Между тем русичи, планомерно уничтожая на своём пути чахлые остатки аскерского сопротивления, словно щупальца гигантского кальмара, опутывающие свою несчастную жертву, уверенно двигались по многочисленным извилистым переулкам столицы Ослямбии к Кулхидору, величавому дворцу правителя Солнечной державы. Выполненный из редчайшего пурпурного мрамора Рубиновый замок, как окрестили сердце Нурязима лояльные императору подданные, поражал своим великолепием. Опоясывавшие цитадель Эдиза по периметру пять высоченных башен с позолоченными куполами, украшенными остроконечными шпилями, казалось, легко пронзали бегущие по небу кучерявые облака.
Само имение падишаха, чернью же называемое не иначе как Кровавым дворцом, было огромным, округлым, искусно возведённым строением, имеющим аж пять этажей; и элитные гвардейцы Кулхидора встали насмерть на входе в обитель своего повелителя. Но остановить разгорячённых русичей избранная стража Эдиза уже не могла при всём своём желании; нападавшие, чем-то отдалённо напоминающие собой здоровенный рой рассерженных пчёл, за считаные мгновения снесли массивные золочёные ворота вместе с охраной и принялись расползаться по замку, сея в императорской резиденции смерть и разрушение. Разрозненные очаги сопротивления жестоко подавлялись. Кулхидор очень быстро стал оправдывать данное ему простым людом прозвище, ибо спустя непродолжительное время довольно сложно было найти в имении Эдиза хоть какой-то не заляпанный кровью пятачок.
Ратибор, столь долго и кропотливо взращивавший в голове планы мести, был, конечно, в первых рядах ворвавшихся во дворец витязей. Из-за стоящей в Нурязиме невыносимой жары он давно скинул с себя как кольчугу со шлемом и с подшлемником, так и стёганую рубаху, оставшись в одних шароварах да сапогах. Амулет в виде молота Сварога всё так же покоился у него на груди, когда князь Мирграда, полуголый, весь в крови, своей и чужой, с ходу ногой отворил нараспашку двери тронного зала и без колебаний ввалился с мечом наперевес в святая святых императорского замка. За спиной своего предводителя маячила толпа разгорячённых битвой русичей; среди них находились Ладимир, Мирослав и Любомир, а также Емельян, страстно желавший воочию лицезреть волнительную сцену долгожданной встречи Ратибора и Эдиза.
Быстренько зарубив пару дюжих телохранителей императора, поджидавших в главном зале за дверями и сразу же, стиснув зубы, бросившихся на ввалившегося внутрь рыжебородого богатыря, князь Мирграда затем с нехорошим прищуром огляделся; огромный тронный чертог оказался практически пуст. Помимо Ратибора, всего трое людей осталось в церемониальном помещении: по прямой застыл мрачный военачальник Геркант в полном боевом обмундировании; за ним в отдалении, рядом с троном маячила ещё одна, смутно знакомая нетрезвая рожа, хозяин коей ошарашенными от страха зенками пожирал заявившегося без приглашения рыжекудрого варвара. Третьим же, собственно, был персонаж, ради рандеву с которым и затевалось всё творимое русами безобразие, а именно сам властитель Эдиз, в противоположном конце зала нервозно елозивший задом на своём розовом мраморном престоле.
Мертвенно-бледный владыка Кулхидора, облачённый в расписную лидийскую рубаху с драгоценными каменьями заместо пуговиц да шёлковые фиолетовые панталоны причудливой формы с элегантными сандалиями на босу ногу, ненароком выронил из рук опустевший серебряный кубок, глухо ударившийся о ковровую дорожку, а после, судорожно икнув, неловко поправил съехавшую набекрень золотую корону. Липкий пот крупными каплями выступил на холёной физиономии некогда самого могущественного человека Запада. Попытка сохранить лицо у владыки Ослямбии получилась, прямо скажем, не очень.
