— …

Если до этого Чу Ваньнин все еще хотел поговорить с ним, услышав эти слова, он вдруг почувствовал, что в этом нет необходимости, и не стоит даже пытаться ему что-то объяснить. Он просто отвернулся.

Заметив его реакцию, Ши Мэй покачал головой:

— Учитель, ты слишком снисходителен к нему.

— …

— В твоих глазах любые его поступки имеют причину и могут быть оправданы.

— В таком случае, сам скажи мне, кого я должен понимать и оправдывать, — голос Чу Ваньнина стал холоднее льда, — тебя?

Какое-то время Ши Мэй молчал, а затем с улыбкой сказал:

— Значит, Учитель все еще любит его?

Взгляд Чу Ваньнина был подобен холодному свету луны, отраженному от покрытой льдом озерной глади.

— Поэтому и в прошлой, и в этой жизни я играл с Учителем в эту игру, но даже выиграв, почему-то все еще не могу сравниться с ним.

— В чем ты можешь сравниться с ним? — ледяным тоном спросил Чу Ваньнин.

Ши Мэй прищурился:

— У тебя что, и правда совсем нет слов, чтобы оценить меня? Неужели обо мне тебе больше нечего сказать?

Чу Ваньнин не сразу ответил ему. Глядя на выражение его лица, в этот момент, казалось, он действительно серьезно задумался о чем-то. Наконец, опустив ресницы, он очень холодно и тихо произнес:

— Есть.

На лице Ши Мэя тут же расцвела улыбка:

— Что?

С совершенно каменным лицом Чу Ваньнин продолжил:

— Тебя бесполезно сравнивать с Мо Жанем, тебя даже с Сюй Шуанлинем не сравнить. По крайней мере, он сумел сохранить любовь в своем сердце и признал вину за свои деяния. Он не такой, как ты, Хуа Биньань.

В конце он даже перестал обращаться к нему, как к Ши Минцзину.

— Ты настоящий мерзавец, — закончил Чу Ваньнин.

Ши Мэй вдруг резко закрыл рот. Щеки стали белее снега, а лицевые мускулы едва заметно напряглись. Его унижение можно было сравнить с пощечиной, но он все же смог взять себя в руки и, поджав нижнюю губу, процедил:

— Ты действительно не желаешь оставить мне и видимости достоинства.

С этими словами он снова протянул руку, чтобы коснуться подбородка Чу Ваньнина, но тот уклонился от нее, словно от ядовитой змеи.

Ши Мэй сузил глаза. На мгновение на его лице отразилась буря охвативших его эмоций, однако, в конце концов, он смог подавить их и вновь стал похож на морскую гладь во время полного штиля.

— Не надо так говорить, — усилием воли Ши Мэй вернул своему лицу привычное мягкое выражение «младшей сестренки». — Так или иначе, ты всегда был закостенелым в своих заблуждениях упрямцем. В прошлой жизни ты же хотел его убить, не так ли? Но когда настало время действовать, опять не смог достаточно ожесточить свое сердце. Дошло до того, что перед смертью ты вложил в него часть собственной разбитой души.

Ши Мэй не ошибся: в тот год во время битвы на снежном поле в горах Куньлунь, находясь на грани жизни и смерти, Чу Ваньнин последний раз прикоснулся пальцем ко лбу Мо Жаня, чтобы передать ему остаток своей разорванной души.

В итоге под конец жизни его дух оказался полностью рассеян: часть он передал юному Мо Жаню, часть — самому себе из прошлого, а все, что осталось, с последним лучом надежды отдал Тасянь-Цзюню.

Чу Ваньнин не знал, как на третьей стадии уничтожить ядовитый цветок, но предположил, что раз уж для его выращивания и цветения требовалась душа заклинателя, то, возможно, влив часть собственной души, он хотя бы что-то сможет изменить…

К тому времени от него осталась лишь искалеченная телесная оболочка, но он все равно постарался сделать все, что мог. Чу Ваньнин никогда не колебался, если нужно было убить кого-то, но именно Мо Вэйюй был его единственной слабостью, и пока оставался хотя бы луч надежды на то, что его еще можно спасти, он не мог убить его. Поэтому Чу Ваньнин, не раздумывая, пожертвовал остатком своей разбитой души в надежде, что однажды настоящий Мо Жань сможет вернуться в этот мир.

