Ударил гром, и подул сильный ветер. Ситуация резко изменилась, и теперь он был словно слепой дракон со сломанными когтями. Куда только делась тень той мягкости и нежности, что в прошлом всегда лежала на его лице?
— Если ты уничтожишь Тасянь-Цзюня, эти умершие не смогут вернуться к жизни. Даже если ты его уничтожишь, этот грешный мир уже не спасти, ты… ты…
— Я могу закрыть Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти, прежде чем обрушится Кара Небес. Этот мир и правда уже не спасти, однако другой еще можно сохранить.
— Мне нужно всего лишь еще тридцать жизней!
— Ни одна жизнь не должна снова пропасть, — Чу Ваньнин закрыл глаза, сияние в руке стало ослепительно ярким. — Тяньвэнь, Десять Тысяч Гробов!
Точно также, как тогда, когда Шэньнун сковал мертвые тела, после его приказа из-под земли послышался глухой гул.
Ладонь резко сжалась в кулак!
И в тот же миг на горе Хоу лежавший без сознания Тасянь-Цзюнь был крепко связан по рукам и ногам ивовой лозой.
Губы Ши Мэя побелели, зрачки сузились до размера булавочной головки:
— Почему ты… так безжалостен…
— …
— Мало тебе лишить нас последнего шанса на выживание. Хочешь убить собственного ученика… мне всего лишь… мне нужно всего лишь тридцать жизней…
В одном мире все усеяно трупами, второй, переживая бури и штормы, висел на волоске. После того как граница с Царством Демонов будет открыта, никто не знает, как все изменится. Испокон веков демоны были очень воинственной и кровожадной расой. Только благодаря измене Гоучэня и готовности Фуси вступить в смертельный бой до последней капли крови, их удалось изгнать из мира людей.
Чу Ваньнин прекрасно понимал, что это будет не тридцать жизней…
Но даже если это «всего лишь» тридцать человеческих жизней, кто из людей заслуживает смерти? Кем следует пожертвовать, чтобы проложить дорогу прекрасным костяным бабочкам?
Золотой свет в ладони Чу Ваньнина разгорался все ярче и, отражаясь в глазах Ши Мэя, казалось, медленно убивал его, выжигая его сердце и душу. В ярости он попытался прорваться наружу, но Чу Ваньнин преградил ему путь магическим барьером.
Он не мог уйти.
Без Тасянь-Цзюня Ши Мэй был словно мясник, лишившийся своего тесака. Теперь, когда у него остались лишь руки из плоти и крови… даже вместе с Му Яньли он не мог считаться достойным противником Чу Ваньнину.
От безысходности глаза Ши Мэя покраснели так, что казалось из них вот-вот брызнет кровь. Как он должен поступить? Что ему делать?! Что…
Внезапно он кое-что вспомнил. И эта мысль заставила его, подобно мяснику, столкнувшемуся с хищным зверем, трясущейся рукой потянуться к вещевому мешку, чтобы достать из него свое последнее оружие. Охваченный отчаянием, он собирался метнуть этот острый нож в того, кто был полон решимости разрушить план, которому он посвятил всю свою жизнь.
— Ладно, хорошо! Учитель, а ты и правда жесток. Да… приступай, сделай это.
— …
— Давай, сделай это.
Чу Ваньнин не понимал, почему его поведение вдруг так резко изменилось. Ши Мэй прикрыл лицо ладонью и, запрокинув голову, захохотал. Затем он вдруг резко опустил голову и, в упор уставившись в лицо Чу Ваньнина, четко проговаривая каждое слово, сказал:
— Просто сделай это, Учитель. Можешь разорвать его труп в клочья. В худшем случае, никто из нас двоих не выиграет, зато мы оба постыдно проиграем!
Му Яньли с болью во взгляде смотрела на его безумный вид.
— А-Нань… — тихо позвала она.
Но Ши Мэй уже не мог услышать ничего, что бы она там ни говорила. Сейчас, с безумием отчаявшегося человека на краю гибели, в смертельной схватке с диким зверем, он изготовился для самого последнего удара и, кровожадно оскалившись, свирепо прорычал:
— Убей его… давай, убей.
