– Но им этого никогда не удастся сделать! – вновь прервала Филиппа Донна.

– Да. Первый их провал произошёл ещё, когда мой отец, Аллар Атталь, сбежал из дома. Тогда они потеряли целых шесть лет, так как без официального заключения брака Роземари не могла попасть в имперский совет.

– Во второй раз им преградила путь наша матушка, её величество императрица. Она узнала о готовящемся восстании и попыталась его остановить. Её величество собрала имперских рыцарей, чтобы защитить дворец и…

– Всё бы разрешилось ещё тогда, но Роземари убедила императора, что её высочество вместе с братом Владимира замышляют восстание. Безусловно, хорошо, что планы Эгрии тогда вновь были нарушены, но для Исковии последствия оказались не самыми лучшими.

– После этого ложного донесения Владимир казнил всех возможных претендентов на престол.

Ален протёр лицо ладонью.

– Я не понимаю. Вы рассказываете совершенно другую историю, отличную от общеизвестной. Как вы всё это узнали?

– Я знала обо всём почти с самого детства. Когда я была маленькой, то меня воспитывали, как будущую жену какого-нибудь герцога или маркиза. Меня даже не планировали выдать замуж за принца какой-нибудь соседней страны. Всё было тихо, мирно, и поначалу я даже не задумывалась над этим. Но когда чуть подросла мне стало казаться это немного странным. Ведь политический брак – это хорошая защита будущего страны. Но тот человек почему-то совершенно не думал об этом. Я жила так словно меня не существовало. А когда поняла причину, было уже поздно.

Ален сдвинул брови, а Донна продолжила объяснения.

– Роземари опасалась, что если меня выдадут замуж в Эгрию или Брандтриш, то я стану помехой в их планах. Поэтому она всеми силами пыталась оставить меня в стране, и поэтому уже при первой же возможности нас с Филиппом обручили.

– Неужели отец не видел подвоха?

Глаза Донны налились кровью: – Ещё раз назовёшь этого человека отцом, и я забуду, что ты являешься мне братом, и ты моментально окажешься за решёткой!

– Его высочество не просто так не заботился о будущем Донны, – пытаясь потушить гнев Донны, продолжил за неё Филипп. – Ему так сильно промыли мозги, что он боялся нападения извне. И поэтому по его приказу всех родившихся девочек убивали.

– Что?

– Я очень хорошо помню матушку, особенно то, как она выглядела. У неё был то маленький живот, то большой. Она всегда была беременна. Тогда всплывает один вопрос, почему у нас больше нет братьев или сестёр? Как думаешь, Ален, у нас с тобой есть ещё близкие родственники?

– Я не знаю… Нет… Не должно быть…

– Сейчас их нет. Но я знаю минимум о четырёх своих младших сёстрах. Этот че…

Филипп сжал кисть Донны и вновь продолжил за неё.

– Донна узнала об этом совершенно случайно…

– Матушка родила девочку, и мою маленькую сестру тут же объявили мертворождённой. Я тогда ничего не знала…

– Донна по незнанию рассказала императору, что следила за тем, как спит её младшая сестра.

Повисла небольшая тишина. Филипп и Донна словно надеялись, что рассказ за них продолжит кто-то другой.

– …В этот же день сестры не стало. – наконец собралась с мужеством Донна и продолжила объяснения. – Я узнала почему моя вечно беременная матушка не рожала живых детей. Они попросту не были мальчиками… После этого, когда Роземари Атталь предложила мне подключиться к их плану по свержению императора, я не раздумывая согласилась.

– Изначально мы должны были пожениться и после свадьбы путём переворота стать новыми императором и императрицей Исковии. При этом, конечно же, мы были бы лишь пешками в руках Эгрии.

– Я была согласна даже на такие условия, лишь бы отомстить. Да и всё складывалось в нашу пользу: Эгрия наращивала военную мощь, знать Исковии поддерживала Атталей, а сами Аттали делали баснословные суммы на продаже маны, которую они выкачивали из своей дочери.

– К 3130 году у нас было почти всё готово. Даже подпольные церкви разрастались с такой скоростью, что Роземари и подумать не могла, что план может провалиться.

