Рип, ничего не понимая, поднялся с земли. Значит, это он, значит, это… Его душа никуда не переселялась. Он здесь в своем теле.

А в своем ли?

В мозгу все запуталось еще больше. Невероятно, это был он и вместе с тем не он. Тело таково, как будто Рип прошел через множество испытаний, которые по-настоящему и в глаза не видел.

Но что же произошло на самом деле? Почему он оказался на незнакомой планете, в чужой одежде и с документами, принадлежащими другому? Как подобное могло случиться? Надя! Сэм! Где в таком случае они?

Кто-то же должен знать, что с ним. Кто он? Все еще Рип Винклер с Альмы или какой-то Джон Штальм с Прерии? У кого спросить? Может…

Рип решительным шагом опять направился в сторону хижины Тума.

В очередной раз ворвавшись в жилище толмача, Рип, с по-прежнему закатанными рукавом и штаниной, уселся, наподобие того, на землю. Переводчик, не меняя позы, посмотрел на него своими умными глазами.

— Мне необходимо серьезно поговорить, — начал Рип.

— Я слушаю тебя.

— Ты сказал, что меня нашли три дня назад недалеко от деревни, без сознания в этой одежде. — Рип показал на себя.

— Да, это так.

— А теперь вспомни. Не ходили ли разговоры, что рядом со мной или недалеко был еще кто-то или что-то?

— Да нет, вроде нет. Я бы слышал, но в джунглях много любопытных зверей. Кто-нибудь из них вполне мог утащить то, что ты потерял, — и неожиданно добавил: — А это была очень ценная вещь, да? — Глаза старика впервые за время разговора алчно блеснули.

«Ценнее не бывает, — подумал про себя Рип, — что-то вроде фамильной реликвии, а именно память», — но вслух спросил:

— Тум, вспомни, в последнее время рядом с деревней ты не замечал никаких странных летающих существ. Во время полета они издают низкое гудение.

— Ты имеешь в виду флаеры? — без тени смущения уточнил дикарь.

— Да, — опешил Рип. — Хотя вообще-то я говорил кое о чем покрупнее флаера, например межзвездном катере, если ты понимаешь, что это такое.

— Я понял тебя. Нет, катеров не было. Я помню — это такая огромная штука, которая издает столько шума, что даже жуки разбегаются из округи. Появись катер, и в племени пойдут разговоры. Кто-нибудь не выдержит и начнет похваляться, как он видел и дрался с драконом, пока тот, поджав хвост, не улетел с перебитым крылом. Но что касается флаеров, так их много развелось в последнее время, так и шныряют. Никто уже и не удивляется. Привыкли, — заметил дикарь философски, — да и как иначе проедешь по нашей местности.

Плечи Рипа поникли. Выходит, Сэм здесь не садился. Он упорно продолжал игнорировать свой дорогой костюм и новое тело, ища самые простые и будничные ответы на накопившиеся вопросы.

— Ночей пять назад округу потряс странный взрыв, — почесываясь, продолжил старик. — Это было вон там. — Палец указал на вход жилища. — Да, именно там, и потом еще в том месте несколько дней после шел дым: лес горел…

— Взрыв! — встрепенулся Рип. — Пять дней назад, может, он связан со мной… Меня нашли в какой стороне?

— Ты полз оттуда. — Старик ткнул чуть левее.

— Но я мог и заблудиться, сделать крюк…

— Конечно, вы, чужаки, вообще не умеете ходить в наших местах. Отбери у вас чудо-машины и метающее молнии оружие, и вы пропадете.

— Может быть, — отмахнулся Рип, — не об этом сейчас. Когда меня нашли, что произошло после?

— Охотницы принесли тебя в племя, раздели, сознание покинуло твой мозг. Все тело было в темных пятнах, я знаю, у вас, у людей, они появляются, если сильно ударить. Я лечил тебя и кормил.

— Я что-нибудь говорил в бреду?

— Ты постоянно разговаривал, часто кричал, пытался вскакивать. Нелегко было удержать такого, как ты, — пожаловался переводчик.

Рип обхватал голову руками: «И здесь ничего!»

— Как называется это место?

— Хаадо.

— Это что?

— Хаадо — это наша деревня и народ, который в ней живет…

— Понятно, а планета?

