«Где-то я уже нечто схожее слышал, старший братец, причём совсем недавно», — ухмыльнулся про себя Джушукан, вслух лишь бесстрастно брякнув: — Понял. Займёмся.

— Ты что наделал⁈ — ошарашенно держась за голову, в смятении выпалил Ельвах в физиономию только-только вернувшемуся с арены Ратибору, грозным рыком отогнавшему от себя собравшееся скопище служивых, ристальщиков да холопаев, принявшихся было поздравлять его с невероятной победой над страшным зверем. — Ежели бы у меня произрастала на башке хоть какая-то волосня, я бы себе повыдирал её до корней!.. Но так как там давно уж пустынно, пришлось с задницы надёргать! Я же всё поставил на тигра!.. Ты меня разорил, варвар!.. Ну почему ты не позволил людоеду собой отобедать⁈ Неужели это так сложно⁈ — лысый страж отказывался верить своим глазам, только что лицезревшим умопомрачительный бой Ратибора с иберийским хищником. Ельвах так и не смог до сих пор сам для себя до конца определиться, какие же чувства у него преобладают при виде «рыжего медведя»: холодное раздражение, порождаемое его вздорным, невыдержанным характером, аль чёрная зависть вкупе с неподдельным, никогда ранее не испытываемым восхищением, которые у начальника стражников вызывали бойцовское мастерство, сила и ловкость строптивого русича.

— Не ной, плешивый, заработаешь ещё, — миролюбиво буркнул между тем ему в ответ Ратибор, досадливо глянув на полученную давеча и открывшуюся в пылу схватки кровоточащую рану на своём боку. — У меня для тебя тут заданьице имеется!..

— У тебя? Для меня? Задание? Это что-то новенькое!.. Ну, слушаю!..

— Там на арене полосатая тушка валяется. Шкура да мясо мне без надобности, а вот клыки да когти нужны. Будь добр, распорядись, чтоб собрали да прислали.

— Зачем тебе, рыжий?

— Да знаю я одну дремучую барышню, коей наверняка сгодятся. Супчик там сварганит из них аль настойку какую ядрёную… Вариантов хватает! Представляешь, предпочитает сия вреднющая старушка именно людоедовы когти с клыками на завтрак хряскать… В перетёртом, желеобразном состоянии.

— А ты что, медвежара, никак собрался куда?

— Ага, как-нибудь на прогулку соскочу. На дальнюю, — Ратибор без тени улыбки зыркнул на ехидно хмыкнувшего Ельваха. — Я тут не навечно, имей в виду.

— Ну-ну!.. — лысый глава стражей по сему вопросу не скрывал своего скептицизма. — Ладно, сделаем. Если, конечно, Зоривес себе первее не заберёт. А то его наставница Урсула исправно обдирала телеса зверей-людоедов до костей. А то и с оными велела к ней в башню останки доставить!.. Также, видно, любительница необычных похлёбок, — Ельвах поёжился, как от холода, гоня прочь неприятные воспоминания о редких, но метких визитах древней ведьмы в Кузгар, не очень, похоже, его радовавших, после чего с упоением воззрился на «рыжего медведя». — А ты теперь на коне, чемпион. Красавчик! Я до сих пор в себя прийти не могу! То, что ты сейчас сотворил на арене, просто потрясающе! Незабываемое зрелище! Чернь тебя боготворит!.. А значит, и слово твоё пусть и не закон для нас покамест, но вес уже имеет весьма ощутимый!..

«А вот это, определённо, очень хорошо, — довольно улыбнулся про себя Ратибор. — Надобно только покумекать, как ента можно использовать…»

В это время на первый этаж спешным шагом влетел Гючлай и тут же стремительно подошёл к Ельваху, с ходу нервозно прогундосив: — Там Зоривес обозначился! Весть на словах передал. Тёмный колдун требует, дабы ему немедля отдали тушу тигра-людоеда. Целиком! Что делаем?

— Эх, кажись, накаркал я! М-де!.. — глава стражей смущённо почесал себе зад, после чего сконфуженно продолжил: — Уж не серчай, русич, но ссориться с придворным волшебником, нынче заместо Урсулы шепчущим в уши императора, желания нет никакого. Хоть я и сказал, что вес у твоего слова теперь имеется, да только у верховного жреца Ахримана, определённо, куда как потяжелее словечки, чем у невольника, пусть уже и не безызвестного, — Ельвах, скривившись так, будто сел на ежа, виновато покосился на помрачневшего Ратибора, а затем, выдержав небольшую паузу и окончательно утвердившись в своём первоначальном решении, неохотно гыркнул помощнику: — Что делаем, что делаем… Выбор-то невелик! Отдавай тулово Сивого Убийцы тёмному магу! Хрен с ним, пущай забирает, лишь бы отвалил, и вообще, пореже нас беспокоил!..

