— Погоди, а зачем ты мне это рассказываешь — меня же завтра под сывороткой допросят? — нахмурился тут я.

— Да эти и так все знают! — отмахнулся мой собеседник. — Меня и отправили с тобой, потому что уже перед ними засвечен. Мое досье прислали нашим наряду с несколькими другими — вместе с пресловутым ультиматумом. Там такое, о чем, честно говоря, и я сам уже успел позабыть!

— Серьезные люди! — присвистнул я.

— Не то слово! Если удачно закроешь с ними тему и вернешься живым — считай, орден заработал! — понизив голос — хотя и до того говорил совсем негромко — посулил Юн. — Да и мне что-то перепадет — тема на контроле у самого министра! А это, знаешь ли, не шутки! Всем причастным достанется! Как и в случае провала — только уже не орденов-медалей…

— Ну да, наверное…

Мы вошли в отель. Я поискал в холле глазами Катю, но никого на нее похожего не приметил. Где же она? Опаздывает? Да нет, едва ли: прошло уже минимум вдвое больше заявленных ею на дорогу сорока пяти минут!

Неужели не дождалась и уехала?

А старший лейтенант уже увлек меня к лифту.

И только на нашем этаже, почти у самых дверей номера я вдруг услышал позади жалобное:

— Извините, вы мне не поможете?

Обернулся — и увидел спешившую в нашу сторону по коридору девушку. В которой, признаться, узнал ученицу мудан не сразу.

С момента нашей первой и единственной очной встречи — той самой, в Москве — Катя будто бы стала немного выше ростом и сменила прическу. Ну и одета сейчас она была не в белоснежный чосонот — то есть ханбок, как это платье называют на Юге — а в обычные (не для Пхеньяна, конечно) джинсы и футболку.

В левой руке девушка держала небольшой, но туго набитый рюкзачок, в правой сжимала телефон, экран которого будто бы и пыталась показать нам.

— Я впервые в Сеуле — и не могу понять: это вот где? — спросила она, подходя и учтиво кланяясь.

— Простите, девушка, но мы сами, как бы, не местные… — попытался было Юн и сам от нее отстраниться, и меня отодвинуть (шпионка с крепким телом, да — такая как наложит тола под корсет…), но Катя уже ловко сунула ему под нос телефон — и одновременно как бы невзначай коснулась тыльной стороной ладони выставленного запястья моего сопровождающего.

Мгновение — и закатив глаза, старший лейтенант начал оседать на пол.

Почти на автомате я попытался падавшего Юна хоть как-то подхватить. Дернулся — но травмированное плечо пронзила боль, и спутника я не удержал. Однако тут как тут оказалась Катя — обхватила бесчувственного старшего лейтенанта обеими руками и аккуратно привалила его к стене коридора.

— Открывайте номер! — повернулась ко мне.

— Ключ — у него, — кивнул я на сомлевшего сопровождающего.

— Был. Теперь — на полу, — показала глазами девушка.

Я посмотрел под ноги: на устилавшей коридор ковровой дорожке действительно валялась пластиковая карточка электронного ключа от комнаты — видимо, выроненная моим спутником.

— Владимир Юрьевич, поскорее, пожалуйста! — поторопила меня ученица мудан. — Пока нас никто не увидел!

Поспешно наклонившись, я подобрал карту и вставил ее в щель замка. Загорелась зеленая лампочка. Я надавил на ручку, толкнул дверь номера — и та приветливо распахнулась.

Уже вдвоем с Катей мы запихнули квелого Юна внутрь, подтащили к единственной кровати и уже не столько уложили, сколько уронили на нее — прямо поверх покрывала.

— Что вы с ним такое сделали? — только теперь спросил я у девушки.

— Погрузила в сон, — пожала плечами та. — Теперь он так проспит до утра!

Словно в подтверждение ее слов старший лейтенант на кровати зычно всхрапнул.

— А утром как мне ему все это объяснять? — буркнул между тем я. — Он же теперь вообразит, что вы из южнокорейской контрразведки! Да и я — заодно с вами!