— Планета? — Тум посмаковал на языке слово, как ребенок смакует редкое лакомство. — Да, давно я не слыхивал подобного, еще с той поры, как досточтимый хозяин Отто-фон-Вейн, да продлятся светлые дни его, вернул меня…

— Ну так как? — перебил старика Рип.

— А? — Тот смотрел на юношу затуманенными сладкими грезами юности глазами. Постепенно, по мере спадения пелены, до него начал доходить смысл вопроса. — Не знаю, — буркнул Тум, недовольный, что его прервали, — когда-то знал, а теперь не знаю. Стар я уже, много забывать стал. А ведь когда-то… — Он опять закатил глаза к плетеному потолку. — Хозяин сам часто брал меня с собой в город, он покупал мне сладости. Я был любимым в его коллекции. Он подарил мне блестящий ошейник с цепочкой. На меня приходили любоваться его друзья, я пел им, они смеялись, они тоже приносили вкусное… — внезапно уши переводчика поникли, — а сейчас я кто? Я никто, презренный самец… — Старик, казалось, вот-вот заплачет…

— Ну, ну, не расстраивайся, — попытался успокоить его Рип, — как случилось, что ты попал обратно к себе домой?

— Всему виной новая хозяйка, — всхлипнул Тум, — она была, как это, Гунн Фис. Увидела зверинец, подняла крик, начала требовать, чтобы хозяин отпустил всех нас..

— И он отпустил?

— Фон-Вейн был мудрый. Хозяин подходил и спрашивал у каждого, хочет ли он этого. Многие остались…

— Почему ты не остался?

— Я, я был молод, я так мечтал тогда о свободе. Я любил хозяина, но… Старик опять заплакал.

Рипу было не очень интересно выслушивать стенания мохнатого существа, тем более что голова была забита своими проблемами, никак не меньшими, чем у Туна. Но если он хотел добиться еще чего-то, переводчика необходимо было поддержать, хотя бы некоторое время.

— Ты давно уже здесь?

— Двадцать дет, — тихо ответил старик. — Долгих двадцать лет. Не было и дня, чтобы я не жалел о том своем рещении. Когда я был молод и меня выбирали на празднике Лун, еще ничего, а сейчас… Кто выберет старого больного Тума? Охотницы даже не смотрят в мою сторону.

Винклер вспомнило что и в хижине вождя тот что-то говорил о предстоящем веселье.

— А что это за праздник Лун? Я уже несколько раз слышал о нем, нельзя ли поподробнее.

Старик прекратил причитать и умостился поудобнее, что было нелегко на твердом полу.

— Это великое действо, — начал он тихо, — из глубины веков, от наших предков пришло к нам оно. В эту ночь, когда охотницы выбирают себе самцов для спаривания, когда сбываются все желания, даже самые невыполнимые; говорят, сам создатель — бог грома и молнии, слепивший народ Хаадо, дабы тот мог почитать и поклоняться ему, великий и грозный двуликий Бхххххунд, одно лицо которого выражает горе, а другое радость, — он смотрит в эту ночь на свой народ. Древние предания гласят, что раньше, в старые времена, Бхххххунд даже спускался, чтобы самолично разделить радость с вами. Но на теперешний праздник, — плаксиво пролепетал Тум, — старого Тума никто не изберет.

Рип, который помнил отвратительные рожи статуи на площади у входа в жилище вождя, прикинул, какая из них могла выражать радость. Да, искусство резки по дереву у Хаадо явно хромало.

— Когда состоится праздник?

— Пять дней и пять ночей должно пройти, прежде чем на шестую ночь два разделенных лика Бхххххунда сольются в один; и бог со своей небесной хижины в первородном виде посмотрит на Хаадо.

— Расскажи мне про него, — попросил Рип. Старик опять заерзал, примостившись поудобнее.

— Это длинная историй.

— А я никуда и не тороплюсь.

— Ну ладно, — Тум махнул лапой, — будь по-твоему, слушай…

Чего Винклер не ожидал, так это, что ему придется выслушать краткий курс чуть ли не всей мифологии маленького народца пополам с демонологией.

— Сначала не было ничего, — вещал Тум, — ничто и темнота. И жили в ней великий бог всего сущего могучий Бхххххунд со своим братом Брррррундом — многие года, столько, сколько не живет простой Хаадо. Братья играли, росли, мужали вместе, и у каждого было по одному лицу; лицу, которое могло радоваться и грустить, плакать и смеяться — совсем как лица обычных Хаадо.