— …
Яд и кровь выплеснулись наружу, когда сквозь пальцы глядя на Чу Ваньнина помертвевшими черными глазами, четко выговаривая каждое слово, он сказал ему:
— Пусть вместе с его телом сгинет и та последняя частичка его души, что так безумно любила[299.2] тебя.
Глава 300. Пик Сышэн. Ваше сердце[300.1] подобно моему
Удар грома и вспышка молнии ворвались в распахнутые ворота зала, высветив прячущееся в тени лицо Ши Мэя.
В пролившемся на него слепящем свете только глаза оставались сумрачно-темными. Такими темными, что, казалось, даже небесное пламя бога огня Чжужуна не сможет зажечь их.
Выражение лица Чу Ваньнина едва заметно изменилось, однако он так ничего и не спросил. Что бы ни сказал сейчас Ши Мэй, он будет преследовать собственные цели, однако, даже несмотря на это, Чу Ваньнин невольно чуть приглушил пламя в своей ладони.
Ши Мэй сразу же уловил эту перемену и ухватился за нее, как утопающий за соломинку:
— Учитель же никогда до конца не мог поверить, что Мо Жань окончательно умер? Правда думаешь… — у Ши Мэя на миг перехватило дыхание, — что Тасянь-Цзюнь всего лишь пустая оболочка? — сделав паузу, он продолжил. — Лучше бы Учителю хорошенько поразмыслить об этом. Как может труп настолько четко мыслить и так упорно идти к своей цели… И кто же, по твоему, так сможет? Кому такое под силу? Даже в Вэйци Чжэньлун нет такого уровня.
— …
— Учитель ведь знает? — глядя в глаза Чу Ваньнина, Ши Мэй медленно исторг из себя так глубоко похороненную тайну. — В теле Тасянь-Цзюня еще остался осколок изначальной[300.2] разумной души.
— !
До этих его слов глаза Чу Ваньнина были пусты, как у ходячего трупа, но теперь Ши Мэй ясно видел, как в них поднялись волны. Хотя он смог облегченно выдохнуть, но расслабляться все же не спешил.
— Учителю ведь известно, что у меня очень слабое духовное ядро, и я не могу использовать слишком сильные заклинания. Поэтому же сам я не могу контролировать технику Вэйци Чжэньлун, но у школы целителей есть свои методы.
Когда Ши Мэй произнес эти слова, перед его глазами вдруг промелькнуло воспоминание о мертвом теле Тасянь-Цзюня, который покончил с собой, приняв яд. Под сенью Пагоды Тунтянь он мирно упокоился в могиле…
В то время он понятия не имел, где допустил ошибку, и от потрясения на миг все мысли покинули его разум. Его острый клинок, драгоценное оружие, что выиграло для него сотни битв, как оно могло погибнуть?
Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия давно должен был поглотить совесть Мо Жаня! Что еще могло так измучить его сердце, что он решил покончить с собой?
— В прошлой жизни, когда великие духовные школы осадили Пик Сышэн, увидев труп Мо Жаня, эти самые гуманные люди решили, что тело его надо разорвать на пять частей[300.3], — продолжил Ши Мэй. — Но я был в той толпе и, используя свое положение наставника школы целителей, смог отговорить их. В конце концов мне удалось сохранить тело.
Проговаривая каждое слово, он внимательно следил за изменениями выражения лица Чу Ваньнина.
— Я не мог потерять его силу, поэтому придумал способ, как сделать из него ходячего мертвеца. Хотя в таком состоянии его способности были хуже, чем при жизни, однако я все же мог его временно использовать… но возможно потому, что перед смертью все его мысли были заняты кем-то, в глубине его сердца осталась ниточка одержимости этим человеком, которая была так крепка, что сколько бы я ни пытался опустошить его душу, мне так и не удалось очистить ее, — Ши Мэй медленно сделал первый шаг по направлению к Чу Ваньнину. — Какие бы методы я ни использовал, чтобы вырвать ее из души, она никак не желала рассеиваться. Та нить… — он четко проговаривал каждое слово, — что все это время поддерживала его рассеянное сознание и направляла его душу к Пагоде Тунтянь… одержимость твоей душой.
Шаги стихли. Ши Мэй остановился посреди зала.
