Это несправедливо. Это не должно было произойти.

Исгерд ярл на похоронах Витарра нет; никого из жителей Трех Сестер на них нет, кроме Хейд, стоящей ныне возле Ньяла и Ингве. Доложили кюне уже, что сейчас спешно хочет вернуться ярл на архипелаг и снаряжает корабли свои для путешествия. Не страшно. Найдет Ренэйст время для того, чтобы попрощаться.

Витарр спокоен, словно бы просто спит.

Встав на основание погребального костра, Ренэйст смотрит внимательно на его лицо, силится запомнить его черты. На похоронах Хэльварда была она так мала, что сама попрощаться подойти не смогла. Лишь смотрела на то, что делает отец. Мать тогда не позволила ей подойти, все держала на руках и плакала, причитая, как молод Хэльвард был.

Ренэйст уже и не помнит почти, как брат выглядел на самом деле, столько лет прошло с их последней встречи. В ее снах он был взрослым мужчиной, но так и остался вечным ребенком. Потому так внимательно смотрит она на Витарра, желая запомнить каждую черту его лица до их следующей встречи.

Знает она, что будет видеть его в Эйнаре. Быть может, и неосознанно, но выискивать в ребенке черты брата.

Перехватив факел покрепче, Белолунная запускает свободную руку к себе за пазуху, снимая с шеи Агисхьяльм – амулет, что принадлежал их старшему брату. Хэльвард надел его на нее в тот роковой миг, когда жизни их изменились навсегда. Незримой защитой был он для нее, и теперь амулет этот должен помочь Витарру найти Хэльварда, куда бы ни ушла его душа. Аккуратно кладет Ренэйст оберег на грудь брата, накрывая сверху ладонью. Все ждет, что вот-вот накроет он руку ее своей рукой, сожмет мягко и откроет глаза, но этого не происходит – и никогда больше не произойдет.

– Мой брат, – говорит она громко, оборачиваясь к собравшимся, полумесяцем вставшим вокруг будущего костра, – был человеком чести. Витарр был сломлен и одинок, но это не искоренило в нем тех черт, что присущи истинному воину. Никто из нас не видел того, что творится у него на душе, или не желал этого видеть. Среди нас не было для него справедливости, и ничем не заслужил он подобного конца. И потому я клянусь, что сделаю все для того, чтобы справедливость была единой для всех. Так, как и должно быть.

Обернувшись, глядя на брата в последний раз, Ренэйст подносит факел, поджигая погребальный костер.

Спи спокойно, Витарр.

Бросив факел в снег, отходит она в сторону, чувствуя, как пламя позади нее разгорается все сильнее. Оно трещит, хохочет, лижет языками звездное небо и поглощает тело, даруя Витарру возможность ступить под своды Вальхаллы. Ренэйст хочет верить, что он действительно окажется там. Что они с Хэльвардом встретятся и будут ждать, когда сестра их присоединится к ним в положенный час.

Хакон кладет ладонь свою на ее плечо, встав подле возлюбленной. Вскоре Ренэйст назовет его мужем, а жители севера – своим конунгом. Она кладет ладонь на его грудь, прижимаясь ближе, и Медведь скрывает ее в своих объятиях от горя и боли, через которые ей пришлось пройти. Ренэйст закрывает глаза, слыша, как за их спинами плачут в объятиях друг друга Йорунн и Руна, как Сага, стоя подле них, читает слова древних заклятий, значения которых никому не известны.

Остается надеяться на то, что она призывает удачу на имя их народа.

Костер догорает, и постепенно люди расходятся по своим домам. Подойдя ближе, Ньял говорит тихо о том, что они с Ингве отведут Йорунн и Руну в конунгов дом, и Ренэйст кивает, шепнув в ответ слова благодарности. Хейд уходит с ними – Олаф ярл обещал ей место в Звездном Холме, и на решение его, безусловно, повлиял Ньял. Разве может отказать он меньшему сыну в спасении чужой жизни? Быть может, именно в Звездном Холме сможет она найти свое место, и тогда жизнь для Хейд заиграет новыми красками.

Для них всех настает новое начало. Возможность взять поводья в свои руки и распоряжаться собственной судьбой так, как заблагорассудится.

Покинув объятия возлюбленного, Ренэйст подходит к пепелищу, к костям, что остались вместо ее брата, и снимает с пояса мешок, перетянутый алой шерстяной нитью. В него собирает она прах Витарра, чтобы после развеять его над соленой водой. Все началось с воды, в воде же и закончится.

