— Приношу извинения и беру свои слова назад. Я был не прав, — Торчин сконфуженно зыркнул на Ратибора, слегка кивнувшего в ответ, а потом смущённо воззрился на княжеского отпрыска. — Твой отец под страхом казни запретил кому бы то ни было из нас пытаться тебя вытащить из плена, юный властелин, — виновато пробубнил себе под нос воевода. — Ибо боялся неудачи, коя была чревата совершенно непредсказуемыми, но явно не очень хорошими последствиями… Для тебя, княжич, в первую очередь! Лиходеи же грозились, в случае чего, твоё тулово по частям присылать…

— Да заткнись ты! — обидчиво вскинулся белобрысый мальчонка. Затем он сполз с коня, подбежал к воеводе, подпрыгнул и нанёс Торчину звонкий удар ладонью по щеке. Тем самым княжич наглядно показал, что он думает о подобной бездеятельности. — Отличная тактика, сидеть сиднем и ни хрена не делать! Абы чего не вышло!.. Тьфу на вас! Тьфу, тьфу и ещё раз тьфу! А теперь поехали к батьке! Ты будешь моим новым рысаком!

— Как скажешь, престолонаследник! — Торчин без пререканий присел на корточки, позволил Воисвету вскарабкаться себе на шею, после чего поднялся с оседлавшим его сыном князя и в сопровождении своих воинов потопал к Мёдограду.

Добрая весть о том, что княжич жив, здоров и вернулся в родные пенаты, мигом облетела все окрестности. Потому торжественная процессия, двигающаяся к стольному граду, быстро разрослась до неприличных размеров, пополняясь по ходу движения всё новыми и новыми подданными государя: князя Годислава в народе любили и уважали. Как и его семью.

Тем временем радостный Воисвет, которого буквально на руках понесла к дворцу ликующая толпа, смутно чувствовал: кого-то рядом не хватает. И лишь в случившихся вскоре крепких объятиях отца и матери вдруг осознал, кого именно. Княжич обернулся, беспокойно шаря встревоженным взглядом по окружающим его счастливым лицам. Подозрения мальчика подтвердились: Ратибора рядом было не видать.

Трактир «Улей»

На следующий день после возвращения Воисвета в родные пенаты

Стояло раннее утро. Трапезный зал «Улья», кабака, располагавшегося на юго-западе столицы Пчелиного княжества, был практически пуст. Лишь один странник сиживал за крайним слева, угловым столиком, а именно огромный рыжеволосый воин, вчера вечером заявившийся в таверну и снявший себе комнату на ночь.

Невыспавшийся Богдан, хозяин «Улья», а по совместительству и его трактирщик, облокотившись на стойку, из-под полуоткрытых век сонной мухой наблюдал за рыжебородым богатырём, что спустился в трапезную, едва-едва начало светать. С одной стороны, седовласый корчмарь, коему недавно перевалило за шестьдесят, не прочь был ещё часика два помять бока на лежанке. С другой — громадный путник платил щедро, ждать не любил и, вообще, не вызывал какого-либо желания чем-то навлечь на себя его недовольство.

«М-дя уж!.. С такими громилами лучше не ссориться! Особенно в безлюдных местах. Здоровее будешь!..» — прокряхтел про себя повидавший на своём веку кабатчик, при этом покосившись на стоявший рядом объёмный куль с припасами, который могучий посетитель попросил приготовить ему в дорогу. Чужак явно собрался покинуть Пчелиную столицу ещё до полудня.

«Уезжает, и слава Велесу!.. — снова прокудахтал в уме седой трактирщик. — Одни неприятности от подобных ему детин. Такой себе на краюху хлеба не плугом аль пасекой зарабатывает. Несомненно ведь воин! Причём очень матёрый! Смерть с ним ходит рука об руку… Но башляет незнакомец, не скупясь, ентого не отнять…»

Между тем Ратибор, только что умяв на завтрак добро поджаренную свиную рульку, не спеша цедил охлаждённый пряный сбитень, которым славилась местная харчевня. При этом он машинально пробежался подушечками пальцев по двум кисетам на поясе: один был наполнен когтями и клыками обезьяны-людоеда, второй сущности колдуна Зоривеса; другой — когтями и клыками йотуна Снежка, старого знакомого «рыжего медведя». Ратибор лениво размышлял о том, как ему всё-таки лучше поступить: ехать сразу к Благане, дабы поинтересоваться у старой ведуньи, поможет ли она ему в противостоянии с Урсулой, аль всё же сразу в Мирград отправиться. Разведать, так сказать, обстановку. Дюжий ратник отдавал себе отчёт, что в этот раз так, как он привык, то есть зайти через парадный вход, вышибить дверь и посворачивать всем ворогам бошки, у него вряд ли выйдет.

