Ладно, в следующий раз (а у меня ведь еще осталась одна неиспользованная услуга!) учту…

* * *

Выговорил я себе ночью, конечно, по делу, но переживал, похоже, напрасно: особо скоростных перегонов в пути не наблюдалось. Поезд полз еле-еле, останавливаясь, что называется, у каждого столба. Так и просилось на язык: «Здесь составы вялы, а пространства огромны…» Ну, «огромны» — это смотря с чем сравнивать, но «вялы» — определенно!

Проснувшись утром, позавтракали мы жареным сладким картофелем, что купили у какой-то бабуси на одной из остановок — Пак и Рю выбирали, я платил. А вот обедать всем купе отправились в вагон-ресторан — прихватив с собой по пути и Кима. Заодно я получил возможность полюбоваться на «его» плацкарт. В отличие от знакомых мне по детству и студенческой юности российских вагонов такого типа, здесь не было боковых полок — зато в отсеках они располагались в три яруса.

Возможно, это позволило удлинить спальные места, но вот на ширине проходов сказалось не сильно. А те еще и были плотно заставлены бесчисленными коробками и тюками, что натаскали пассажиры. В основном, как рассказал нам узколицый, его соседями были рабочие, возвращавшиеся с лесозаготовок в России. Оттуда же, видимо, они везли домой и бесчисленные гостинцы.

Что же касается собственно вагона-ресторана, то меню там оказалось более чем скромным — ничего интереснее гречневой лапши мы для себя в нем не нашли. Зато желающим предлагалось пиво — недорогое и довольно вкусное. Имелось также в продаже соджу — по экспертной оценке Кима, вполне приличное. К тому же, в отличие от пива, разливавшегося в кружки, его можно было взять с собой в купе, не откупоривая бутылок.

Чем мы и не преминули воспользоваться: решили, что второй раз сюда через полпоезда вряд ли попремся — пусть будет, чем скрасить ужин.

* * *

Вот чего мне в нашем купе реально не хватало, так это кондиционера — то ли он в принципе не был здесь предусмотрен, то ли просто не работал. А денек-то выдался солнечным и знойным, так что где-то к моменту нашего возвращения из ресторана вагон уже буквально раскалился. Окно, правда, открывалось — и это худо-бедно спасало от духоты — но не от изнуряющей жары.

Пиджак я с утра и не надевал, а теперь частично расстегнул и рубашку. Аналогично поступил Ян. Пак переоделась в легкий домашний наряд — чуть ли не в халатик. А вот у Рю с собой, как видно, ничего подходящего случаю не оказалось, и, забравшись на свою верхнюю полку с учебником физики, теперь она, похоже, просто постепенно стягивала с себя один предмет туалета за другим, прикрывшись от случайного взгляда тонкой простыней — в какой-то момент с ее полки, аккурат на голову тхэквондистке, сидевшей сейчас внизу и потянувшейся за чем-то на столе, спланировала бежевая юбка.

Я сделал вид, что ничего не заметил. И удалился в коридор, как, в общем-то, давно и собирался сделать. Встал у открытого окна, подставил лицо встречному потоку воздуха…

Поезд шел вдоль морского берега — и несмотря на будний день, сегодня пляж не выглядел таким уж пустынным: время от времени на глаза мне попадались довольно многочисленные компании. Кто-то купался, многие готовили на переносных конфорках что-то съестное.

Довелось наблюдать отъезд с моря одной такой группы — человек в двадцать, не меньше. За ними прибыл грузовик — вроде того, что вез нас в Расон из Пхеньяна — и теперь, собрав вещи, они чинно забирались в его кузов.

Кто-то подошел и встал со мной рядом. Я обернулся — и увидел Пак.

— В отпуске люди… — не без нотки зависти в голосе проговорила она, провожая взглядом очередных отдыхающих. — Я не помешаю? — будто опомнившись, спросила затем. — В купе совсем дышать нечем!

— Ничуть, — заверил ее я.

Минут пять мы так простояли, время от времени роняя короткие комментарии насчет проплывавших за окном видов. Постепенно эти фразы складывались в более-менее стройную беседу — достаточно неформальную, атмосфера поезда располагала.