Между тем от трона к Ратибору опрометью ринулся стоявший там ранее муж с красным от многодневной пьянки лицом. Облачённый лишь в бесформенный бархатный халат и нижнее бельё с домашними тапками, Джушукан, родной брат императора и по совместительству его правая рука, быстро почуял ветер перемен. Шустро подлетев к огневолосому великану, споро направившемуся в сторону трона, черноволосый аскер, рыгнув сивушным выхлопом, засеменил рядом с могучим исполином, на ходу шёпотом затараторив тому заранее заготовленную речь:
— Как я рад, что в Нурязим воротился столь великий воин, сам непобедимый чемпион Кузгара! Не ведаю, какие у тебя планы, о могутный сокрушитель, насчёт дальнейшей судьбы Ослямбии, но твои недобрые намерения в отношении моего недалёкого братца не вызывают сомнений ни у кого! А знаешь что? Я не буду тебе мешать! Да-да, не буду! Ухлопай уже этого слюнявого разиню! А после предлагаю тебе рассмотреть мою кандидатуру на его место! Я буду править Ослямбской империей справедливо и по совести, обещаю! А также обязуюсь платить Мирграду ежегодную дань! Сколько бы она ни составляла, наскребём, прошу не волноваться! У нас ведь деньжищ немерено, пухлая казна Кулхидора поистине бездонна! Назови любую сумму…
В этот момент Ратибор, даже не думая притормаживать, схватил обеими руками Джушукана за чёрную гриву да сильно крутанул его головёнку по часовой стрелке. Тут же раздался характерный хруст шейных позвонков, и младший брат императора безжизненным кулём хлобыстнулся на пол.
Эдиз на троне сначала испуганно крякнул, а затем истошно проверещал на весь чертог:
— Мой верный полководец, ежели ты сейчас убьёшь этого нахального дикаря, то можешь просить чего хочешь! Всё исполню!..
— Да заткнись ты, гнусный червь! — слегка повернув голову, с раздражением бросил через плечо Геркант своему, тут же огорошенно осёкшемуся властителю. — Я последние пару лет сам тебя, скотину вонючую, удавить мечтаю! Постоянно меня унижал на людях, собакой кликал, ни во что не ставил! Хотя я верой и правдой служил тебе столько годков! И никакой благодарности в ответ! Улитка протухшая, размазал бы по потолку, аки козявку, да…
— Кишка у тебя тонка оказалась, не так ли? — бесцеремонно перебив Герканта, ёрнически хмыкнул Ратибор, только что остановившийся перед широкоплечим аскером. — Так сдвинься на бровку с моей дороги, тряпка чумазая, дай пройти напрямки к патлатому негодяю тому, кто боится лишь одного, а именно не успеть на пиру после крынки парного молочка, ведра квашеной капусты и бочки с пивом добежать до ближайшего нужника.
Геркант, явно колеблясь, настороженно уставился на вспыльчивого гиганта. Военачальник шалмахов, в котором сию минуту боролись такие противоречивые чувства, как инстинкт самосохранения и желание жить, с одной стороны, а с другой — лютая ненависть к чемпиону Кузгара и долг перед короной, хозяина коей он на дух не переносил, всё никак не мог принять правильное решение.
— Мне казалось, ты всё понял при нашей последней встрече, — негромко обронил Ратибор, сделав акцент на слове «понял». — А именно то, что лучше не вставать у меня на пути.
Геркант слегка вздрогнул, затем чуть помедлил, явно припоминая столь неприятные для себя, прискорбные события, старательно гонимые сознанием прочь, а после чуть отошёл в сторону, опустился на одно колено и, склонив голову, глухо проурчал:
— Прошу прощения, князь! Дорога к трону правителя Ослямбии свободна.
На престоле тоскливо завыл от ужаса не верящий своим глазам и ушам Эдиз. Ратибор же довольно хмыкнул и вразвалочку потопал в сторону императора, малость ошалевшего от происходящего. Впрочем, дюжий ратник не забывал про осторожность. И как выяснилось, не зря. Проходя мимо коленопреклонённого военачальника, огневолосый исполин ещё раньше раздавшегося позади взволнованного крика Мирослава: «Берегись!» — почуял грозящую ему смертельную опасность. Ибо Геркант, в котором давным-давно копившаяся ненависть к Ратибору всё-таки выплеснулась наружу, затмив в голове полководца шалмахов все остальные, мало-мальски разумные чувства, неожиданно вскочил на ноги. Одновременно с этим он выхватил массивный двуручный ятаган из ножен, после чего сверху вниз под прямым углом со страшной силой рубанул своим изогнутым мечом.
Смертельный разящий удар, по всем канонам, должен был при попадании в цель развалить «рыжего медведя» от макушки до пояса на две практически равные половинки. Но чемпион Кузгара, краем глаза заметивший эту, весьма подленькую атаку, благодаря своей молниеносной реакции успел притормозить и сделать шаг назад, пропуская пред самым носом молнией мелькнувшую славную вельберийскую сталь, по сравнению с алгурийской, дакийской и даже вифирийской отличавшуюся повышенной прочностью.
