому его давно и не слышно, что ты тут сидишь, а⁈

— Ты совсем сбрендил, ишак пьяный⁈ — Лодомил аж пивом поперхнулся, расплескав его по столу. — Не, ну это же надо такое сказануть-то, а⁈

— Кто ишак пьяный⁈ — оскалился Драговит. — Я⁈

— Ну не я же!

— Сейчас договоришься — точно по роже схлопочешь!

— А не боишься⁈ Вдруг дашь мне по роже, а я в медведя обернусь, а⁈

— Вот заодно и проверим мою мыслю! — Драговит принялся опять подниматься со скамьи, на этот раз с явным намерением довести начатое до конца, как вдруг почудилось всем сидящим внутри, будто за входной дверью в «Старый дуб» что-то зашуршало.

— Заткнитесь, вы оба! Тихо! — резко бросил до сих пор молчавший, явно пользовавшийся уважением у местных ещё один охотник, Благояр, мужчина лет пятидесяти на вид, с суровым, изрезанным глубокими морщинами лицом и тронутой сединой, но всё ещё густой шевелюрой.

В этот момент за дверью трактира раздались шаги, и кто-то нервно сначала постучался, а потом сильно подёргал за входную ручку. Народ в таверне начал вскакивать, хватаясь быстро за ножи, топоры да рогатины.

— Вы что, дурачки? — Благояр презрительно посмотрел на них. — Часто вы видели, как медведи в дверцы стучатся и входные ручки теребят? Эй, там, за калиткой! — гаркнул он уже громогласно. — На себя отворяй, а не от себя! Ну что там ещё за недотёпу принесло на ночь глядя, а⁈

Дверь в «Старый дуб» распахнулась настежь, и в трактир неуклюже ввалился молодой человек среднего роста, лет двадцати на вид, не больше, с круглым лицом, обильно покрытым веснушками да обрамлённым густой копной русых волос. Был он в красных шароварах, такого же цвета сапогах да синем камзоле не первой свежести. Вся одёжка странного путника делала его сильно похожим на чванливого павлина. Сидевшие в кабаке ошарашенно уставились на нежданного гостя.

— Чего вылупились⁈ — новоприбывший сам, в свою очередь, недовольно зыркнул на местных завсегдатаев. — Я — Емельян, посол самого князя Святослава! — при этих словах он, гордо выпятив тщедушную грудь, достал из-за пазухи верительную грамоту с печатью в виде головы медведя, держащего в своих клыках рукоять здоровенной секиры, и бегло показал её всему залу, тут же бережно свернув и убрав назад. — Извольте позаботиться о моём коне, что остался у входа! Напоить и накормить!

— А спать уложить ещё не надо? — съязвил неугомонный Лодомил.

— Надо, почему же нет⁈ Вот и займись этим, коли вызвался! — Емельян за словом в карман не лез.

В трактире раздались смешки. Нервное напряжение, что грозовой тучей висело в «Старом дубе», растаяло, и местные жители с любопытством принялись разглядывать незнакомца. Да, в их деревне так никто не одевался… Точнее, никому бы в голову не пришло так одеться!

Трактирщик Куломий выглянул с лампой за дверь; прищурясь, осмотрелся, потом, обернувшись, крикнул:

— Бажен! Пригляди за конём гостя дорогого!

Бажен, старший сын Куломия, парень лет семнадцати, исполняющий при постоялом дворе своего отца всякую грязную, тяжёлую работу, в том числе и местного конюха, нехотя встал с лавки в конце зала, где сидел, потягивая пиво, и неторопливо пошёл на выход.

— Это за труды твои, любезный! — Емельян бросил ему серебряную монету, которую Бажен ловко поймал на лету, попробовал быстро на зуб, шустро спрятал в боковой карман и довольно заулыбался.

— Всё сделаем в лучшем виде, не извольте волноваться! И накормим, и напоим, и помоем, и спать уложим, если надо будет!.. Можем даже колыбельную ему спеть, за отдельную плату…

После чего уже стремительно, с явно проснувшимся желанием ещё сегодня поработать, вышел наружу.

— Хозяин! Пива и во-о-он тот окорок румяный, что пялится прям на меня! — Емельян прошёл к одному из столов в центре зала, за которым сидело несколько человек, и без спроса плюхнулся на свободное место.