— Как скажешь, вредина, как скажешь… Но позволь полюбопытствовать: ты с нами идёшь к ишакам?

— Не-е-е, медвежонок. Енто без меня, — грустно улыбнулась Благана. — Воро́ны, птицы оседлые, за моря не летают. Тем паче такие дряхлые, как я. Да и нечего мне там делать; придворных колдуна с колдуньей, стоявших за спиной императора Эдиза, то бишь Зоривеса с Урсулой, уже нет, ну а с любым смертным ворогом, состоящим лишь из плоти и крови, ты и сам прекрасно управишься. А я, пожалуй, в Мирград ворочусь да у тебя в теремке ещё погощу. Ежели ты, конечно, не против. Куча книг ведь ещё не прочитана…

— Да с чего мне против быть? Живи там сколько пожелаешь! — слегка расстроенно проворчал Ратибор, в глубине души надеявшийся, что Благана составит ему компанию в походе на Ослямбскую империю. — Хочешь, я тебе в библиотеке велю кровать поставить? Можешь хоть до конца дней своих там куковать!

— Благодарю, топтыжка, — вредная ведунья снова с неизъяснимой печалью расплылась в невесёлой улыбке. — До конца дней своих, значит? Как знать, как знать… Быть может, так случится, что твои словеса окажутся пророческими. А теперь прощай! Я сейчас же улетаю в Мирград! А ты береги амулет пуще жизни! Запомни: что бы ни случилось, не снимай его ни при каких обстоятельствах! Бывай же, косолапый! Не поминай лихом!

С этими словами Благана мигом, как научилась, оборотилась в ворону и, что-то каркнув на прощанье, стрелой помчалась к столице Мирградского княжества.

Ратибор, с минуту пристально глядевший ей вослед, дождался, когда чёрная точка совсем исчезнет на небосклоне, а после подозвал к себе тысячника Бронислава.

— Брон, — дюжий ратник угрюмо буравил боевого товарища пасмурным взором. — Ты с нами не плывёшь, а возвращаешься в Мирград. Немедля! С тобой отбудут две тысячи наших витязей. Твоя задача — сохранять мир и порядок как в городе, так и, перво-наперво, в моём теремочке!

— Княже, нет!.. — начал было горячо возражать раздосадованный тысячник, явно рассчитывавший на участие в заморском походе, но его тут же оборвал на полуслове Ратибор.

— Дружище! — могучий богатырь от души хлопнул Бронислава по плечу, отчего тот знатно покачнулся. — Мне нужен свой, проверенный человек в столице. Который вырос в граде и знает его вдоль и поперёк. Как и сам дворец! Мне нужен тот, на кого я могу положиться! И ты лучше всего подходишь для этой роли! — Ратибор впился в глаза огорчённому бойцу. — Я доверяю тебе самое дорогое, что у меня есть: свою семью и княжество! Не разочаруй меня!

— Я понял, государь! — очи Бронислава, осознавшего, какая ответственность на него возложена, преданно запылали. — Всё сделаю, как скажешь! Я не подведу!

— Надеюсь на тебя, мой старый друг, — Ратибор крепко пожал руку тысяцкому. — Очень надеюсь! И да… Приглядывай за Благаной. Что-то мне не понравился наш последний разговор. Одни недомолвки… которые я терпеть не могу!

Спустя три с половиной недели. Северное побережье Тёмного моря

— Узнал меня, паршивец? По испуганным зенкам вижу, что узнал! Это хорошо! Не придётся долго разжёвывать, за что… — Ратибор с недоброй ухмылкой сцапал дрожащего словно банный лист Силмыза за ворот рубахи и вполсилы жахнул того лбом в нос, мигом перебив курносый шнобель старому недругу. Капитан «Бешеной пантеры» тихо охнул, после рухнув как подкошенный.

Ратибор, секунду-другую полюбовавшись вставшим на карачки хозяином корабля, добро окропляющим кровушкой палубу своего же судна, присел перед ним на корточки и жёстко схватил за загривок, затем спокойно произнеся:

— Помнится, при первой нашей встрече, когда я на твоей лоханке рабом-гребцом, то бишь отнюдь не добровольцем, махал веслом до самого Амарака, ты чем мне там грозился? На куски разобрать да за борт кидануть на корм рыбам вслед за садюгой Гюрхуном? Или на рее повесить? Хм!.. Кажись, было и то, и ента! М-дя, выбор-то непростой!.. И что же мне с тобой делать? Ух, жаль, нельзя убить дважды… Да, вислоухий?

