День после облавы на аукцион выдался как никогда загруженный. У герцога Ребера не было и свободной минутки, он едва успевал раздавать приказы рыцарям ордена и контролировать их выполнение. Всё утро он безуспешно допрашивал главного подозреваемого, а вторую половину дня выносил приговоры для остальных заключённых. И лишь в двенадцатом часу ночи ему, наконец, удалось освободиться от дел и отправиться домой, чтобы поспать впервые за два дня.

– Господин, ванна и кувшины набраны, желаете ли ещё что-нибудь?

– Нет, можете быть свободны.

– Да, ваша светлость, – в один голос ответили горничные, поклонились и быстро покинули ванную комнату, соединённую со спальней.

В богатых домах служанки обычно всегда помогали своим господам принимать ванну. В особенности слуги стали незаменимы после того как камни маны оказались труднодоступны, и дворянам пришлось купаться по старинке, обливаясь из кувшинов. Без маны, что направляла воду, магические душевые стали бесполезны, поэтому их использование сошло на нет, и теперь слуги всегда присутствовали в ванне, чтобы вовремя оказать необходимую помощь. В доме герцога же не следовали этим обычаям, независимо от того есть ли мана в доме или нет, никто из прислуги не допускался не только в ванну, но и в комнату к Андрэ. Это могло показаться странным со стороны, но ни один человек в доме не перечил господину и не шептался за его спиной.

Андрэ отстегнул ножны и защитную кожаную экипировку рыцарей и направился в ванну. Проходя мимо резных деревянных полок с дорогими маслами и искусно вышитыми полотенцами, герцог продолжил снимать остатки одежды, бросая её на пол, пока не подошёл к душевой. Там он прикоснулся к уже пустому и безжизненному камню маны, и тот постепенно начал приобретать тёмный синий оттенок и мягкое тёплое свечение.

«Думаю достаточно», – отсчитав про себя десять секунд, Андрэ оторвал руку от камня и включил воду.

Горячая вода постепенно расслабляла напряжённое тело Андрэ. Пар плавно заполнял ванную комнату и нежно окутывал помещение. Струи воды каскадом стекали по рельефному телу, обжигая его и заставляя Андрэ хоть на секунду забыться. Герцог стоял с закрытыми глазами, пытаясь привыкнуть к обжигающему, но приятному чувству, которое отвлекало его от всего того, что творилось в империи. Андрэ старался очистить свой разум от нежеланных забот, что постоянно подкидывал ему принц. Однако стоило ему только открыть глаза и взглянуть на свою правую руку, как он сразу же вернулся в реальность.

«Чёрт!»

Шрам на его руке от локтя и до запястья служил напоминанием о том, как шатко может быть его положение среди дворян, и подтверждал его преданность и зависимость от кронпринца.

«Я сдержу своё обещание! Мама… Отец…» – произнёс про себя герцог и в его голове всплыли горькие воспоминания более чем десятилетней давности.

Одиннадцать лет. Всего одиннадцать лет было Андрэ, когда в Исковии началось смутное время. В стране, что всегда верила в истинность только одного Бога, стали появляться церкви, которые противоречили и ставили под сомнение правление Императора. Люди бунтовали, а дворянство замышляло переворот. Тогда Андрэ навсегда запомнил слова отца: – «Выбирай сторону победителя, сынок. Если же ты не знаешь, кто это будет, то стань им сам.» – Эти слова отпечатались в памяти мальчика, потому что тогда его отец выбрал сторону победителя – Императора, но для него самого итог оказался другим. Владимир Искови с помощью герцога подавил восстание и уничтожил церкви еретиков, а затем, поверив ложному донесению, решил казнить своего самого близкого и лучшего помощника: герцога Ребера и всю его семью. В порыве гнева Владимир лично совершил казнь – отрубил головы герцога и герцогини на глазах у их детей.

«Беги, обещай, что спасёшься и позаботишься о малышках», – это всё, что успели сказать родители, до того, как их головы оказались отделены от тел, и в их глазах перестали играть блики жизни.

Мальчик на руках с двумя двухлетними детьми просто не мог далеко убежать. Он умолял императора пощадить их, уверял, что отец и вся его семья никогда не предавали страну. Но всё было безрезультатно, Владимир не собирался менять своего решения, он настиг свою добычу в мгновение ока и навис над детьми тёмной тенью в готовности свершить свою казнь. Последнее, что помнил Андрэ из того страшного дня, так это то, как быстро меч императора врезался в его руку, как глухо раздался по его телу хруст кости, как звонко капала его кровь на мраморный пол, и как больно в его сердце отражался плач сестёр, которых он крепко сжимал другой рукой.