Он решился на этот шаг, хотя и не знал, поможет это или нет.

Как будто прочитав его мысли, Ши Мэй злорадно рассмеялся:

— То, что ты сделал, не могло удалить паразита из груди Мо Жаня, но этого хватило, чтобы внести смуту в его мысли. Он начал задумываться о том, что есть добро и зло, и в итоге настолько обезумел, что покончил с собой.

— …

Невозмутимое лицо Чу Ваньнина дрогнуло. Он вскинул голову, чтобы посмотреть на Ши Мэя.

На самом деле, помня о встреченном им на горе Цзяо Наступающем на бессмертных Императоре, сердце которого уже давно не билось, Чу Ваньнин уже начал догадываться, как именно закончил свое существование Мо Жань из прошлой жизни. Однако, услышав наяву «покончил с собой», он все равно почувствовал, как сердце сжала тупая боль.

Не сводя с него глаз, Ши Мэй продолжил:

— Учитель, так уж вышло, что ты действительно защитил его, ведь из-за этого, вопреки всему, его душа смогла переродиться. Увы, я до сих пор не могу понять, как лишенный всех сил калека, каким ты был в то время, смог разрушить мой идеальный план? Ты?!.. Ты и правда смог поразить меня.

Мягкие, как пушинки рогоза, длинные ресницы опустились, когда Ши Мэй склонился, будто желая поцеловать Чу Ваньнина.

Опомнившись, Чу Ваньнин со скоростью молнии поднял руку и схватил его за горло, сдавив так сильно, что на тыльной стороне ладони вздулись вены.

Даже не переменившись в лице, Ши Мэй небрежно перехватил его запястье. Похоже, такая реакция Чу Ваньнина не стала для него неожиданностью.

— Что? Неужели Учитель снова решил убить меня, — насмешливо спросил он, — это второй раз или уже третий? К сожалению для тебя, уже слишком поздно. Сейчас это совершенно невозможно.

Как только его голос затих, послышалось шипение золотисто-черной змеи[254.1], которая выползла из широкого рукава Ши Мэя и свирепо вцепилась в предплечье Чу Ваньнина.

Неизвестно, насколько ядовитой была эта тварь, но хватило одного укуса, чтобы тело прошила резкая и острая боль. Из рук Чу Ваньнина исчезла вся сила, чем Ши Мэй тут же воспользовался и, схватив его за запястья, привязал к столбику кровати в еще более унизительной позе.

— Не беспокойся, эта змея не ядовита, — пояснил Ши Мэй, связывая его руки. Закончив, он сел рядом и, кончиком белоснежного пальца поглаживая змею, довольно прищурил свои персиковые глаза. — Она была вскормлена мной специально для тебя, так что ее укус может лишь вызвать слабость во всем твоем теле. При всей моей любви и уважении к Учителю, я могу сделать для него только это.

Ши Мэй поднял руку, и змея послушно скользнула обратно в рукав, быстро исчезнув из вида.

— К слову, в прошлой жизни я был слишком беспомощен и только поэтому позволил тебе так долго оставаться рядом с Мо Вэйюем. На самом деле, я этого очень не хотел, — он поднялся и начал неспешно снимать свой плащ, потом верхнее одеяние, а затем…

От охватившего его омерзения Чу Ваньнин резко переменился в лице:

— Ши Минцзин!..

В ответ Ши Мэй лишь мягко улыбнулся и, повернувшись лицом к Чу Ваньнину, неспешно приблизился к нему:

— Поделюсь маленьким секретом. Когда в прошлой жизни ты выходил замуж, я присутствовал на свадебном банкете как Хуа Биньань.

— !..

— Хотя из своих эгоистичных побуждений Тасянь-Цзюнь скрыл под красным шелком твою внешность, и всем прочим гостям было известно лишь, что он берет в жены наложницу Чу, я точно знал, что это был ты. Поэтому в тот день, когда торжество окончилось, я не ушел, а отправился в Павильон Алого Лотоса… и тут вошел он.

В глазах Ши Мэя вспыхнуло мерцающее пламя.

— В то время я уже контролировал паразита, но мысли и чувства Тасянь-Цзюня все еще принадлежали ему и не были мне подвластны. Нельзя было допустить, чтобы он обнаружил меня, поэтому я не ушел, а спрятался там.

От гнева и невероятного чувства омерзения Чу Ваньнин содрогнулся всем телом.