— Пожалуйста, не надо! Прошу!.. — размазывая кровавые сопли по некогда наглой, а теперь такой страдальческой физиономии, тяжело просипел посеревший Силмыз.

— Эх, сколько раз всего за парочку-другую дней я слыхивал эти слова на «Бешеной пантере» от тех исхудалых бедолаг, коих твои лощёные изверги лупцевали денно и нощно! Не счесть! — Ратибор отпустил загривок осляма и перевёл грозный взгляд на стоящего недалеко на коленях, низко склонившегося, трясущегося от страха Илхамина, нынче дослужившегося до звания главного надсмотрщика. Под ним на палубе расползалась характерная зловонная лужица. Бывший помощник смотрителя Гюрхуна (того самого, которого в своё время Ратибор за истязательства выкинул за борт «Бешеной пантеры») боялся «рыжего медведя» пуще огня ещё тогда, когда чемпион Кузгара был простым невольником-гребцом на галере Силмыза. А уж нынче, когда оказался пленником рыжекудрого исполина, Илхамин и подавно пужался Ратибора до колик в заднице.

— Мне надобно к лекарю!.. — тем часом жалобно прогундосил уже бывший капитан «Бешеной пантеры», неуклюже пытаясь руками остановить всё так же обильно текущую из сломанного носа кровь. — Я умираю…

— Ты ерундой-то не болтай понапрасну, чай, не в баньке с красной девицей залип после бочки медовухи! От свёрнутого набок клюва не зажмуриваются, — Ратибор с нескрываемым презрением поморщился и встал, затем довеском уничижительно прогрохотав свысока: — Да и врезал я тебе не в полную дурь, а мягонько, специально, чтоб ты раньше времени копыта не протянул. Ибо ента была бы слишком лёгкая для тебя погибель, ослиная морда!

С этими словами Ратибор быстро обежал взглядом такую ненавистную ему палубу и, заприметив несколько знакомых лиц среди гребцов, громогласно прорычал:

— Вижу я, что особо стойкие до сих пор хребтины гнут на ентой проклятой посудине! Что ж, спешу порадовать: ваши мучения окончены, вы свободны! Ну а чавось делать опосля осознания сего невероятного для подавляющего большинства из вас факта, решайте сами! Можете присоединиться ко мне в походе на ослят, а можете прям сейчас или же по прибытии в Амарак катиться на все четыре стороны; насильно я никого не держу! — правитель Мирграда понимающе обозрел поражённые измученные моськи не верящих своим ушам рабов, а затем обернулся вполоборота и отдал приказ маячившему позади тысячнику Любомиру:

— Снять со страдальцев кандалы! А на их место усадить приведённых с собой пленных шалмахов, а также капитана и надсмотрщиков! Последним дать на одно жало по цельному веслу, как грёб в своё время я! Пущай попыхтят от натуги хоть раз в жизни, не только на нужнике покрякивая! И да, поставить над каждым из этих смрадных гадов по освобождённому невольнику с кнутом! Нехай на своей шкуре прочувствуют все «прелести» путешествия до Ослямбии в качестве горемыки-галерника!

Приказ Ратибора был незамедлительно приведён в исполнение; русичи тут же бросились снимать оковы с измождённых гребцов, до сих пор не верящих в своё чудесное спасение. Кто-то из них рыдал от радости, кто-то хохотал в порыве безудержного счастья, а кто-то лишь молча, ошарашенно взирал на дюжего ратника. Преданными, как у верной собаки, глазами.

Между тем один из рабов, широкоплечий, дочерна загоревший миллириец лет двадцати пяти на вид встал и прямо вперился в очи Ратибору. С минуту побуравив огневолосого гиганта внимательным взором, невольник затем пророкотал на всю палубу:

— Здесь, на северном побережье Тёмного моря нам оставаться не резон; земля чужая, кругом печенеги. По прибытии в Амарак нам идти тоже некуда; в Ослямбии мы в одиночку и дня не прошагаем, как снова окажемся в кандалах. А вот третий вариант, то бишь от души наподдать осам под зад с разбегу, очень заманчив! Спросить с аскеров за все наши невзгоды и лишения — мечта давняя, казавшаяся ранее несбыточной! Но теперь… Почему бы и нет⁈ Я много слышал о тебе, чемпион Кузгара! И если кому-то под силу растоптать Ослямбскую империю, это гнездовье зла, то только тебе! И я почту за честь сражаться под твоим началом супротив осломордых! Не будь я Докрудж, третий среди сынов мудрейшего Тарвина, без малого вот уж девятнадцать лет советника самого Карвуда, властителя Миллирийского царства, ежели брешу! Я с тобой, могучий русич! До самой смерти!