Она бросила одному из белых людей краюху хлеба и тут же услышала голос позади себя:

– Не стоит их подкармливать. Привыкнут и перестанут людей бояться.

Радомила вскочила и вскинула меч. Ольга отошла от телеги и покачала головой. Колокольчики, вплетенные в ее косматые волосы, тихо зазвенели.

– Успели, значит. – Ведьма указала на клетку. – Он совсем плох, разум едва теплится в нем. Опоздай вы хотя бы на день, потеряли бы мальчишку.

– Ты поможешь нам? – Радомила убрала меч и подошла к ведьме.

– У себя спроси, ласочка, готова ли ты мою помощь принять. – Ольга достала из складок одежды высушенный цветок и протянула ей. – Съешь его.

Радомила обернулась, посмотрела на спящего мужа и засунула цветок в рот. Тот оказался таким горьким, что ей захотелось сплюнуть сок, но ведьма покачала головой и сказала:

– Все проглоти и за мной ступай.

– А они? – Радомила указала на спящих.

– Они только мешать тебе будут. Помоги-ка старушке.

Ольга открыла клетку и, не успел Дарий пошевелиться, ткнула его двумя пальцами в лоб и что-то прошептала. Его глаза опустели, уголки губ опустились. Ведомый чужой волей, он выбрался из клетки и спрыгнул на землю.

– Пойдем, голубчик, пойдем. И ты тоже, давай, не стоит отставать. Белые люди, может, и питаются кореньями, но в случае опасности и напасть не побоятся.

Они отошли от костра и какое-то время двигались сквозь кромешную тьму. Радомила слышала позвякивание колокольчиков и тяжелую поступь Дария. Она нагнала его и прикоснулась к ледяной руке. Он, казалось, даже не заметил.

Ольга подвела их к странного вида палатке, состоящей, кажется, из одних углов. Она откинула полог, и на Радомилу пахнуло горячим воздухом.

Внутри был разведен очаг, дым выходил из палатки через дыру в потолке. На земле были начерчены странные символы, на стенах – руны, написанные чем-то, смутно напоминающим кровь.

Дария Ольга усадила у костра, Радомила села рядом с ним и спросила:

– Разве тебе не нужна Варна?

– Она свое дело сделала, – отмахнулась ведьма, – говорю же: они сейчас нам только мешать будут. Мальчишку-то раздень, нужно посмотреть на печати, которыми их связали.

Радомила с трудом стащила с Дария рубаху и поморщилась, увидев испещренное шрамами тело. Сколько же боли он пережил…

– Какая уродливая работа, – сказала Ольга. – Ну ничего, шрамы же только украшают мужика, верно? Сколько годков он провел в этом теле? Десять?

– Около того, – подтвердила Радомила.

– Еще и десяток лет юности себе выторговал, считай. А теперь, ласочка, посмотри на меня. Давай, давай, не тушуйся. Слушай, что я говорю, слушай мой голос. Сейчас я возьму кровь белого человека и оставлю на твоем животе метку, такую же метку я оставлю на груди твоего сына. Связь ваша будет сильна, любить его ты будешь больше всего на свете.

– Хорошо, – хрипло согласилась Радомила.

– Повелительница Нави поможет мне поселить душу в его тело, но, – Ольга многозначительно поиграла бровями, – душу эту нужно где-то взять.

Радомила непонимающе уставилась на нее:

– Что ты имеешь в виду?

– Душа из воздуха не появится, – терпеливо пояснила Ольга, – ее взять у кого-то придется. И лучше всего для мальчишки подойдет дух ребенка, которого ты носишь под сердцем.

Радомила схватилась за живот и попятилась.

– Никогда! – выдохнула она. – Как ты можешь предлагать мне такое?!

– Неужели ты думала, что вернуть душу – это так просто? Не бывает в колдовстве меньшего зла, ты либо идешь по тропке, проложенной старыми богами, либо примыкаешь к легиону Зверя, иного не дано. Будь я такой, как та, что сотворила это с твоим сыном, взяла бы твою душу силой или душу мужа твоего, но я только с согласия провожу ритуалы, таково мое правило. И я спрашиваю тебя, ласочка, оставишь ты сына наедине с его бедой или помочь ему решишь?

– Я хочу ему помочь, но не такой ценой!

– По-твоему, он мало страдал? Ему сейчас одна дорога – на кладбище. Жить как прежде он не сможет, а девчонка не станет беднягу за собой в клетке таскать, убьет и его, и себя.