– Так и было. Роземари даже несколько раз присылала мне документы, в которых были отражены рекомендации какие законы, после восхождения на престол, мне править в первую очередь. Однако по неизвестным нам причинам император решил доверить дело с еретиками семье Ребер, и те благополучно его раскрыли. Отец бывшего герцога Ребера не просто предотвратил смуту и вернул страну в мирное время, он выяснил и про наш план.

– Леонард Ребер и его сын, Венсан Ребер, попытались решить всё по-тихому и первым делом обратились к Донне.

– Мистер Ребер он… – голос Донны задрожал, – он понимал, что наш план приведёт страну к краху, поэтому он попытался уговорить меня отказаться от мести, не свергать императора и использовать только законные методы… Я долго думала, но всё же его светлости удалось меня убедить, и я согласилась. Мы даже почти придумали новый план…

– Но шпионы Эгрии про всё прознали, и мы потерпели поражение… Почти вся семья Ребер была казнена…

– Постойте! Что вы такое говорите? Я же был там! Я помню, что происходило в тот день!

– И что же?.. – с некой долей разочарования и уныния уточнила Донна.

– Реберы пришли во дворец с целым войском!

– Тогда, почему то войско только и делало, что стояло на площади? Они ведь даже не нападали.

– Конечно, потому что бывший герцог Ребер не успел отдать приказ. Оте… кхм, его величество действовал на опережение, так как ему доложили о готовящемся нападении…

– И кто же ему доложил?

Вопрос сестры поставил Алена в тупик. Его советники десятки раз в учебных целях в подробностях рассказывали ему события того дня. Однако Ален от чего-то ни разу не задавался этим вопросом. Раньше ему казалось, что всё и так ясно, словно день. Потому сейчас в золотой голове кронпринца не возникал и лучик просветления.

– Имперские рыцари и разведкой же занимаются. Скорее всего они и доложили.

– Допустим. Тогда, скажи мне, какой разумный человек в вооружённый захват втянет всю свою семью: пожилых родителей, молодую жену, одиннадцатилетнего сына и двух детей, едва отлучённых от груди?

– Но как же... Я же помню. Всё было не так.

– Тогда как?

Ален замолчал и утонул в вязких и липких раздумьях. Почему он никогда не задумывался о правдоподобии переписанной истории? Почему он перекраивал события в своей голове в угоду книжным вымыслам? Почему никто вокруг не замечал подвоха? Или все знали, но молчали? Ален не мог найти оправдания своему неведению и был вынужден признать, что всё это время, с самого его детства, он заблуждался. Он был слеп и не знал своих настоящих друзей и врагов.

– То есть семья Ребер не планировала восстание? – наконец осипшим голосом переспросил он.

– Они пытались его остановить, – кивнул Филипп.

Если бы кронпринц стоял, то сейчас бы точно упал. Перед его глазами пронеслись все сцены, в которых ранее он видел себя благодетелем, а в ушах зазвенели его слова, сказанные Андрэ: «Я убедил отца, что вы не должны отвечать за поступки взрослых… Даже, если герцог Ребер предатель, то я всё равно в тебя верю… Отец смиловался, и уже не поменяет своё решение… Твоя польза в войне действительно доказывает нашу дружбу… Я в тебе не ошибся…»

В глазах Алена отразился беззвучный вопль. Как он мог быть столь слеп? Как он мог говорить такое Андрэ? Как он мог называть себя его другом? Как он мог столь беспрекословно следовать советам учителей? Как он мог быть столь слеп?

– В итоге мы прогорели. Плюсом оказалось лишь то, что моя мать узнала только о предательстве Донны, но не о моём. Поэтому, чтобы не потерять ни Донну, ни ребёнка, я подстроил пожар и спрятал их в монастыре в Монкос.

– Ребёнка?.. – голова Алена начала раскалываться от боли. – Донна, как ты могла связаться с Атталями?.. Подождите… Подождите… Дайте мне время.

– Филипп не плохой человек. Если бы не он, меня бы уже давно казнили. Да и он единственный, кто смог увильнуть от пристального надзора шпионов Эгрии. Камни маны, которые должны были вывозиться в Эгрию, почти все до единого вернулись на родину и хранятся в охраняемых складах шахт. Сейчас, благодаря Филиппу, Исковия имеет одни из самых больших запасов маны. Нашу военную мощь почти не обойти.