В прошлом, когда Мо Жань обменялся с ним ударами в Павильоне Алого Лотоса, в качестве главного козыря он применил тот же прием. Тогда ладонь этого молодого человека была узкая и гладкая, без ран и шрамов. Искоса взглянув на него, тот красавец с нежным профилем и ласковым взглядом улыбнулся и взял его за руки:

— Остановись, хватит сражаться, а то это никогда не закончится.

Под свист рассекаемого воздуха и пение мечей Чу Ваньнин вдруг вспомнил, как в деревне Юйлян Мо Жань горел желанием взять его с собой, чтобы вместе посмотреть представление на берегу озера. Вразнобой звенели медные колокола, стучали в барабаны и пели струны, а певец на сцене громко стенал:

— Князь изнемогает…

Он вспомнил ярко разрисованые маслянной краской маски актеров, и как, стоя перед сценой, Мо Жань смотрел на них во все глаза. Когда Чу Ваньнин запрокинул голову, Мо Жань тут же отбросил печаль, и, оторвавшись от того, что было заветным желанием его детства, с улыбкой спросил у него:

— Нравится?

Он помнил его глаза: темные как ночь, очень теплые, влажные и нежные.

Чу Ваньнин подумал тогда, что это театральное представление слишком нудное и затянутое, пение больше похоже на бормотание, где одно слово разбивается на три. В то время он решительно не понимал, что в этом такого хорошего, но сейчас ему ничего не хотелось так сильно, как вернуться в деревню Юйлян и вновь оказаться перед сценой, где показывали то представление.

Сосновое масло раздуло бушующее пламя, когда под бой барабанов молодой герой повернулся к воде. Столб огня вырвался из его рта, и река заискрилась. Как было бы прекрасно, если бы та опера длилась всю жизнь.

Дон!

Стоило ему на миг потерять бдительность, и Бугуй выбил Хуайша из его рук!

Так же было и в прошлый раз. Как только божественный меч был отброшен, он тут же отступил и призвал Тяньвэнь для защиты. Однако на сей раз мощь Тасянь-Цзюня была на порядок выше, чем прежде, поэтому, прежде чем Чу Ваньнин успел уйти из-под удара, черный клинок нацелился на его грудь.

Тасянь-Цзюнь прищурил глаза. Перед его глазами все плыло. Он смутно видел, что острие его клинка направлено на кого-то, но не мог сказать, на кого именно. Он только чувствовал, что перед ним достойный противник, но дух его уже угас, словно он был их тех, кто, скрывшись ночью от погони в горах Ляншань, всю ночь слышал победные песни врагов[303.2].

Загнанному в тупик человеку оставалось лишь отчаянно сопротивляться неизбежному.

— Докучливая тварь.

Бескровные губы чуть открылись и закрылись, прежде чем клинок нанес один рубящий удар!

В этот роковой момент между жизнью и смертью складной веер из черного железа пролетел по диагонали, нацелившись прямо в лоб Тасянь-Цзюню! Скорость и мощь этого веера были так велики, что Тасянь-Цзюню пришлось изменить направление удара, чтобы блокировать его Бугуем. И даже так, столкнувшись с таинственным железным веером, он был вынужден отступить на шаг назад.

В следующий момент, подобно грому среди ясного неба, с небес упали сразу три тесно переплетенных красно-синих световых массива. Удивительное дело, но Тасянь-Цзюнь в самом деле оказался пойман в ловушку внутри этой магической формации!

— Кто?! — не в силах пошевелиться, прорычал император сквозь стиснутые зубы. — Давайте, выкатывайтесь сюда!

Чернильные тучи плеснули чернил[303.3], три неясные тени появились на вершине Пагоды Тунтянь. Под проливным дождем они легко спланировали вниз и уверенно приземлились перед ступенями длинной лестницы. В этот момент наконец появилась возможность ясно рассмотреть их лица. Эти трое...

У одного на голову накинут капюшон подбитой лисьим мехом теплой мантии и вольный ветер в глазах.

У другого светлые волосы завязаны лентой и ледяной взгляд.

А впереди стоял одетый в серебристо-голубые легкие доспехи мужчина лет тридцати-сорока, с острым взглядом и невозмутимым выражением лица. Слева наискось его лоб пересекал шрам от удара мечом. В этом человеке не было ни капли легкомысленности, только лишь холодное спокойствие и еще очень напоминающая Сюэ Чжэнъюна добродетельность истинно благородного мужа[303.4].