– Ты это видела? – Радомила громко сглотнула.

– Я много чего видела, но людям об этом знать не положено, – отрезала Ольга. – Погляди на него, каков красавец вырос. Неужели ты не хочешь ему душу вернуть? Не хочешь подарить сыну жизнь?

– Почему ты так настойчиво меня уговариваешь? – Радомила с недоверием покосилась на ведьму.

– Потому что он должен жить, ласочка. Думаешь, просто так тебя ко мне отправили? Просто так я помочь тебе согласилась? Мне-то дела нет, жив он будет или мертв, но матери мои ополчились на ту, что белых птиц под своим крылом собирает. Отправит она их на бойню, и в крови безымянные земли утонут. Реки будут алыми, облака будут алыми, от криков людских море-океан вспучится. Подумай, ласочка, каково твоему второму ребенку будет жить в мире, в котором нет безопасного уголка, в котором белые птицы разжигают погребальные костры. Видела я эти костры, своим незрячим глазом видела, Недоля открыла мне будущее, которое постигнет всех нас, если никто не остановит невесту Зверя!

Голова Радомилы закружилась, болезненный спазм заставил ее согнуться.

– Мы ждали это дитя слишком долго, – прошептала Радомила.

– Не сбережешь ты его и мужа потеряешь, – резко сказала Ольга. – Одна на всем белом свете останешься, однорукая, потерянная, среди резни и хаоса.

– Откуда тебе знать! – выкрикнула Радомила. – Почему я верить тебе должна?!

– Сама знаешь, что так тому и быть! Послушай свое сердце! Не оно ли толкало тебя на поиски сына? Не оно ли шептало, что найти его важно, что должны вы все невзгоды перенести, но отыскать способ вернуть ему душу?

– Ждан не простит меня.

– Он простит тебе все на свете, потому что любовь его сильна и слабее не становится, только крепнет.

– А что я ему скажу, когда он спросит, как я могла нашим ребенком пожертвовать, чтобы чужого человека спасти?

– Не чужой он вам. – Ольга подошла к Дарию, взяла за подбородок и показала Радомиле его бледное лицо. – Разве он не вылитый Ждан в молодости? Разве ты не видишь их сходства?

– Вижу, – сдалась Радомила.

– И муж твой видит, но признавать не хочет. Решайся, девочка, времени у нас почти не осталось.

Радомила лицо рукой закрыла и взвыла, в три погибели согнувшись. Что же ей делать, как поступить? Неужели нет иного выхода?

Она взглянула на Дария – и слезы сами собой по щекам покатились. Он ведь тоже их ребенок, и нет его вины в том, что они бросили сына. Ведь все его злоключения с них начались – не будь они такими глупыми и трусливыми, жизнь Дария совсем по-другому могла бы сложиться.

И видения Ольги душу взволновали, что, если правду ведьма говорит? Что они делать будут, если сбудется предсказание? Как ребенка вырастят в мире, в котором безопасного уголка не найти? Если сейчас Мрачный Взвод с нечистью не справляется, что же дальше будет?

Долго думала Радомила, плакала, судьбу свою проклинала, но сколько веревочке ни виться, а конец придет.

– Хорошо, – сказала она, захлебываясь слезами, – будь по-твоему!

Ольга усадила ее напротив Дария, осторожно сняла с нее рубаху и отложила в сторону. Из черной посудины она зачерпнула кровь и принялась старательно выводить неизвестный Радомиле знак.

Бьется ли уже сердце ее дитя нерожденного? Поймет ли он, почему она так поступила с ним?

Ведьма подошла к Дарию и повторила рисунок на его груди. Кровь темными каплями стекала по его коже, а он даже бровью не повел.

– Узелок завяжется крепко-накрепко, не разрубить, не развязать. Как у коровы телятко, как у овцы ягнятко, – зашептала Ольга, – как у сокола соколята, как у гусыни гусята…

Живот скрутило спазмом. Радомила прижала руку к начертанному знаку и стиснула зубы.

– …темными тропами Нави, светлыми тропами Прави дойдет дух до убежища нового, не заблудится. Светом маню, хлебом накормлю да в колыбель положу, убаюкаю…

Волны боли накатывали снова и снова, Радомила откинулась назад, оперлась на локоть и застонала. Боли такой она и в жизни не помнила, разве что…