И вот дверь отворилась; на пороге, освещённом слабо чадящими коридорными лампадами, возникла женская фигура. Лунный свет, проникавший в окно каморки, позволил Ратибору безошибочно определить, кто пожаловал к нему в гости. Та самая, из-за которой он никак не мог сейчас уснуть. «Растудыть твою тудыть», — мгновенно пронеслось у него в голове.

Тем часом Анника тихонько прошла в комнату и затворила за собой дверь, затем убрала кинжал в ножны на поясе и обернулась к кровати. Глаза её, встретившись в лунных лучах с полуоткрытыми очами русича, странно блеснули; пухлые губки растянулись в смущённой улыбке. Но вот Мурчалка, поборов лёгкую застенчивость, окончательно решилась; на пол комнаты упала быстро сдёрнутая туника; за ней северянка опрометью освободилась от сапог, шаровар и ремня с оружием, после чего обнажённая красотка шустро подошла к койке и уверенно забралась на молчаливо наблюдавшего за ней молодого богатыря.

— Надо же, — пробурчал тот негромко, кладя свои заскорузлые ручищи на нежные бёдра нежданной, но столь желанной гостьи, — а я уж было решил, что ты всё-таки припёрлась меня прирезать. Стучать в дверь, видимо, тебя не учили.

— Да заткнись ты уже, дурак! — нетерпеливо прошипела в ответ белокурая валькирия, наклоняясь и жадно впиваясь горячими устами в губы Ратибора.

«Эх, прости, Марфуш», — молнией пронеслось в мозгу рыжегривого русича, после чего он не менее рьяно ответил на пылкий поцелуй. И необузданный водоворот страстей моментально захватил Ратибора с Анникой. Сказать, что ночь у них выдалась бурной, значит сильно преуменьшить вырвавшийся наружу сладостный источник плотского безумия, накрывший русича и варяжку по самые маковки. Взаимная симпатия, долго сдерживаемое волнительное желание близости и, наконец, вспыхнувшее до небес неистовое пламя возбуждения не позволили им сомкнуть глаз до самого утра.

Спустя восемь дней. Лагурин. Дворец городничего. Полдень

— Чего звал? Излагай уж!.. — Хасван с беспокойством воззрился на Васланика, восседающего за обеденным столом в своей трапезной и с аппетитом уплетающего сочное гусиное бёдрышко. Далее взгляд аскера быстро прошуршал по варягу Андерсу, устроившемуся справа от посадника и неспешно макающему свои пышные с завихрушками усы в кубок с медовухой. Замершие за спиной главы Лагурина четверо вооружённых до зубов стражей, само собой, также не остались незамеченными внимательным осом. В зале повисла тягучая тишина; чувствовалось витавшее в воздухе напряжение. Присесть аль присоединиться к застолью гостю не предложили, что было плохим знаком, заставив тут же насторожиться вожака Хмельных бродяг; очевидно, разговор будет не столь приятным, как он рассчитывал. Ещё на въезде во дворец шалмаха полностью разоружили, не позволив оставить при себе даже зубочистки; именно тогда Хасвана, радостно примчавшегося на зов Васланика, кольнули первые сомнения, не рано ли он возликовал; похоже, ждут его нынче не самые приятные вести.

— Чего звал, чего звал, — недовольно пробубнил себе под нос глава Лагурина, затем смачно рыгнув на всю трапезную. — Знамо чего!.. В общем, очередное письмишко прилетело с голубкой из Дулмаса. По поводу награды за рыжего вепря. Размусоливать да тянуть за непотребные выпуклости особо не буду; к нам никто не едет.

— Ента ещё почему, уж позволь полюбопытствовать⁈ — атаман Хмельных бродяг мигом помрачнел. Красочные воздушные замки, кои он строил у себя в голове, в радужных мечтах представляя, как поступит с огроменными деньжищами, плывущими к нему в лапы, стремительно растаяли, как утренний туман поутру.

— Потому, — Васланик как ни в чём не бывало, с громким чавканьем принялся уминать и второе гусиное бедро, — что пленник бежал вскорости после того, как вы нам его привезли. Мы, конечно, словили варвара тем же вечером, да вот незадача, «малость» повредили ему рыло… Так, что и не признать теперича, кто ента таков! Ну а им, то бишь твоим соплеменникам, неопознанные рыжие телеса без надобности, и платить за них они отказались наотрез! Мол, в ледниковых кладовых Нурязима уже с десяток таких, достоверно не установленных туловищ загорает. Желающие сорвать куш со всей Ивропии везут кого ни попадя…

— Мы притащили к тебе вполне живого и здорового узника! Того самого, коего и надобно! — негодующе фыркнул Хасван. — И уже не наши проблемы, что…

— Да нет же, как раз ваши! — резко перебил главаря лихих людей Васланик, при этом в сердцах откинув полуобгрызанную гусиную голяшку на другой конец столешницы. — Ведь пленник бежал по вашей вине!

