— Ой, извини, Ратик, извини! Сделаем вид, что я ничего сейчас не гнусавил. Так какой у тебя план, не поведаешь другу детства? Трепещу, как мечтаю услыхать про сию грандиозную задумку…

— Тьфу тебе на макушку ещё раз!.. Баламошка неприкаянный!

— Я тоже безумно рад лицезреть твою рыжую бороду, друже!

Мирград. Переулок Колодников. Тюрьма. Тем же вечером

— Честно признаюсь: страсть как жаль тебя окончательно зажмуривать, ибо питала ты меня всё енто время просто великолепно! — сильно помолодевшая черноволосая Урсула, выглядевшая нынче лет на тридцать — тридцать пять, не больше, заглянула в самую дальнюю, угловую яму, к коей регулярно наведывалась последние два года. — Но всякому, даже потрясающе мощному естеству рано или поздно приходит конец, коли постоянно подкармливать с него свою молодость. Вот настал и твой черёд, девонька.

Иберийская колдунья, облачённая в свой неизменный балахон хамелеона, раскатисто загоготала, без всякой жалости рассматривая укутанное в какое-то грязное тряпьё, засохшее, страшно скрючившееся женское тело, бездвижно возлежавшее на дне ямищи. Злату (а пленницей заморской ведьмы оказалась не кто иная, как родная сестра Емельяна) было не узнать. Некогда белокурая головушка её практически полностью облысела, румяное круглое, пышущее здоровьем личико дико осунулось, глазницы глубоко впали, кожа почернела, иссохла и потрескалась. Всё туловище Златы превратилось в один тощий скелет, настолько она исхудала. Казалось, любого слабого ветерка хватит, дабы еле дышавшая племянница Святослава, как пожухлый листик, улетела прочь.

Между тем Урсула вытянула левую руку в направлении узницы и прошипела себе под нос древнее заклинание. Истерзанное тело Златы выгнулось дугой, и в тот же миг от её тулова нехотя отделился небольшой белёсый сгусток размером с утиное яйцо и плавно полетел наверх. Сама же сестрица Емельяна судорожно вздохнула в последний раз, затем забилась в предсмертных конвульсиях и наконец обмякла, затихнув навсегда. Жизнь окончательно покинула её бренные телеса.

Урсула тем временем дождалась, когда вязкая субстанция соприкоснулась с её ладонью, и сладко вздрогнула; прилив живительной силы шаровой молнией пробежал по каждой клеточке её тела, напитывая их мощнейшей энергией.

— Ах, как хорошо!.. — Урсула томно потянулась. — Ну а теперь можно и на совещание метнуться. Поди, заждались уже меня во дворце, хе-хе! — иберийская ведьма противно захихикала, далее расплакалась, аки обиженное дитя, а после жутко завыла, заставив остальных узников в темнице испуганно вжать головы в плечи. Желающих привлечь к себе внимание заморской колдуньи в тюремных казематах не оказалось.

Урсула же фыркнула себе под нос ещё одно заклинание, мгновенно обернулась в муху и полетела к новому, совсем недавно отстроенному княжьему терему, хозяйкой которого являлась её ученица. По крайней мере, формальной хозяйкой. На деле же, и это понимали абсолютно все в замке, как столицей, так и Мирградским княжеством правила именно страсть как похорошевшая внешне тёмная волшебница.

Трапезная. В то же время

— Вы издеваетесь⁈ Как я всё ента начальству объяснять буду⁈ — тучный бородатый ослям, одетый в розово-бархатные, украшенные сиреневым жемчугом тунику, шаровары и точно такие же кичливые сапожки, сверкая массивными золотыми перстнями на толстых пальцах, гневно шагал туда-сюда по трапезной мимо стола, за которым восседали Тихомир с Лютегой. В обеденном зале также присутствовал верный «пёс» княгини — Брадигост, безмолвной тенью застывший в нескольких шагах за спиной у своей возлюбленной.

— Как до этого объяснял, Кюбарт, так и нонче скажешь, — лениво зевнув, Тихомир, нисколько не изменившийся за последние пару лет, кинул на столешницу увесистый кошель с золотом, характерно зазвеневший. — В чём проблема-то?

