— Но раз уж эта женщина часть твоего племени, во время бедствия в Духовной школе Жуфэн, почему ты…
— Почему я остался в стороне, позволив ей умереть? — улыбка так и не сошла с губ Ши Мэя. — Ничего не поделаешь, тогда мне было необходимо скрыть наше кровное родство. На самом деле все приказы на горе Хуан отдавал именно я, а она была всего лишь прикрытием. При других обстоятельствах, возможно, я мог бы спасти ей жизнь, но перед Сюй Шуанлинем… Учителю ведь известно, что духовно я очень слаб и тогда именно Сюй Шуанлинь был источником моей силы. Он считал меня близким другом и заботился обо мне, однако я познакомился и завязал с ним дружбу как Ши Минцзин с Пика Сышэн.
— …
— Если бы он узнал, что я прекрасная костяная бабочка, захотел бы он вступить со мной в сговор? — спокойно пояснил Ши Мэй. — Как я говорил ранее, для большинства заклинателей мы просто скот. Свиньи, собаки, в крайнем случае коровы и овцы, но не люди. Сюй Шуанлинь не был исключением. Достаточно посмотреть на его отношение к барышне Сун.
На душе у Чу Ваньнина было очень тяжело. Долгое время он не знал, что сказать.
Ши Мэю, впрочем, хотелось поговорить с ним еще и он продолжил:
— Давайте вернемся к тому, о чем говорили раньше: к побегу прекрасных костяных бабочек из Гуюэе.
Чу Ваньнин опустил ресницы и промолчал. Через какое-то время он взглянул на несравненно прекрасное лицо Ши Мэя. На самом деле, он уже увидел некоторые подсказки в том, что и как рассказывал Ши Мэй, поэтому, с тихим вздохом сказал:
— Конечно, это была твоя мать. Та девушка.
Ши Мэй на мгновение ошеломленно замер, но тут же его спина расслабилась, черты лица едва заметно смягчились.
Наконец, горько усмехнувшись, он ответил:
— Вы всегда угадываете верно. Да, она моя мать.
Глава 298. Пик Сышэн. Человек предполагает, а Небеса ведут счет[298.1]
Дождь все барабанил и барабанил по черепичному карнизу, внутри же царили тишина и покой. Ши Мэй сделал глоток чая и, как будто что-то решив, сказал:
— Позвольте мне показать вам кое-что.
Он неспешно вытащил из своего мешка цянькунь[298.2] с одной стороны позеленевшее от времени бронзовое зеркало с выгравированными на нем фениксом и драконом, а также изображениями солнца и луны во вселенском круге инь-ян[298.2].
— Это «Зеркало Вчерашнего Дня»[298.3], реликвия, которая принадлежала когда-то моему отцу. Фамилия моего отца Му… Учитель, должно быть, уже догадался, что я и Му Яньли — по отцу сводные брат и сестра.
После этих слов он прокусил себе палец и капнул кровью на зеркало. Поверхность затуманилась, но вскоре туман рассеялся, и в зеркале отразилась все еще подернутая дымкой смутная иллюзия. Постепенно изображение становилось все более отчетливым, пока наконец не стали ясно видны обстановка и лица людей…
Это была смотровая площадка Цитадели Тяньинь в жаркий летний полдень. Пруд перед смотровой площадкой был наполнен лотосами в полном цвету, от жары красные стрекозы летали очень низко над самой водой.
У перил стояла знатная дама в роскошном одеянии. Чуть оттопырив расписанный киноварью мизинец, она брала сладости с маленькой тарелочки и, раскрошив их, кормила рыб, отчего весь пруд был наполнен рябью и радостным оживлением. Хотя облик этой женщины отличался врожденным изяществом и хрупкостью, однако красота ее была слишком холодной. Когда она чуть повернула голову, чтобы что-то сказать служанке, появилась возможность оценить чуть удлиненные и приподнятые к уголкам глаза феникса, которые, несмотря на свою совершенную красоту, придавали ей высокомерный и злой вид.
Слегка нахмурившись, Чу Ваньнин посмотрел на нее, после чего перевел взгляд на Ши Мэя.
