— Я держу тебя, боль уйдет, уже не больно.

Но Мо Жань не слышал, его угасающее сознание окончательно спуталось.

Все смешалось и превратилось в хаос из образов.

Казалось, он перенесся на много лет назад и превратился в вечно голодного и оборванного маленького беспризорника, живущего в сарае для дров.

Вот он, захлебываясь от слез, стоит на коленях у разрытой безымянной могилы над гниющим трупом матери.

Вот он император Тасянь-Цзюнь, не способный повернуть назад и вернуть прошлое.

Вот он одинокая тень под Пагодой Тунтянь.

Вот он образцовый наставник Мо, который в ожидании, пока душа его Учителя вернется в мир, в одиночестве странствует по миру с мечом в руке.

Вот он тот мужчина, что дождливой ночью свернувшись калачиком на холодной постели, уткнулся лицом в мокрую от слез подушку.

— Мне больно… правда так больно… Учитель, я ведь за все расплатился? Теперь ведь я уже чист…

Все становилось все более размытым и туманным.

— Учитель.

В конце концов, это дитя, этот юноша, этот демон, этот тиран, этот маленький ученик, задыхаясь, забормотал, и звук его голоса был подобен тающей облачной дымке:

— Так темно, мне страшно… я хочу вернуться домой…

Услышав его, Чу Ваньнин не мог больше сдерживаться и разрыдался в голос.

«Мо Жань, Мо Жань, почему ты такой глупый?

Какое еще расплатиться, какая еще чистота…

Это я у тебя в долгу.

Никто не знает правды, и даже твои собственные воспоминания об этом стерты, но я, наконец-то, знаю…

Я наконец-то знаю, что хотя ты был моим учеником всего несколько месяцев, однако две своих жизни провел, защищая меня…

Взвалив на свои плечи всю дурную славу, обвинения и вину, заблуждения и клевету, ты был вынужден превратиться в кровожадного безумца, лишенного разума, грязного и порочного.

Если бы не ты, то человеком, стоящим сегодня на коленях на этом помосте, был бы именно я. Тем человеком, у которого вырвали сердце… тоже был бы я.

Именно Тасянь-Цзюнь отдал свою душу, чтобы защитить от мрака чистое сияние звезды Юйхэна[276.4].

И с тех пор сам навечно погрузился во тьму.

А я остался на свету.

Все это ошибка, все неправильно».

В это время отборные бойцы Цитадели Тяньинь, подобно подкрадывающимся к жертве гепардам, кружили вокруг них, ожидая команды атаковать. Когда, наконец, им был дан знак, их остро заточенные когти разорвали воздух, и больше сотни человек бросились на них, намереваясь убить!

Золотой свет Тяньвэнь стал почти белым, но таким ярким, что почти ослеплял.

— Уничтожьте их!

— Остановите их!

Чу Ваньнин закрыл глаза.

Враги окружили их со всех сторон[276.5], отовсюду слышались громкие призывы убить…

В тот момент, когда все противники атаковали разом, и свет солнца отразился от их жаждущих крови мечей, Чу Ваньнин резко открыл глаза! Когда он опустил руку и раскрыл ладонь, вдруг поднялся вихрь, и среди свиста ветра раздался громкий крик Чу Ваньнина:

— Призываю Хуайша!

Этим криком в мир был призван сияющий золотом зловещий клинок, своей свирепостью и жаждой убийства оскорбляющий небеса!

Многие из свидетелей его явления переменились в лице, и даже лучшие бойцы Цитадели Тяньинь невольно попятились назад, однако вскоре кто-то все же смог набраться смелости и закричал:

— Не отступать, ни шагу назад!

— Нельзя оставлять в мире такое зло! Нужно прямо сейчас с корнем вырвать эти сорняки!

Не желая уступать, обе стороны уже «вложили стрелы в лук и натянули тетиву», так что атмосфера накалилась до предела…

— В атаку!