«По крайне мере в одну моську переть напролом тяжеловато будет… — неторопливо кумекал про себя Ратибор. — Надо бы сперва изнутри кое-что разнюхать: численность окопавшихся в граде вражин, ситуацию в целом, царящие в народе настроения. Ну а затем заручиться поддержкой недовольных правлением Лютеги ватажников и горожан, кои наверняка имеются, причём в немалых количествах! В общем, сработать нужно тонко… То есть именно так, как ты действовать и не умеешь, рыжий балбес!..»

В этот миг дверь в трактир открылась, и в зал вошёл Торчин, вчерашний знакомец Ратибора по драке. Бегло оглядев трапезную, уже нарядно одетый по званию воевода заприметил в углу рыжебородого богатыря, довольно хмыкнул, обернулся и почтительно произнёс кому-то на входе: — Он здесь. Как мне наши ищейки и доложили.

— Отлично! Проследи, чтобы нам не помешали, — властно раздалось с порога харчевни.

— Будет сделано, владыка, — Торчин зыркнул на шесть крепких дружинников, зашедших следом за ним в корчму: — Так, ты и ты, на входе мнётесь! Никого не впускать, не выпускать без государевой либо моей указки! Ясно? Хорошо. Теперь вы двое — топаете наверх; проследите, дабы со второго этажа нас никто не потревожил. Ну и Милонег с Беляем остаются со мной и правителем; маячите недалече и внимательно наблюдаете в первую очередь за рыжим чужаком. Тот горяч, норовист, что угодно отчебучить может! Посему ухи востро и моргалики на макушке!..

Распределив попарно на позиции своих бойцов, затем Торчин уважительно придержал входную дверь, впуская внутрь неброско, но крайне добротно одетого русоволосого мужа лет пятидесяти.

У корчмаря глаза на лоб полезли от осознания того, кого сейчас попутным ветром принесло на порог его харчевни.

— Государь!.. — не удержавшись, изумлённо ахнул тут же низко склонившийся Богдан, всю сонливость которого как ветром сдуло ещё при появлении в заведении княжеского воеводы. — А я ведь Параскею не будил ещё; окромя кабанчика, медовухи да сбитня с квасом и нет ничего готового…

— Вот кваску, мил человече, будь добр, и плесни мне в кубок! — Годислав, правитель Пчелиного княжества, не спеша подошёл к стойке, взял из трясущихся от волнения рук трактирщика кружку, тут же им наполненную, а после взглянул на котомку с припасами, прищурился и поинтересовался: — Намылился куда, Богдан?

— Ента я не себе собрал! — тут же выпалил невесть чего испугавшийся корчмарь, про себя с тревожно-радостным удивлением отметивший, что князь знает его имя. Только вот хорошо это или плохо, пожилой кабатчик не ведал. — А вон ему! Ему наготовил! В путь-дорогу! — Богдан ткнул дрожащим указательным пальцем в сторону молчаливо восседающего Ратибора, продолжавшего всё так же невозмутимо цедить пряный напиток.

— Да что ты? — князь несколькими глотками осушил чарку с квасом, поставил опустевший сосуд на стойку, а после задумчиво сдвинул брови. — Любопытно… А я как раз к нашему гостю на разговор и пожаловал. Жбанчик медовухи нам принеси ещё, старче, будь ласков.

— Как скажете! Я мигом! И оглянуться не успеете! У меня лучший хмель в княжестве! Не считая, конечно, ваших личных хранилищ в тереме, властитель!.. — смешно затараторил Богдан, про себя поражаясь тому, что Годислав пришёл столь ранним утром в его заведение, к какому-то неизвестному головорезу на беседу. Невиданная честь для странствующего незнакомца. Обычно ведь бывало совсем наоборот: к князю приводили кряжистые дружинники тех, кого правитель желал лицезреть лично.