«Что ж, теперь её очередь смеяться над моими художествами. Зуб за зуб, верно?» – подумал про себя Андрэ, затем сел на поваленное дерево и принялся уверенно пририсовывать овцам ноги: кому-то кривые, а кому-то чересчур ровные и длинные, больше похожие на ходули.

– Вы были правы стало только хуже. – протянула Мелиса, раздумывая над тем, как теперь можно было превратить этих монстров хоть в какое-нибудь животное. – Давайте просто сделаем их суперпушистыми, представим, что их ещё не подстригли. Дайте-ка.

Маркиза, стоя позади, обхватила одной рукой кисть герцога, второй облокотилась на его плечи и принялась его рукой вырисовывать объёмную шерсть. Тщательно, трудясь над каждым завитком, она руководила Андрэ, пока тот не отстранился.

– Что такое? – заметив это, Мелиса повернула лицо в его сторону так, что между их носами было от силы чуть больше десяти сантиметров.

– Ваша шляпа… – начал герцог, указывая на то, что поля задевали его.

– О, простите. Я сниму, – Мелиса свободной рукой дёрнула за край ленты, сняла шляпу-капор и положила её на край дерева. – Так я не буду вас бить полями, – добавила маркиза и вновь нагнулась к герцогу, чтобы продолжить рисовать, только теперь между их щеками не было преград. Поля шляпы больше не скрывали обзор, и Мелиса могла краем глаза видеть Андрэ, от чего почувствовав неловкость, она тут же опомнилась: – Хотя что это я?.. Это ведь вы должны были показать свои способности, так что продолжайте без моей помощи.

Наконец маркиза отпустила его руку и встала позади, увеличив дистанцию между ними до более приличной, и позволив Андрэ наконец рисовать самому.

Герцог молча приступил к рисованию. Нужно сказать, довольно усердному и старательному рисованию.

– Ну нет! – снова не выдержала маркиза. – Совсем не так. Теперь стало похоже на большие камни.

Мелиса обошла импровизированную скамью, присела рядом с герцогом и вновь принялась рисовать, управляя его рукой. Маркиза отдалась искусству (пускай и далеко не профессиональному) со всей душой и совершенно не замечала, как вновь прильнула к Андрэ. А он тем временем не находил себе места и не знал, как выкрутиться из данной ситуации. Его одновременно и прельщала, и мучала неожиданная близость. Он хотел было съязвить и подколоть маркизу или просто встать и уйти, но вопреки своим мыслям он продолжал позволять ей управлять собой, испытывая при этом совершенно новое будоражащее чувство.

– Давайте нарисуем их как маленькие облачка. Вам же понравилось, как я нарисовала небо? – продолжала она тараторить. – Всё не так плохо! Просто стиль такой: экспрессионизм…

«Какой-какой стиль?..» – спросил себя Андрэ.

– …Когда в целом понятно, что нарисовано, но в то же время и не понятно. Может смешать в краску больше белого, а то получается темновато? Почему замолчали?

– Вы всё равно руководите процессом целиком и полностью. Вам нужно моё согласие? – Не поведя и бровью и стараясь не выдать своё замешательство, ответил Андрэ, указывая Мелисе на то, что она всё это время рисовала его рукой.

– Конечно! – не раздумывая ответила она на вопрос и её тут же осенило: – Ох?.. Боже, простите!

Мелиса, осознав, что она приблизилась слишком близко, слегка подпрыгнула и, потеряв равновесие, повалилась назад.

– Вы в порядке? – не прошло и секунды, как герцог, воспользовавшись своей маной, поймал её, подхватив за талию и подтянув к себе.

– Д-да, спасибо.

«Опять?» – удивился он, рассматривая потоки своей маны, пока Мелиса собиралась с мыслями.

После войны у Андрэ осталась привычка всегда активировать способности своих глаз одновременно с использованием маны. Вот и сейчас его глаза сработали, и он увидел, как мана из его руки постепенно просачивается в тело маркизы и растворяется в нём.

«Не будь ей уже девятнадцать, я бы решил, что это нокс...»

