– И что дальше?

– Ты привяжешь второй конец к стволу дерева, – выпрямившись, Ренэйст накладывает стрелу на тетиву, прицеливаясь. – А я перекину ее через реку.

Дочь Исгерд кривит губы в легкой усмешке, завязывая несколько крепких узлов, туго обхватив гладкий, покрытый льдом ствол дерева веревкой. Натягивает дочь Йорунн тетиву, мягко касается белого оперения губами, и уже готовится выстрелить, когда слышит голос мужской, зовущий ее.

– Ренэйст.

Дрожь проходит по телу, покрывается кожа мурашками, и, опустив лук с наложенной на него стрелой, резко оборачивается дочь Луны. Ни одному из мужей, коих знает она, не принадлежит этот голос, но звучит он пугающе знакомо, словно бы всю свою жизнь слышала его. Но не видит того, кто мог бы позвать ее. Лишь белая волчица, прекрасная владычица леса, стоит меж деревьев, смотря на юных воительниц пристальным золотым взглядом… Давно не видели луннорожденные живых волков. Скрыв глаза за белыми ресницами, кланяется конунгова дочь той, чьим именем зовут ее.

Когда же выпрямляет она спину, лишь следы на снегу не дают усомниться в том, что не привиделась им хозяйка лесная.

Качает Белолунная головой, прогоняя наваждение, и вновь смотрит на противоположный берег, заново накладывая стрелу на тетиву. Иного выбора, чтобы перебраться на противоположную сторону, все так же нет, и потому Рена отпускает тетиву, позволяя стреле метнуться вперед. С тихим звоном наконечник пронзает лед, впиваясь в древесную мякоть, словно оголодавший зверь. Веревка натягивается между двумя берегами, подобно струне тальхарпа, и Хейд кладет на нее ладонь.

– Я пойду первой.

Не глядя на нее, Белолунная согласно кивает. Взгляд ее прикован к льдинам, что несутся прочь, и страх сковывает ее сердце, словно бы в ладони его сжала сама Скади. Рена облизывает сухие губы кончиком языка и заставляет себя посмотреть на Хейд. Повисшая вниз головой островитянка, ловко перебирая руками и ногами, находится уже на середине пути. Под спиной ее шумит, гремит льдом и своими водами горная река, но Ворона не испытывает страха.

Море окружает Три Сестры со всех сторон. Дочери островов не пристало бояться воды.

Оказавшись на другой стороне, Хейд машет рукой, чтобы Ренэйст проследовала за ней. Уже собираясь начать переправу, вспоминает лучница о своих стрелах – все они канут в воду, вывалившись из колчана. Нет у нее иного выхода, и потому, под удивленный взгляд Вороны, лучница снимает с плеч своих лук, который только закинула за спину, чтобы тот не мешал. Натянув тетиву, накладывает она на нее первую стрелу, отправляя ту в короткий полет. Множество мыслей в тот миг проносится в голове островитянки, и, когда стрела с белым оперением вонзается в снег поодаль от нее, Хейд становится совестно за каждую из них.

Она позволила себе допустить мысль о том, что Ренэйст захотела убить ее. Мать учит Хейд тому, что в мире этом никому нельзя доверять. Всегда нужно ожидать, что твоя жизнь может оказаться чьей-то добычей, так что еще могла она подумать, увидев, как Ренэйст прицеливается, казалось бы, без причины?

Двадцать стрел в ее колчане, и двадцать раз стреляет она, вновь и вновь пронзая снег. Нет ветра, чтобы увести их в сторону, не позволить достигнуть цели, и потому каждая, одна за другой, покидают они тугой колчан. Чтобы не тратить зря время, Ворона сразу начинает собирать раскинутые по снегу стрелы. Прижимая связку к груди обеими руками, наблюдает за тем, как другая воительница готовится к переправе.

Ренэйст перекидывает лук, и тетива теперь вжимается в спину. Кладет колчан на грудь, чтобы, когда окажется совсем низко над рекой, он не набрал ледяной воды. Медлить нельзя, потому, крепко ухватившись за веревку руками, она заставляет себя начать двигаться. Осторожно перебирая руками и ногами, продвигается Волчица вперед, глядя на Хейд, что ждет ее на том берегу.

Ласково шепчет ее имя горная река, и крепко жмурится скованная страхом лучница.

«Рена» – слышится в шуме потока.

«Рена» – слышится в грохоте льдин.