Вновь оказавшись подле нее, Хакон накрывает плечи невесты ладонями сильными, оглаживая их мягко и бережно.

– Ты в порядке? – спрашивает он едва слышно, пусть подле них никого больше нет. Никто не услышит, но Хакон все же осторожничает.

Нет. Нет, не в порядке, но сказать о том она больше не может. Лишь в стенах их дома сможет правительница дать слабину, показать истинные свои чувства. Но знает, что этому мужчине может доверить она всю ту тьму, что клокочет в ней.

Потому, кивнув, показывая, что все хорошо, опускается Белая Волчица на колени и вытирает руку, испачканную прахом, о снег. Тяжко дышать становится, тяжко думать. Это ведь ее брат, то, что некогда было Витарром. Не смогла она стать брату близкой сестрой из-за обстоятельств, в которых оказались они по чужой вине.

И ей стоит встретиться с причиной их бед до того, как покинет Исгерд ярл материк.

– Проследи за тем, чтобы останки Витарра получили должное обращение. Мне нужно проводить наших гостей.

Хакон кивает, показывая, что сделает все, что только она попросит. Нежная улыбка против воли касается бледных губ, Ренэйст смотрит на него устало, положив чистую ладонь на его лицо. Оглаживает щеку, покрытую темной бородой, и, подавшись ближе, касается губами его губ, вознаграждая своего будущего конунга трепетной лаской. Трепетное это касание не длится долго, и, отстранившись, Ренэйст смотрит долгие секунды в голубые его глаза, следом за тем отходя в сторону. Затянув потуже алую нить, вешает кюна мешочек с прахом на свой пояс и направляется к Великому Чертогу.

Исгерд ярл находит она именно там.

Ярл вздрагивает, стоит тяжелым двустворчатым дверям распахнуться, и оборачивается, глядя на нее коварным зеленым взглядом. Йорунндоттир расправляет плечи, гордо подняв голову, увенчанную царственным обручем, и шагом медленным, шагом волчьим движется к ней. Исгерд пятится назад, качает бедрами при каждом шаге и все змею напоминает, извивающуюся плавно.

Только что волку до змеи?

– Неужто похороны закончились уже? – спрашивает Исгерд обманчиво спокойно.

– Тебе бы то было ведомо, если бы ты была на этих похоронах, – отвечает Ренэйст ей в тон.

Помнит она разговор с Витарром, произошедший накануне сражения их в стенах Великого Чертога, и другими глазами смотрит на Исгерд. Нет в Ренэйст страха и трепета, что испытывала она по отношению к ней раньше. Нет уважения; лишь жгучая ненависть, обжигающая ледяным дыханием. Безусловно, не все беды в их жизнях – ее рук дело. Только вот если бы не яд, пущенный ею в вены слабовольного ее отца, быть может, их с Витарром жизни сложились бы совершенно иначе.

Каждый сам принимает решения. Каждый за свои поступки ответственность понести должен.

И Ренэйст сделает все, чтобы Исгерд за свои заплатила.

– Не люблю похороны, – Исгерд следит внимательно за тем, как Ренэйст проходит мимо нее, величественная и царственная, направляясь к трону, – потому и не посетила их. Да и корабли нужно снарядить в обратный путь. Прошу простить меня.

– О, я понимаю. После того как твой кнорр затонул подле Звездного Холма по пути из Дениз Кенара, возвращение должно даться тяжело. Многое придется оставить в Чертоге Зимы, – Белолунная садится на трон, принадлежащий некогда отцу и деду ее, взмахнув своим меховым плащом и укладывая руки на резные подлокотники. – Так печально.

Поняв смысл ее слов, Исгерд бледнеет.

Никто не знал о затонувшем корабле, никто не знал, откуда держал он свой путь. Сама ярл до сих пор не ведала, где же ее кнорр; списывала на то, что задержались они в пути. Только вот как сумела Ренэйст пересечь океан? Откуда знает о том, что случилось с ее кораблем?

Как узнала, откуда держал он свой путь?

Исгерд щурится, смотрит на Ренэйст настороженно. Не юная, доверчивая девчонка сидит перед ней на отцовском троне, нет. Взрослая, умудренная опытом женщина восседает на троне, что принадлежит ей по праву, и смотрит холодными волчьими глазами. Приподняв подбородок, Ренэйст смотрит внимательно на нее, следит за каждым движением, и ничего не сможет укрыться от ее взгляда.