Этот приказ был подобен капле воды, упавшей на сковороду с раскаленным маслом. В одно мгновение поднялся шум и началась суета! Заклинания и острые клинки со всех сторон обрушились на людей в центре помоста для наказаний. Тогда Чу Ваньнин поднял руку с Хуайша и в тот же миг, пронзив облака, на землю пролился золотой свет, который с легкостью блокировал все атаки. С помощью своей духовной силы один человек смог отбить все обрушившиеся на них, словно приливные волны, атаки лучших заклинателей мира совершенствования. Отражаясь в его глазах, блеск меча и брызги крови дополняли и усиливали красоту друг друга, сделав его лицо похожим на лик прекрасного демона[277.1].

Он защищал Мо Жаня мечом, плотью и кровью своего тела, своей жизнью и всей чистотой, что у него осталась.

Никто не слушал его объяснений, никто не хотел дать загнанным в ловушку зверям шанс на спасение и возвращение назад. Отныне не было надежды, не было шанса на искупление, не было доверия и не было света.

В итоге у них не осталось ничего, кроме друг друга.

— Мо Жань, потерпи еще, я заберу тебя с собой.

Внезапно особо мощное и свирепое заклинание прорвало защиту, попав Чу Ваньнину в плечо, и в тот же миг хлынула кровь. Рана оказалась настолько глубокой, что сквозь разорванную плоть можно было увидеть белую кость, но Чу Ваньнин лишь прикусил губу, и снова яростно взмахнул мечом…

— Быстрее, отойдите! — закричали заклинатели на трибунах, — Отойдите в сторону!

Хуайша обладал необыкновенной мощью, и когда этот меч с грохотом обрушился на помост, камни и пыль взметнулись ввысь, застилая небеса. Нанося удары вдоль и поперек, меч вложил в них бушующую внутри него сокрушительную силу, отчего по земле разошлись несколько трещин, таких глубоких, что дна их было не разглядеть.

Раздался пронзительный голос Му Яньли:

— Чу Ваньнин! Чтишь ли ты еще законы небес[277.2]?!

— …

Увидев, что он не обращает на нее внимания, она разозлилась еще сильнее и, дрожа от ярости, прокричала:

— Неужели ты собираешься открыто выступить против наследия богов, воспротивиться божьей воле и нарушить законы небес?!

Кто-то из наблюдавших с трибун крикнул:

— Уважаемый Бессмертный Бэйдоу, остановись! Ты ведь не собираешься стать опаснейшим преступником мира совершенствования?!

Под давлением удушающе мощной энергии, исходящей от Хуайша, никто не мог приблизиться к Чу Ваньнину и на полшага.

Наконец, чуть повернув лицо, Чу Ваньнин искоса взглянул на заклинателей Цитадели Тяньинь и ответил:

— Я уже сделал это.

После этих слов он, стиснув зубы, взвалил себе на плечи истекающего кровью умирающего Мо Жаня и хрипло сказал ему:

— Не бойся, все кончено. Мы уходим, возвращаемся домой… я отведу тебя домой.

Но когда он посмотрел вперед, перед ним была лишь залитая кровью и усеянная мертвецами дорога. Он убил множество бойцов Цитадели Тяньинь, но за их искромсанными телами, яростно сверкая глазами, подтягивались жаждущие обрести славу новые герои-смертники.

И где теперь был их с Мо Жанем дом?

Им некуда было идти, все что они могли — это отправиться прямиком в Ад.

В итоге Чу Ваньнин и сам не мог точно сказать, сколько именно людей убил, прежде чем они, наконец, смогли вырваться. Когда, неся на себе Мо Жаня, он взмыл в небо на мече, его тело едва заметно дрожало. Никогда прежде он не забирал так много невинных жизней. Сейчас с ног до головы он был залит кровью Мо Жаня, собственной кровью, но больше всего на нем было крови погибших храбрецов из Цитадели Тяньинь.

Грязный.

Эта грязь испачкала его душу и въелась в кости. Такую грязь уже ничем не отмыть.

Легкая туманная дымка облаков клубилась перед глазами. Все, что осталось между небом и землей, растаяло вдали, превратившись в одно бесформенное ничто.

Куда им идти?

На гору Цзяо путь отрезан, гора Лунсюэ тоже больше не безопасна… Пик Сышэн… надо совсем потерять совесть, чтобы снова втягивать в это Пик Сышэн.