— Это не моя мать, — с улыбкой ответил Ши Мэй, который, похоже, заметил тень сомнения на лице Чу Ваньнина. — Это госпожа из рода Линь[298.4], родная мать старшей сестрицы Му.
Вскоре из-за края зеркала появилась молоденькая девушка в украшенной вышивкой шелковой юбке, волосы которой были собраны и завязаны узлом на манер служанок Цитадели Тяньинь. На вид ей было от силы семнадцать или восемнадцать лет, лицо ее было чарующе женственным, мягким и добрым. Ласково погладив поверхность зеркала, Ши Мэй сказал:
— А вот это моя мама… Она потомок прославленного хуаби[298.5] Сун Синъи, но в Гуюэе ее растили как скотину и не дали даже имени. После побега она решила сама дать себе имя, однако Сун в племени прекрасных костяных бабочек слишком распространенная фамилия, поэтому она не осмелилась взять ее и использовала титул предка «хуаби». Взяв первую часть «хуа» как фамилию, она подобрала к нему гармоничное имя и назвалась Хуа Гуй[298.6]. «Гуй» в значении вернуться на родину, ведь после того, как моя мама узнала, что прекрасные костяные бабочки могут вернуться в Царство Демонов, она мечтала забрать всех сородичей с собой и вернуть их на родину.
Пятна на зеркале не могли скрыть невероятную красоту Хуа Гуй, которая в этот момент кротко и почтительно что-то говорила госпоже Линь. Чу Ваньнин отметил ледяное выражение на лице Линь Ши и то, что все служанки рядом с ней трепетали от страха, и лишь Хуа Гуй мило улыбалась и казалась исполненной искренней заботы о благополучии госпожи.
Чу Ваньнин поднял взгляд на Ши Мэя:
— Как она оказалась в Цитадели Тяньинь?
— Изначально ей помог тот высокопоставленный адепт из Цитадели Тяньинь. На самом деле то, что записано в хрониках, не совсем правда. После побега из Гуюэе моя мать не покинула его. В то время их взаимные чувства были так сильны, что она смогла упросить его найти способ, как освободить ее сородичей. Тот человек был настолько влюблен и послушен ее воле, что ради нее придумал, как украсть семена Великого Пожара Цзехо из Цитадели Тяньинь.
Брови Чу Ваньнина слегка приподнялись. Так вот как все было на самом деле.
Записи в исторических книгах не всегда верны, и с течением времени часть правды медленно размывается. Когда люди той эпохи состарятся и покинут этот мир, уже никто и никогда не узнает о том, что же произошло в действительности.
Немного помолчав, Ши Мэй продолжил:
— Спустя два года мир совершенствования постепенно забыл о Великом Пожаре в Гуюэе. По счастливому стечению обстоятельств в то время хозяйка Цитадели Тяньинь родила девочку. Урожденная Линь Ши имела весьма странный характер и не могла как следует позаботиться о собственном ребенке, поэтому потребовалось найти несколько сметливых и ловких служанок ей в помощь. Тот высокопоставленный адепт воспользовался случаем, чтобы ввести мою маму в Цитадель. Вскоре она сблизилась с госпожой Линь и стала ее личной горничной.
Услышав это, Чу Ваньнин снова вгляделся в зеркало. Неизвестно, сколько времени прошло с тех пор, как одна сцена в зеркале сменилась другой, но теперь госпожа Линь сидела на высоком подоконнике и читала, а Хуа Гуй сидела подле нее с младенцем на руках и со всем усердием его развлекала.
На первый взгляд эта сцена была очень нежной: приветливая и достойная хозяйка дома, ее преданная служанка и очаровательное, невинное дитя.
Однако если внимательнее присмотреться, чувствовалось, что над ними уже нависла некая темная тайна.
— Впоследствии она заняла место госпожи Линь.
— Да, — ответил Ши Мэй. — Прожив столько времени в Цитадели Тяньинь, моя мать поняла, что эта школа имеет недосягаемо высокий статус в мире совершенствования. В то время она все еще была немного наивна, и ей в голову пришла идея, которая на тот момент показалась лучше возвращения в мир демонов.