После того, как Андрэ заметил потоки маны, растворяющиеся в никуда, больше он не мог наслаждаться беседой с маркизой. И даже, возникшая между ними, неловкая близость не смогла затмить его вспыхнувшей настороженности. Больше он не потакал действиям Мелисы и не особенно старался поддерживать диалог; так как теперь все его мысли занимали лишь возможные причины отсутствия маны в теле маркизы. А потому время, проведённое на поле с крокусами, быстро подошло к концу, и они вдвоём вернулись в поместье как раз к ужину. С которого герцог ушёл самый первый, оставив Мелису целиком и полностью в руках близняшек.

– Дамиан, – позвал Андрэ командира отряда, и перед ним, склонив колено, тут же возник первый сын семьи Клеман.

Обычно для связи Тени использовали некую систему знаков, например, блики от солнечных зайчиков днём или вывешенные разноцветные платки ночью. Однако Дамиан Клеман имел небывалое чутьё и словно знал заранее, когда герцог желает его видеть, а потому Андрэ никогда не подавал никаких знаков и всегда лишь звал своего поверенного по имени, а тот в свою очередь всегда исправно появлялся в нужный момент.

– Да, ваша светлость, – снимая капюшон и попутно поправляя блестящие нежно-розовые волосы, поприветствовал герцога глава отряда Тень.

– Ты что-нибудь знаешь про нокс? – сразу перешёл к делу Андрэ.

– Про болезнь неосвещённых детей? – удивился неожиданному вопросу молодой человек.

– Да, про неё.

– Боюсь я знаю не многим больше, чем кто-либо другой.

– Но всё же?

Дамиан на секунду задумался, вспоминая всё, что он когда-либо слышал или читал об этой болезни.

– Нокс – это болезнь души, – стандартной фразой из книг начал он. – Так мне говорили с детства, но сам же я ни разу с ней не сталкивался и не слышал, чтобы хоть кто-то из моих знакомых ей болел. Я знаю лишь, что выявляется она в первый год жизни, когда родители приносят ребёнка в церковь и просят о благословении. А ещё слышал, что если ребёнок болен, то камень маны в руках статуи святого Искова не будет светиться.

– А что-нибудь о чудесных излечениях? Или о случаях, когда таким детям удавалось пережить хотя бы первый год жизни?

– Не думаю, что такое может произойти. Избежать освящения невозможно, а обмануть святого и подавно. Если такие дети и рождались, то у них не было и малейшей возможности покинуть церковь живыми. А если бы им и удавалось избежать освящения, то мы бы быстро прознали о произошедшем, разве не так?

– Из-за буйности?

– Да-а… Няня как-то рассказывала мне в детстве, что дети больные ноксом становятся неуправляемыми и постепенно сходят с ума. Поэтому их и убивают при первом же выявлении болезни.

Андрэ смолк в раздумьях. Слова Дамиана не были для него открытием, ведь страшилки про нокс рассказывали всем детям, и герцог не был исключением. Ему так же, как и всем, няня рассказывала, как святой Исков заранее избавляет страну от грядущих бедствий, не даруя будущим грешникам своего благословения.

– Дамиан, я хочу, чтобы ты лично разузнал про нокс. Были ли в последние двадцать лет случаи заболеваний? И есть ли возможность какого-либо излечения? – отдал приказ Андрэ и тут же вспомнил, что, когда разговаривал с Мелисой в лесу, та обмолвилась, что нуждается в помощи, которую может оказать ей только кронпринц. – А также поищи информацию, когда и где проводили освящение для мисс Мартен.

– Эти задания связаны между собой? – глаза Дамиана расширились от удивления.

– Не думаю, но всё же стоит проверить.

– Я вас понял. Будет сделано, – принял приказ Дамиан и растворился в темноте приближающейся ночи, произнеся напоследок лозунг отряда: – Мы чернила, которыми пишет солнце.

Андрэ остался один и, тяжело вздохнув, он подошёл к окну, чтобы посмотреть какое такое занятие нашли себе его сёстры, что даже сквозь закрытые окна до него доносилось звонкое многоголосье.

– Сесиль, я здесь! – хлопая в ладоши, звала сестру Патрисия.

– Мисс Ребер.

– Мисс Ребер, сюда.

– Не поймаете! – выкрикивали со всех сторон, обступившие Сесиль, девушки.