В какой-то момент Пак вскользь упомянула Яна, и я, как бы невзначай, заметил:

— Мне показалось, будто вчера на платформе он был чем-то напуган…

— Эка невидаль! — хмыкнула моя собеседница. — Да Ян своей собственной тени боится!

— Вот как? — приподнял бровь я.

— Ой, не стоило мне так говорить, — тут же смешалась тхэквондистка. — Его, наверное, можно понять — ну после всего, что с ним произошло…

— А что с ним такого произошло? — полюбопытствовал я.

— А вы не знаете? — удивилась Пак. — Он же… Он же в трудовом лагере был, — резко понизив голос, поведала мне она. — Говорят, прибор, который он разрабатывал, взорвался — где-то Ян просчитался. Вроде как двое военных тогда погибли… Ян сам признал, что виноват. Ну вот его и… Оттуда, вообще-то, не возвращаются — в смысле, в столицу — но за Яна тогда сам начальник «Восьмерки» просил. И как-то сумел заполучить его назад. Сперва простым конструктором, потом Яна снова сделали ведущим… С лагеря он и заикается. Раньше чисто говорил…

— Понятно… — пробормотал я.

Вскоре после этого наш разговор как-то сам собой сошел на нет.

* * *

Почти сразу после ужина — снова приобретенного нами на станции, на сей раз это были острые соевые колбаски, умятые нами под соджу — в кармане моего висевшего на стенном крючке пиджака внезапно зазвонил телефон. Я выудил трубку — номер был незнакомый.

— Да? — сдвинул я зеленый бегунок на экране.

— Чон, привет, это Ким Чан Ми! — бойко раздалось в ответ. — Тебе сейчас удобно говорить?

— О, привет! — подорвавшись с полки, на которой сидел, я выскользнул из купе. — Я в поезде, так что связь может вдруг пропасть… Но безумно рад тебя слышать!

— У нас тут тоже со связью не очень, — сообщила на это девушка. — Но мне разрешили позвонить с вахты общежития. Так что я быстро! О главном! То, что со мной случилось — ну, у нас с тобой… Все, оно уже не пройдет! Не развеется! Вот так вот…

— Это точно? — почти на автомате переспросил я. — Ты уверена?

— Да. Уверена. Тут невозможно ошибиться.

— Чан Ми… — начал я.

В трубке зашуршало.

— Чан Ми!

— Не слышу тебя! — принес мне эфир сквозь помехи. — Наверное, твой поезд уезжает из зоны приема! Я что хотела сказать-то… Со случившимся уже ничего не поделать! Отныне — все так. Я это приняла… Жизнь продолжается! Может, еще увидимся с тобой… Как… Как коллеги! И родня! Ха-ха!.. — это ее «ха-ха!», надо признать, прозвучало более чем натянуто. — Я тебе, короче, еще как-нибудь наберу! А вот ты мне сюда, боюсь, не дозвонишься пока…

Тут наш поезд въехал в тоннель — море давно осталось позади, теперь вокруг были горы — и связь оборвалась.

Не люблю этого слова, но с тем, что прежних отношений у нас с Чан Ми уже не будет, я именно что смирился — наверное, еще в миг нашего прощания на той троллейбусной остановке. Пусть и сам себе ни в чем таком прямо не сознавался. Характерный штрих: последние дни о Ким я, кажется, даже не вспоминал — хотя там столько всякого навалилось, что, пожалуй, и не удивительно…

Однако подспудно некая неопределенность надо мной все же довлела, и вот теперь, когда она наконец исчезла, я, наверное, мог бы ощутить некое облегчение.

Но нет. Ровно наоборот: звонок Чан Ми выбил меня из колеи. Может быть, получись у нас с ней нормально, обстоятельно поговорить, все было бы иначе, а так осталось впечатление какой-то неуместной скомканности. Будто автор-халтурщик, писавший нашу с Ким историю где-то на небесах — ну или не знаю уж где — вдруг устал от нее, и просто взял, да и слил концовку.

Впрочем, что мне мешает доделать за него работу и добавить этой повести подобающий эпилог, достойный наших с Чан Ми былых чувств?

Ну, то есть понятно, что мешает: отсутствие связи, расстояние, работа… Толком ни позвонить, ни, тем более, вырваться для встречи. Пока — увы, так.