— Не покидай меня, я больше не буду творить зла и больше никогда не обижу тебя.

Мо Жань поймал пальцы этого человека и переплел их со своими.

Он почувствовал слабый аромат цветущей яблони.

— У меня есть божественная панацея возрождения, но... не знаю почему, я не могу ее найти… не могу найти, но ты ведь можешь остаться, пожалуйста... — он потянулся к теплу чужого тела и без колебаний крепко обнял его, — пожалуйста, не покидай меня, уж лучше... уж лучше я умру.

— Мо Жань! Очнись!

Однако он никак не мог проснуться. Его душевная боль была глубже, чем море, и он тонул в ней, не в силах вынырнуть на поверхность.

Его горло сдавили рыдания. Когда он крепко обнял позвавшего его по имени человека, его ресницы стали влажными от слез.

— Человек, которому лучше будет умереть, — это я, Учитель...

— Сукин сын! Ты чего это удумал?! Эй!

Внезапно к нему подбежал какой-то человек и, схватив его за грудки, начал трясти. Потом все вокруг него завертелось, превратившись в настоящий хаос. Кто-то разомкнул его зубы и начал лить ему в рот холодную воду.

Мо Жань вдруг почувствовал, как по всему его телу пробежал холодок. Вода, что оказалась холоднее тысячелетнего льда, почти заморозила его внутренности.

Он резко открыл глаза!

Первым, что увидел Мо Жань, когда очнулся, было мрачное лицо Цзян Си, державшего в руке бутыль из голубовато-зеленого нефрита, содержимое которой он, очевидно, только что влил в него.

— Я...

Как только он открыл рот, то ощутил, что ему в горло словно песок насыпали, и он больше не может произнести ни слова.

Оглядевшись, он обнаружил, что снова вернулся в храм предков Жуфэн. Его одежда была мокрой от холодного пота. Окружающие люди как-то странно смотрели на него, особенно побледневший до синевы Сюэ Мэн, лицо которого почему-то совсем уж перекосило.

Он лежал на коленях у Чу Ваньнина, крепко обняв его двумя руками за талию.

Мало того что строгое одеяние уважаемого наставника Чу оказалось изрядно помято спящим Мо Жанем, так еще и верхний халат соскользнул с плеча.

Мо Жань: — ...

Он… он ведь не сказал ничего такого, чего не следовало говорить?

Хотя на лице Чу Ваньнина читалось некоторое смущение, ему все же удавалось сохранять внешнее спокойствие:

— Почему ты в одиночку убежал вперед? — пожурил его он.

— Учитель, я... только что я...

— Ты попал в плен кошмара, — Цзян Си убрал нефритовую бутыль и, поднявшись на ноги, взглянул на него сверху вниз. — Отдохни немного, я дал тебе «Разбивающую сон ледяную воду». Сейчас ты чувствуешь лютый холод, но это скоро пройдет.

В глазах Мо Жаня, все еще не оправившегося от своего страшного сна, какое-то время читались растерянность и смятение. После долгого молчания он пробормотал:

— Кошмар? Но я был очень осторожен и я не... не заметил никаких следов использования магии...

Услышав его слова, несколько раздраженный Цзян Си решил показать свои острые когти и клыки:

— Магия? Разве не глупо все в мире сводить к этому?

Все присутствующие: — ...

— Ты правда думаешь, что самое жестокое и смертоносное невидимое оружие в этом мире — это магия? — глава ордена целителей прищурился и, раздраженно взмахнув рукавом, презрительно пояснил. — Возмутительно неверное утверждение. В этом мире нет ничего мощнее медицины. Внутри храма Тяньгун воскуряли «Девятнадцать этажей заточения[219.3]». Это благовоние не имеет цвета и вкуса, но может вызвать у людей галлюцинации, в которых они вынуждены будут пережить самый большой страх в жизни, — Цзян Си сделал паузу и оценивающе взглянул на Мо Жаня, прежде чем продолжил, — чем больше у человека страхов, тем глубже он увязает в этом кошмаре. Ранее мне уже приходилось спасать людей, попавших в ловушку «Девятнадцати этажей заточения». Достаточно было пяти капель «Разбивающей сон ледяной воды», чтобы разбудить их... а знаешь, сколько выпил ты?

— ...Сколько?