Мужчина поднял руку и, поймав на лету вернувшийся черный веер, поднял них пару глаз, что уже давно утратили блеск юности.

Это были братья Мэй из прошлой жизни… а еще…

Раскат грома сотряс небо.

Чу Ваньнин внимательнее присмотрелся к этому мужчине.

Это ведь Сюэ Мэн из другого мира!

На сильном ветру, под проливным дождем стоял Сюэ Мэн из прошлой жизни. Он открыл рот, потом закрыл, тяжело сглотнул несколько раз, потом снова открыл рот, но смог хрипло выдавить только лишь сдержанное и почтительное:

— Ученик Сюэ Мэн с уважением приветствует Учителя.

Всего несколько слов, которые он не мог никому сказать больше десяти лет.

После этих слов Сюэ Мэн, казалось, в один миг почувствовал в горле и на языке все вкусы жизни, и это оказалось так мучительно, что на второе предложение у него просто не хватило сил.

За его спиной послышался голос Мэй Ханьсюэ:

— Цзымин, соберись.

Внешне братья Мэй из прошлой жизни с годами не сильно изменились, лишь в облике стало чуть больше сдержанности и серьезности, да и духовные силы значительно увеличились.

— Знаю, что твой разум в смятении, но нельзя допустить, чтобы духовный поток бурлил вместе с ним. Недавно я видел как юный ты прибыл в этот мир. Если сейчас потерпим поражение, то ты потеряешь лицо даже перед самим собой. Быстрее приходи в себя.

— …

Сюэ Мэн давно уже не был тем безрассудным и невежественным юношей. Он знал, что младший из братьев Мэй Ханьсюэ прав, поэтому, даже если сейчас его сердце не желало отпускать, он все же глубоко вздохнул и отвел взгляд от Чу Ваньнина, чтобы метнуть его в сторону Тасянь-Цзюня.

— Что вы за твари? — пойманный в боевую формацию Тасянь-Цзюнь опасно прищурился. — Смерти ищете?

— В чем дело? — удивленно спросил младший Мэй Ханьсюэ. — Похоже, он нас больше не узнает.

Чуть отдышавшись, стоявший неподалеку Чу Ваньнин пояснил:

— Он уже полностью утратил сознание и теперь уже никого не может узнать.

Сюэ Мэн: — …

Если едва увидев Чу Ваньнина, он сильно разволновался, то теперь, услышав этот до боли знакомый голос, который так долго являлся ему лишь во снах, Сюэ Мэн больше не смог сдержать слезы, и они медленно наполнили его глаза до краев.

Сколько же лет прошло?

Он не осмеливался обернуться и посмотреть на те годы, потому что боялся, что даже если вспомнит совсем немного, то эти бесполезные слезы тут же польются ручьем, и их будет уже не остановить.

На самом деле все эти годы время для него текло то очень быстро, то очень медленно. Он до сих пор хорошо помнил тот первый год, после того как Чу Ваньнин был взят в плен и судьба Пика Сышэн повисла на волоске. В то время он в одиночестве метался по всему свету, умоляя о помощи, но, возможно, из-за того, что в былые дни он был слишком груб и высокомерен, в мире совершенствования почти никто не обращал на него внимания.

Впоследствии, когда ему все же удалось собрать повстанческую армию, Сюэ Мэн отчаянно надеялся, что уж теперь-то он сможет спасти дорогого ему человека из логова чудовища. Однако людям пришлись не по нраву его грубость и безрассудство, и, заподозрив его в эгоизме, они просто высмеяли его. В то время оба брата Мэй Ханьсюэ курировали развертывание повстанческих войск, поэтому не были с ним вместе в авангарде. Перед лицом толпы он оказался одинок и беспомощен, и ему оставалось лишь самому подняться на гору.

Но что же ожидало его на горе? На Пике Сышэн вещи остались прежними, а люди — нет. Здесь был лишь умирающий Тасянь-Цзюнь и… в Павильоне Алого Лотоса, в холодном омуте у берега пруда покоились останки Чу Ваньнина, которые исчезли со смертью императора.