Наутро после трагедии, что забрала жизни его семьи, Андрэ очнулся в медицинской палате.

– Я убедил отца, что вы не должны отвечать за поступки взрослых, – произнёс златовласый мальчик.

Андрэ смотрел пустыми глазами сквозь своего посетителя – кронпринца, и не реагировал на его слова.

– Отец сказал, что ему в служение больше не нужны Реберы, но я могу делать всё, что захочу.

Андрэ вновь ничего не ответил на слова принца Алена, он лишь бесчувственно лежал на больничной койке и не реагировал на происходящее.

– Ты нужен мне герцог Ребер!

Грудь Андрэ пронзила тупая боль. Этот титул не принадлежал ему, это был титул отца, и только после официальной передачи в день совершеннолетия он должен был получить его. Тогда почему сейчас этим титулом обращаются к нему?

«Они умерли…» – тихо прошипел голос в голове.

– Где девочки? – глухо и еле слышно произнёс Андрэ, словно не своим голосом.

– С ними всё хорошо, они были отправлены в поместье вместе с миссис Стрикт. Я позаботился об их безопасности.

– Я должен увидеть их.

Андрэ тяжело поднялся с кровати, он потерял слишком много крови, его голова гудела, и каждый его шаг давался ему с трудом, но превозмогая слабость, он собрал всю свою волю в кулак, и направился к выходу. В этот момент он вспомнил слова отца и навсегда для себя решил, что не важно, какую сторону он выберет. Если у него будет недостаточно сил, чтобы защитить себя и свою семью, то он может проиграть при любом раскладе. Идеи его отца были ложными, в этом мире побеждал лишь тот, кто мог удержать власть и имел силу её защитить.

«Я должен стать сильнее!»

– Герцог Ребер! Встанешь ли ты на мою сторону? – Алену нужен был соратник в борьбе за престол, и он видел такого человека в лице своего друга, однако Андрэ больше не видел вокруг друзей. Император был для него врагом, всё дворянство оказалось безмолвно в трудную минуту и не оказало поддержку, доказывая, что среди них тоже не на кого положиться, а кронпринц Ален стал человеком, от которого сейчас целиком и полностью зависела его жизнь.

– Служу империи, – выдавил из себя Андрэ и покинул палату так и не оглянувшись на кронпринца.

Ещё первый луч солнца не проник в комнату к Андрэ, как он проснулся ото сна, что разжёг в нём с новой силой желание вырваться из подчинения кронпринцу. Чувства несправедливости, что он ощутил в детстве, оставили на его сердце раны, которые раскрывались каждый раз, когда ему снился этот сон.

В этом сне его, полностью скованного в магические кандалы, вели на плаху. Он ступал босиком по ледяной брусчатке, от чего его уже почти синие от холода ноги всё сильнее покрывались дорожной грязью, а раны от жестоких пыток кровоточили; но ни холода, ни боли Андрэ не чувствовал. Его тело не чувствовало ничего, а его душа была опустошена. Тот факт, что сейчас он лишиться жизни, не пугал его. Он отчаянно желал покинуть этот прогнивший мир и раствориться в забвении. Он уверенно и без колебаний приближался к наточенному топору палача, чтобы тот свершил волю Императора и избавил герцога от страданий. Однако стоило Андрэ повернуться назад, как ему открывалась картина, смотря на которую, его сердце ускоряло темп и выпрыгивало из груди, а тело само начинало вырываться из сдерживающих его кандалов. Двух его сестёр вели за ним на верную смерть. Их некогда загорелая невинная кожа виднелась сквозь разорванные платья и теперь была уже не столь очаровательна и свежа: раны, которыми были покрыты их тела, делали их похожими на старых позабытых разодранных кукол, которые ранее были любимы и прекрасны. Их маленькие девичьи ножки дрожали от холодной и промозглой дороги, а каждый их шаг оставлял за собой кровавый след. Вся их телесная боль отражалась в Андрэ, и пробуждала в нём боль от его собственных ран. Стоило ему только посмотреть в чистые детские глаза сестёр, отражающие непонимание происходящего и непризнание реальности, в которой осуждают невинных людей, как ненависть закипала внутри герцога с новой силой, и напоминала о пережитых страданиях. На искажённых лицах сестёр Андрэ видел ту боль, что испытал сам в день смерти родителей, а сейчас вновь и вновь во снах они напоминали ему о пережитом.