«Рена» – и сердце покрывается инеем страха;

Некого молить о защите. К кому бы ни были обращены ее молитвы, никто не услышит, и канут они в пустоту, что блуждает меж светом звезд.

Страхи покидают лишь тогда, когда оказывается она подле своей спутницы. Ворона вручает ей собранные стрелы и, терпеливо дождавшись, когда все они вернутся в колчан, продолжает путь. Ни слова не произносят воинственные девы, да и что здесь сказать? Переправа окончена, и теперь должны сосредоточиться они исключительно на охоте. Идти по взрыхленному шагами тролля снегу ничуть не легче, чем пробираться сквозь сугробы, и потому вскоре дыхание их вновь сбивается, мутными облачками поднимаясь к кронам деревьев, исчезая в их ледяных коронах.

Никого из иных охотников за все это время они не встречают, и мыслями Ренэйст невольно возвращается к Ове. Правильно ли она поступила, предпочтя Ворону своему побратиму? Много времени проводили они вместе на землях Исгердярла, будучи щенками, на мордах которых не обсохло материнское молоко, да только не может Рена сказать, что без страха доверит ей свою жизнь. Знает Белолунная, что и Хейд ей не доверяет, оттого и держит ладонь на рукояти меча, что покоится у нее на бедре, во время всего их пути.

Даже пройдя испытание, предписанное им предками, смогут ли назвать себя воинами? Без страха и сомнения доверит воин свою жизнь тому, с кем делит поле боя и драккар, они же ждут от другой лишь беды.

Но мрачные эти думы покидают ее, когда над умирающим лесом проносится громогласный рев; словно бы сам Тор промчался над их головами на своей колеснице. Невольно пригнувшись, Хейд оборачивается на лучницу и кивком головы указывает вперед, переходя на бег, насколько позволяет непокорный снег. Ренэйст спешит за ней, и при каждом шаге-прыжке тяжелый колчан бьет ее по спине. Упав животом в снег, конунгова дочь приподнимается на локтях, поверх сугроба смотря на небольшую поляну, что скрывается за стеной ледяных стволов.

– Борода Одина… – пораженно выдыхает она.

Тролль не выглядит огромным и не внушает страх. Макушкой он едва касается нижних веток сосен, что окружают их, а сам похож на поросший мхом камень. Существо с упоением впивается в исходящее паром брюхо молодого оленя, тушу которого держит в своих лапах, и снег под его ногами алеет от крови животного. Издавая отвратительные хрюкающие звуки, тролль поднимает голову и принюхивается, оглядываясь по сторонам. Медленно, чтобы не выдать себя, опускает Ренэйст голову, прижимаясь щекой к холодному снегу. Среди всей этой белизны ее даже троллю не увидеть, если не будет двигаться и шуметь, в то время как Хейд присыпает смоляную голову снегом.

– Это детеныш, – выдыхает Ворона, не сводя с тролля взгляд.

И без нее Белолунная понимает это, потому острые зубы стрел все еще скалятся, выглядывая из колчана. Помнят воительницы слова Хакона о том, какая судьба ждет отрока, посмевшего нарушить законы охоты, и потому ни одна не тянется к оружию. Понимают: где детеныш – там его мать, и предпочитают выждать, чтобы проследить и узнать, где находится троллье гнездо. Возле гнезда уж точно будет хоть один молодой самец, и останется лишь добыть зуб, сразив его владельца.

Талой водой ускользает от них возможность заполучить трофей, тролльей кровью хлынув на снег. Громкий, болезненный вопль пронзает тишину, детеныш мечется по поляне, обезумевший. Из шеи его сочится черная кровь, стекая по древку стрелы, пронзившей неокрепшую каменную броню. Хейд изрыгает проклятия и кидает гневный взгляд на лучницу, что находится подле нее, но лук Рены все так же у нее за спиной. Да и могла бы Ворона не увидеть, как готовится она к выстрелу, находясь на расстоянии одного локтя?

Пламенем свечи горит на белом снегу красное оперенье чужой стрелы.

Белая Волчица в ужасе наблюдает за тем, как ослабевшее чудовище падает на колени, протяжно завывая, и из глубины леса отвечает ему полный ярости зов. Рев звучит вдалеке, и у них есть время, чтобы сбежать с места преступления, которое они не совершали. Никому не удастся скрыть обман, старейшинам откроется правда при одном взгляде на трофей, который принесет нарушивший закон.