В конце концов, что он сделал не так, чтобы понести теперь такую кару?

— …

Положение было безвыходным. Напряжение росло. Однако прошло уже много времени, но ничего не происходило.

Чу Ваньнин медленно приоткрыл свои темно-карие глаза и увидел, что Ши Мэй почему-то застыл в той же позе и на том же месте. С его лица полностью сошел румянец возбуждения, и теперь оно стало чернее, чем дно котелка.

Чу Ваньнин не сразу смог понять, почему у Ши Мэя такое странное выражение лица, но когда его взгляд сместился немного ниже, перед ним предстала картина, которая надолго лишила его дара речи…

— …

Что… за хрень?...

Прежняя напряженная атмосфера развеялась начисто. Какое-то время Чу Ваньнин чувствовал себя так, словно его ударило молнией.

Кхе-кхе-кхе, неужели у Ши Мэя эта штука на самом деле золотая? Она правда из золота?

Эта сцена действительно была слишком абсурдной. В конце концов, Чу Ваньнин вышел из ступора и отвернул голову, не желая и дальше пачкать свои глаза.

Однако, мгновение спустя, он решил, что наверное его все же подвело зрение… Разве у нормального человека эта штука может быть такого цвета?

По итогу, сцепив зубы, Чу Ваньнин заставил себя вновь повернуть позеленевшее от отвращения лицо, чтобы взглянуть еще раз.

На этот раз он ясно увидел, что это не причинное место Ши Мэя было золотым, а неизвестно откуда взявшийся золотой демонический дракончик, обвив половой орган Ши Мэя, вцепился в него мертвой хваткой. Высоко вскинув голову, дракон в упор уставился на Ши Минцзина. Маленькие драконьи глазки и большие глаза Ши Мэя яростно и растерянно уставились друг на друга. Было очевидно, что в случае безрассудных действий со стороны Ши Мэя, дракончик тут же напряг бы тело еще сильнее и измельчил его драгоценный орган в порошок.

Чу Ваньнин: — …

Ши Мэй: — …

Маленький демонический дух дракона злобно оскалился и зарычал на так нестандартно усмиренного незадачливого ублюдка:

— У-у-у, фу-у, бля-я-я!..

Если бы не связанные руки, Чу Ваньнин сейчас прикрыл бы ладонью свое лицо: ему и правда не хотелось это видеть.

Молчавший очень долго Ши Мэй, наконец, процедил сквозь зубы:

— Что за дела?!

Как только его голос затих, послышался грохот открывающейся каменной двери. В дверном проеме показалось похожее на темную грозовую тучу зловещее лицо Тасянь-Цзюня, на котором ясно читалась жажда прямо сейчас вырезать целый город.

Войдя в дверь, Тасянь-Цзюнь тут же скрестил на груди руки. Стоило ему окинуть взглядом немую сцену «золотой дракон обвивает нефритовую колонну[267.4]», и исходившее от него убийственное намерение стало больше похоже на издевку. Бледные губы приоткрылись, и с них слетели холодные, как лед, слова:

— Барышня, пожалуйста, поднимитесь с постели.

Сгорающий от стыда и злости Ши Мэй даже не сразу понял, что он имел в виду, и возмущенно переспросил:

— Какая еще барышня? Кто?

— Ах, прошу прощения, — Тасянь-Цзюнь тщательно осмотрел и всесторонне оценил плотно обмотанный маленьким драконом орган, прежде чем с издевкой продолжил, — оказывается это молодой господин. Просто «господин» такой маленький, что этот достопочтенный его и не сразу разглядел.

Маленький дракончик, взобравшись выше по «столбу», вскинул голову и, топорща усы и бороду, насмешливо ощерился, примкнув к призвавшему его хозяину:

— У-бля-я-я!

Для любого нормального мужчины это было просто запредельное унижение. Несмотря на свою хваленую выдержку и самоконтроль, Ши Мэй не выдержал: все его лицо залилось краской, а на лбу проступили вены. Он оказался совершенно беспомощен. Мало того, что его одежда в полном беспорядке, так его еще и связал непонятно откуда взявшийся демонический дух дракона. Он был ни жив, ни мертв от злости, но ради собственного блага предпочитал молчать.

Тасянь-Цзюнь подошел ближе и, скрестив руки, прислонился к столбику кровати.