Кузгар

— Ра-ти-бор! Ра-ти-бор! Ра-ти-бор! — без устали скандировала в предвкушении главного боя вечера разгорячённая публика, с нетерпением ожидая выхода на арену вот уж год как бессменного чемпиона Кузгара, могучего, непобедимого русича, сминавшего на своём пути любого, кому не повезло оказаться у него на дороге.

Император Эдиз, с которым у молодого богатыря по известным причинам отношения, прямо скажем, не заладились, не мог уже просто взять и втихую казнить непокорного «рыжего медведя», ибо тот стал за очень короткий срок невероятно популярен и знаменит в Нурязиме. Причём не только среди черни; значительная часть ослямбской аристократии, регулярно посещавшая Кузгар, также благоволила к рыжебородому витязю, ибо то, что он вытворял на арене, многим казалось попросту невообразимым. Нет, конечно, волевым решением, наплевав на последствия, можно было оформить указ-однодневку, позволяющий отправить варвара на плаху, скажем, за систематические оскорбления его высокосветской персоны. В частности, за постоянные демонстративные плевки, рыгания и чихи в сторону императорской ложи. Да только это надо было делать раньше, а вот как сейчас подобное сведение счётов со своим обожаемым любимчиком воспримет легко воспламеняющаяся, всегда капризная толпа, оставалось лишь гадать. Но народные волнения в любом случае неизбежны. А там и до стихийного бунта рукой подать. И вот этого, крайне, мягко говоря, неприятного для любого властителя события, даже слабый, всего лишь гипотетический намёк на которое вызывал у владыки лихорадочный, нервный трепет да кошмарный зуд на пятой точке, очень бы хотелось избежать.

Плюс, как думалось Эдизу, просто казнить рыжего варвара недостаточно. Во-первых, чересчур обыденная и слишком лёгкая смерть. Во-вторых: делать из него мученика, сложившего голову по указке мстительного правителя, тоже не самый лучший вариант; злопамятная орава, даже если проглотит, стерпит и не взбунтуется, то наверняка припомнит при первом же удобном случае, как пить дать. Ну и третье, главное: император мечтал увидеть, ну или хотя бы получить радостное известие о том, как его враг… проиграл. Пал на арене, сражённый копьём, мечом аль топором. А затем с удовлетворением лицезреть, как следом непременно рассыпется, аки карточный домик, его ореол непобедимого бойца, разорванный на куски людьми аль дикими зверями.

Данная монаршая блажь стала навязчивой целью для повелителя Ослямбской империи, вострой занозой свербя у него в причинном месте, и ради достижения своей мечты Эдиз за последний год затратил очень много времени, средств и усилий, пытаясь найти того, кто способен одолеть рыжебородого витязя в бою. Но это оказалось неразрешимой задачей, ибо Ратибор сносил всех, кого выставляли против него. Одиннадцатые по счёту игрища в текущем году подходили к концу, а ершистый русич по-прежнему не собирался умирать. Это дико бесило да нервировало вспыльчивого императора, и без того легко выходящего из состояния душевного равновесия. Как итог, властелин Солнечной державы стал редким гостем на кузгарской арене, ибо лицезреть сначала плевок в свою сторону, а после и очередную победу ненавистного раба было выше его сил. Впрочем, сегодня, в виде исключения, государь решил снова посетить игрища.

«Десять на одного, причём все сразу, не по очереди. Только на таких условиях удалось найти варвару новых противников, согласившихся выйти против него!.. Остальных русич уже всех покрошил, кто, соблазнившись золотом, заявился в Кузгар за его башкой! Очуметь просто! Если и этих сдюжит закопать, только и останется, что толпу рабов против него выставлять… Как скотину на убой! М-де, ну не будем бежать впереди рысака! Определённо есть шанс, что варвар сегодня оступится… Авось? А вдруг⁈ Нельзя же, в конце концов, постоянно побеждать!.. Или всё-таки можно?..» — сам себя мысленно спрашивал самодержец, нервозно елозя в императорской ложе на бархатной подушке, заботливо подложенной сметливой служанкой под его нежный зад. При этом правитель Солнечной державы усиленно налегал на ялминское красное винишко, периодически чередуя сие дорогущее пойло с довольно бюджетным (по меркам местной аристократии), но зато хорошо бьющим в голову, терпким шварийским элем. В последнюю годину, по примеру развалившегося рядом в стельку пьяного Джушукана, Эдиз стал регулярно прикладываться к спиртному, помогавшему, пусть и на время, заглушать его душевные терзания. Император чувствовал, что непостижимым образом стремительно утрачивает как своё влияние среди знати, так и остатки уважения простого народа. И происходит сие непотребство в первую очередь благодаря наглому русу, как будто стоящему на другой чаше весов и перетягивающему на себя всеобщие почёт, обожание и признание.