— Что-о-о⁈ — вожак шайки аж поперхнулся от возмущения.

— Да то! Почему в пеньке был варвар, а не в железных оковах⁈ — пузатый городничий пристально врезался пронзительным взором в своего гостя. — Как-то подозрительно, не находишь⁈ Цепей, что ль, не нашлось? А решётка чего такая хлипкая оказалась⁈ И почему русич решился на побег именно у нас? Перекусить верёвку да выломать прутья, как полагаю, он мог в любой момент! Так отчего не сделал ентого ранее, ещё до въезда в град⁈ Удрать тогда было бы намного проще!

— В пеньке, потому что мы не работорговцы; кандалов у нас нет. Но канатик крепкий был, которым русича спеленали, не наговаривай! Далее, клетка, в коей он томился, не наша; на месяцок в пользование прикупили у одного барышника. Но решётка у неё, ежели что, из доброй вифирийской стали сварганена, ента точно! Можешь проверить! — зло бросил Хасван в ответ. — Пущай попробует кто-нибудь из твоих молодцев повторить ентот трюк с выламыванием из неё штырей, а я погляжу да посмеюсь над этими забавными потугами!

— Да проверили и перепроверили уже не раз, убедившись, что и взаправду сталь вифирийская. Но ента именно что трюк! — согласно хрюкнул Васланик. — Уж не ведаю, как дикарь это провернул, но бродячие силачи-скоморохи тоже порой нечто подобное вытворяют в своих представлениях!

— Ента не отменяет того факта, что бежал дикарь сам! Сам! — запальчиво вскрикнул Хасван, заставив Андерса вытащить бороду из очередного кувшина с медовухой, а четырёх стражей положить длани на рукояти мечей.

— Допустим! Ибо, если бы у меня имелись хоть малейшие подозрения, что ента не так, ты бы со своей вшивой сворой уже на дубовых колышках корчился! — вскипел в ответ Васланик. — Но почему он решил улизнуть только у моей тюрьмы, а⁈

— Да откуда я-то ведаю, что у руса на уме!.. — Хасван несколько понизил тон, дабы слегка разрядить градус стремительно накаляющейся беседы. — Мы, так-то, по балде варвару недурно саданули; он лишь на пути к Лагурину зенки продрал, то бишь вынырнул из накрывшего его беспамятства. Ну а на подъезде к темнице как раз полностью, поди, оклемался, затем осмотрелся, прикинул расклад, да и вознамерился рвануть на волю. Слышал, Уклюмич хотел на него кандалы нацепить; на строптивого русича наверняка эти оковы действуют, как красные шаровары на быка; не забывай, варвар целый год томился в неволе.

— Складно излагаешь, — городничий залпом осушил чарку с вином и пару раз икнул. — И не придраться!..

— Слухай, — Хасван принялся очень осторожно подбирать слова, прекрасно осознавая, что может более и не выйти из дворца главы Лагурина, ежели сейчас ляпнет нечто лишнее. — Я видел рыжее тулово, которое протащили по мостовым, и могу тебе точно заявить, что ента не Ратибор. Я всё понимаю: дикарь бежал и вы, дабы скрыть сей факт и обелить себя, нашли какого-то рыжезадого несчастливца да, обезобразив ему ряху, выдали этого неудачника за чемпиона Кузгара.

— Может, ему горло перерезать? — буднично поинтересовался Андерс у Васланика, многозначительно достав при этом из-за пояса нож и принявшись лениво ковыряться его остриём в зубах. — А то не нравится мне наш гость. Уж больно много говорит. И знает.

— Мои коршуны за меня отомстят, — не слишком уверенно проворчал негромко Хасван, рефлекторно потянувшись к ножнам с мечом и запоздало вспомнив, что охрана изъяла их на входе в теремок.

— Ой ли? — посадник с неприятной усмешкой посмотрел на враз посеревшее лицо атамана лиходеев. — Да твои разбойники уже на следующий день забудут, как тебя звать-величать! Особливо если им отстегнуть плошку серебра на жратву, пиво да блудниц!