— Хуа Биньань, ты действительно полагаешь, если, трахаясь, ты не издашь ни звука, этот достопочтенный не узнает, что ты здесь делаешь? — он прищурил глаза, на его красивом лице отразилось брезгливое през

Предупреждение: 18+ описание секса, сомнительное согласие

Сказав это, Тасянь-Цзюнь пошевелил пальцем, и маленький демонический дух дракона сжал орган Ши Мэя еще туже. Его обычно невозмутимое лицо дрогнуло. Было очевидно, что ему очень больно, но он настолько привык в любой ситуации держать лицо, что даже сейчас изо всех сил старался сохранить достойный вид.

— Мо Жань, ты осмелился следить за мной?

Тасянь-Цзюнь с усмешкой ответил ему:

— Интересно, это ты скажи мне, есть ли что-то в этом мире, что не осмелился бы сделать этот достопочтенный?

— …

— Давайте я вас друг другу представлю: это — отделенный от горы Цзяо дух демонического дракона Ван Ли, который слушает приказы только представителей рода Наньгун, — искоса взглянув на них, Тасянь-Цзюнь продолжил. — Судя по тому, что ты не знаешь меры и даже во владениях этого достопочтенного ведешь себя так несдержанно, наше императорское вечество может посчитать, что тебе и правда жить надоело.

От злости и обиды, которую, очевидно, было не так легко снести, кровь прилила к голове и бешено застучала в висках Ши Мэя, отчего на них вздулись вены. Приходилось признать, что он и правда не подумал, что кровный контракт Наньгунов с горой Цзяо можно использовать подобным образом. Учитывая то, что он был пойман за руку и, можно сказать, связан по рукам и ногам, Ши Минцзин не посмел вести себя слишком нагло и самоуверенно, поэтому просто сказал:

— Убери от меня эту омерзительную тварь[268.1] и дай мне уйти.

Тасянь-Цзюнь демонстративно уставился на то, что сейчас сжимал дух демонического дракона. Насмотревшись, он с кривой усмешкой сказал:

— Тогда прежде ты должен пообещать, что больше никогда не достанешь при этом достопочтенном свою омерзительную хрень[268.1].

И без того донельзя рассерженный грубым вмешательством в его интимные дела, Ши Мэй совсем спал с лица, но все же угрюмо спросил:

— Что ты называешь омерзительным?

— То, что сейчас связано.

Чу Ваньнин: — …

Взглянув на связанного Чу Ваньнина, Тасянь-Цзюнь нахмурился и изменил формулировку:

— То, на чем сейчас нет одежды.

Чу Ваньнин: — …

Все это звучало как-то уж слишком двусмысленно, поэтому Тасянь-Цзюнь, помахав рукой, пояснил специально для Чу Ваньнина:

— Этот достопочтенный не о тебе говорит.

— Мо Жань, ты и правда просто смешон, — не преминул вставить свои пять медяков Ши Мэй. После этого, сохраняя видимость хладнокровия, он накинул на плечи свой легкий банный халат и, подняв глаза на Мо Жаня, сказал:

— Ладно, теперь ты можешь убрать его с меня?

— Не так быстро, сначала выйди из комнаты и отойди подальше. Как дойдешь до заднего склона, заклинание само спадет, — с ленцой протянул Тасянь-Цзюнь. — Однако вынужден напомнить, что если в будущем у тебя хватит смелости вновь приставать к человеку достопочтенного… этот дух уже хорошо знает твой запах, и даже если ты будешь находиться за пределами горы Цзяо, он сможет догнать тебя и удавить.

Считают, бессовестные люди непобедимы, что уж говорить о Тасянь-Цзюне, который по части бесстыдства достиг недосягаемых высот[268.2] и уже давно не имел себе в этом равных.

После того, как Ши Мэй в ярости выскочил вон, в комнате снова остались лишь двое: почитаемый Божественный Император и уважаемый Бессмертный Бэйдоу.

Тасянь-Цзюнь подошел, протянул руку… и увидел глаза Чу Ваньнина, которые были колючими и враждебными, но еще и немного влажными. Похоже то, как резко император потянулся к нему, напомнило Чу Ваньнину годы заключения и издевательств, поэтому он почти мгновенно напрягся.