— Проблема в том, — взорвался пухлый шалмах, — что вот уже два года я вожу за нос военачальника Герканта! Он для чего, по-твоему, оставил тут меня с шестью сотнями аскеров? Только для того, чтоб помочь вашей новоявленной королеве на троне усидеть⁈ Ага, как же! В первую очередь его интересовала погребённая вместе с замком казна! В которой, на секундочку, покоятся и те самые сокровища, кои ваш, уж давно мёртвый, Святослав умыкнул при набеге на наш караван! Ты про условия-то, на которых Мирград с землёй не сровняли, не запамятовал, случаем⁈ Вы откапываете сокровищницу, возвращаете всё награбленное у нас плюс ежегодная дань: бочка злата и обоз с мехами! И где хоть что-то из перечисленного, а⁈ Вместо этого вы чаво сделали? Вырыли казну и первым делом в кратчайшие сроки возвели на добытые с таким трудом ценности новый дворец на месте разрушенного!.. Ну это ещё полбеды: отстроили да отстроили, хрен бы с ним!.. Но дальше-то что⁈ Платить императору Эдизу всё равно придётся! Ежели не хотите, конечно, второго визита нашего войска под стены Мирграда! А так и произойдёт, коли не дать владыке хоть что-то! Мне всё труднее и труднее сочинять в отписках, почему так затянулись раскопки, которые на самом деле уж давно и не ведутся!

— Я не понял, мало денег, что ль? — Тихомир недовольно пошарил в загашнике и швырнул на стол, рядом с первым кошелём ещё один кисет с монетами. — На! Ента тебе для буйства фантазии. Придумай уж чаво-нить вразумительное. Ведь сочинять ты мастер! В конце концов, за твои писульки в Кулхидор, замок Эдиза, я тебе и отстёгиваю кругленькие суммы каждый месяц!

— Давайте без ссор, господа. Мы все в одной лодке, — раздался в трапезной глухой бесстрастный голос Лютеги, перебив готовые было сорваться с губ тысяцкого осов яростные проклятия. Заговорившая княгиня слабо напоминала себя прежнюю, двухгодичной давности. Лицо её обвисло и утратило здоровый румянец, кожа посерела. Сама правительница Мирграда сильно исхудала. Видно, смерть детей и приобщение к чёрной магии не прошло для неё бесследно. — Уважаемый Кюбарт, мы прекрасно понимаем, в какую неприятную ситуацию ты попал, и уверяю, приложим все возможные и невозможные усилия, дабы на тебя не пал гнев вспыльчивого императора. Ты нам нужен, мы отлично сработались. Потому самое позднее, в конце нынешнего лета бочка золота и обоз с мехами отбудут в Ослямбию. Обещаю. Можешь сообщить столь добрую весть военачальнику Герканту. А пока, пожалуйста, прими из рук моего советника эти два мешочка с монетами. В знак нашей дружбы и взаимовыгодного сотрудничества.

— Ну, это уже кое-что! — не без облегчения пробасил шалмах, подойдя к Тихомиру и привычно сграбастав со стола кошели со златом. — Ежели отправить дань, мне, конечно, полегче будет писанину всякую липовую начальству калякать!.. Уж придумаю чавось…

— Досточтимый Кюбарт, — Тихомир, под ледяным взором Лютеги сменив тон с раздражённого на бархатисто-льстивый, нервозно забарабанил пальцами по столу. — А ежели бы ты ещё покумекал, как совсем нам отвертеться от возврата похищенных Святославом драгоценностей, было бы вообще чудесно! Например, провалилась казна во внезапно образовавшееся под теремком подземное болото аль растащили бессовестные холопы, ну или на крайняк, похитили некие хитрозадые недруги… На последних вообще всё что угодно свалить можно! В общем, подбери сам какую-нибудь более-менее правдоподобную версию, как так вышло, что денежек больше нет. Само собой, мы от ежегодной выплаты дани в виде бочки с золотом и обоза с мехами ни в коем случае не отказываемся! Но вот насчёт остальных сокровищ… Нема их. Не-ма! Так своим господам и передай. Ну а наша благодарность не будет знать границ! Хочешь, поместье тебе в Ослямбии отгрохаем не хуже, чем у императора…

— Какое ещё болото⁈ Какие холопы с врагами⁈ Ну ты, зяблик, и нахалюга! — шалмах ошарашенно вылупился на субтильного вельможу. — Впрочем, наверняка ведь не отсебятину сейчас спорол! А я ведь знал, ха-ха, что к этому всё идёт, что вы просто не хотите возвращать столь жирный куш! — быстро отошедший от шока Кюбарт насмешливо переводил взгляд с Лютеги на Тихомира и обратно. — Ладно, я поразмыслю на досуге, как сие можно представить… А поместье я и сам себе построю! И не одно! Ну а энную сумму за это как раз стрясу с вас, хитрецов, имейте в виду!