Не скрывая своего недовольства, Цзян Си ответил:

— Больше половины бутылки. Чтобы вернуться в сознание, ты выпил столько лекарства, что его хватило бы для спасения сотни людей... И вот теперь мне стало немного любопытно... Образцовый наставник Мо, в столь юном возрасте, откуда у тебя настолько глубокий страх? В конце концов, чего ты так сильно боишься?

Мо Жань не проронил ни звука.

Если бы не этот бесконечный кошмар, он бы так и не узнал, что в глубине его души таится настолько жуткий страх перед смертью Чу Ваньнина. Оказывается, все его старые, связанные с Ши Мэем, переживания были не более чем самообманом[220.1].

Мо Жань опустил голову, все еще не в силах понять, что разбудило его: «Разбивающая сон ледяная вода» или все же была какая-то другая причина.

От пробравшего до костей холода его затрясло.

Увидев, что он очнулся, Чу Ваньнин хотел подняться с земли. Здесь было слишком много посторонних глаз, поэтому им с Мо Жанем не стоило демонстрировать излишнюю близость, тем более только что в бреду тот непрерывно хватался за него и звал по имени. Если бы он изо всех сил не сдерживал Мо Жаня, тот, пожалуй, просто повалил бы его на землю на глазах у всех... Хотя этого и не произошло, но эмоции Мо Жаня были настолько бурными, что он боялся подумать о том, что кто-то из внимательно наблюдающих за ними мог заметить эти странности в поведении его ученика.

Чу Ваньнин попытался встать, но он слишком долго сидел и теперь у него занемели ноги.

Сюэ Мэн машинально поднял руку, однако, непонятно почему, в итоге так и не вышел вперед, чтобы поддержать своего учителя. Впрочем, Ши Мэй тут же протянул руку и тихо сказал:

— Учитель, не спешите, помедленнее.

Опустив ресницы, Чу Ваньнин поднялся и без лишних разговоров снял свой уже изрядно помятый верхний халат. На глазах у всех сброшенное им белое одеяние плавно опустилось на плечи Мо Жаня.

— Набрось на себя. Вернешь мне, когда озноб от лекарства пройдет.

Не смея лишний раз взглянуть на Чу Ваньнина, Мо Жань прошептал:

— Да, Учитель.

К этому времени толпа вокруг них значительно поредела. Большинство заклинателей принялись тщательно осматривать зал изнутри, проверяя, не осталось ли там еще какого-то скрытого оружия. Перебросившись с Мо Жанем парой слов и убедившись, что его племянник в добром здравии, Сюэ Чжэнъюн похлопал его по плечу и широким шагом направился к тому месту, где собрались главы других духовных школ.

Сюэ Мэн никуда не пошел. Дождавшись, пока последние любопытствующие отойдут подальше, он быстро склонился над Мо Жанем и, еще раз оглядевшись, тихо прорычал:

— Все-таки что ты только что видел во сне?

Мо Жань: — …

Стиснув зубы, Сюэ Мэн процедил:

— Я тебя спрашиваю.

— Все это не более чем сон.

— Это связано с тем, что у тебя на душе! — глаза Сюэ Мэна лихорадочно сверкали. Было видно, что он растерян и очень взволнован. — О чем ты на самом деле думаешь? Ты правда… ты в самом деле…

— Мне приснилось, что я кое-кого убил, — Мо Жань вздрогнул. Онемевшие губы стали почти синими, трескучий мороз пробрал тело до мозга костей, — мне приснилось, что я убил Учителя.

— Ты!..

— Ничего больше…

Губы Сюэ Мэна шевельнулись, словно он хотел задать еще какие-то вопросы. Слова Мо Жаня не были похожи на ложь, а ведь он сказал, что видел во сне, как убил Учителя…

Несмотря на то что Мо Жань теперь не только на словах уважал и ценил своего наставника, непонятно почему Сюэ Мэн вдруг испытал ужас, когда увидел, как он с таким странным выражением лица крепко обнимает Чу Ваньнина… разве это подобает ученику? Стоит ли за этим нечто большее? Нечто… Сюэ Мэн просто не осмелился развить эту мысль.

Казалось, сделай шаг вперед — а там бездонная пропасть.

Побочное действие лекарства постепенно начало сходить на нет, и Мо Жань стал неуверенно подниматься на ноги. Чуть поколебавшись, Сюэ Мэн все-таки поддержал его.