— Не думаю, что ваш соглядатай попросит объяснений, — усмехнулась Катя. — По крайней мере — не на мой счет. Смутно припомнит, как вы подошли вдвоем к двери — никого посторонних рядом не было. Вдруг его замутило, но до кровати он будто бы добрел сам. И дальше — провал. Если и станет спрашивать — то лишь от том, сколько вы накануне выпили. Этот момент для него тоже слегка затуманится — и в какой-то мере послужит ответом на прочие вопросы.

— А камер там нет? — уже спокойнее махнул я рукой в сторону двери. — Охрана отеля не всполошится?

— Наверняка есть. Только что они покажут? Ну, перебрал человек соджу, «поплыл» — и заботливый товарищ с какой-то случайной девкой завели его проспаться в номер. Местных подобным представлением не удивишь — они сами пьют как не в себя… Что им еще делать-то — при таком образе жизни?

— Ну да, легендарный Ад Чосон, — хмыкнул я, понемногу успокаиваясь. И все же еще спросил: — А он точно не проснется — пока мы с вами тут… — неопределенно повел рукой: как будет проходить наш очный урок, четкого представления у меня не имелось.

— Точно, — заверила меня собеседница. — А что касается нас с вами — заниматься будем не здесь. Я принесла ароматические свечи, — кивнула она на свой рюкзачок, — запах у них стойкий, к утру может не выветриться! Вот тогда действительно возникли бы вопросы. Поэтому я сняла нам другой номер — на этом этаже свободных не было, поэтому взяла на седьмом, — кстати, наша с Юном комната находилась на пятом. — Еще даже не была там, правда — все боялась вас пропустить, караулила в коридоре. Но, думаю, он точно такой же, как этот. Если вы готовы — идемте туда!

— С собой нужно что-то брать? — уточнил я.

— Только коронную чакру — но она и так всегда при вас, — усмехнулась ученица мудан.

— Тогда — готов, — кивнул я — не сразу, но поняв шутку. — Идемте.

И, еще раз скользнув взглядом по мирно похрапывавшему Юну, следом за девушкой шагнул к выходу.

* * *

Снятый Катей номер действительно оказался практически копией нашего — только зеркальным его отображением. Так, у нас диванчик располагался справа от входа, а здесь стоял слева — и развернут был соответствующе. На нем-то я сейчас и сидел — не без интереса наблюдая, как ученица мудан расставляет на столике небольшие круглые свечи.

— А вы сильно изменились, — заметил я, с переменным успехом пытаясь вызвать в памяти ее тот, московский образ. — Повзрослели, что ли… Я вас даже не сразу узнал! Кстати, Катя, а вы-то меня как вычислили? — сообразил тут. — Вы же меня в этом теле вообще раньше в глаза не видели!

— Я смотрела не на тело, — слегка рассеянно поведала мне девушка. — И не глазами… Кстати, о телах, — установив на нужное место последнюю свечу, снова потянулась она к своему рюкзачку. — Владимир Юрьевич, если вас не затруднит — отвернитесь, пожалуйста: мне нужно переодеться к ритуалу. А в туалете тут тесно…

— Да-да, конечно — какое там «затруднит»… — поспешно поднявшись с диванчика, я встал носом в угол.

— Так-то мы, мудан, спокойно относимся к наготе, — проговорила у меня за спиной Катя, шурша одеждой. — Она для нас вовсе не табу. Некоторые сложные обряды положено совершать как раз в чем мама родила — и прилюдно… Просто вас не хочу смущать — чтобы мысли на постороннее не переключались…

— Вам виднее, как надо, — усмехнулся я.

— Все, можете оборачиваться, — разрешила девушка менее чем через минуту.

Что я и сделал.

Теперь на Кате был надет алый чосонот — в смысле, ханбок. Красивый, но какой-то… Немного агрессивный, что ли…

— Раньше вы предпочитали белое, — не преминул заметить я собеседнице.

— Белый был цветом Элеоноры Эдуардовны. Моя нынешняя наставница носит красный, — пояснила та. — Честно говоря, мне до сих пор комфортнее в белом, но в красном я сейчас объективно сильнее!

— Вот как?

— Важна каждая мелочь! — взяв с кровати свои джинсы, девушка достала у них из кармана зажигалку, затем бросила брючки обратно и повернулась к свечкам на столе.