Варяги приходят из края снегов, грабят их города и уводят детей Солнца за собой, лишая воли и света. Лишают тепла, подчиняя их своей воле и обращая в рабов. Ни один солнцерожденный, коего забрали с собой северяне, не вернулся домой.
Даже его отец.
Лес водит его кругами, не позволяет уйти. Ноги становятся красными от холода, и каждый новый шаг лишь уводит его все дальше в чащу. Радомир просит о помощи, но никто не откликается на его зов – лишь потому, что некому услышать. Чудится ему, словно проходят века, тянется полотно, а мир вокруг него остается неизменным. Сны никогда еще не длились столь долго, и начинает Радомир терять надежду на то, что однажды сможет выбраться из своего видения.
Именно тогда и приходит она.
Мощные лапы ступают по снегу неслышно, и Радомир не сразу понимает, что в мертвом лесу он больше не один. Ведун оборачивается, чувствуя кожей пристальный взгляд, и видит ее перед собой. Чуть поодаль стоит Хозяйка Леса – белая волчица. Смотрит на него золотыми глазами, переступает с лапы на лапу, склоняя голову величественно и благосклонно. Радомир не сомневается в том, что именно ей принадлежит этот лес; смотреть так только хозяйка может. Вдохнув холодного воздуха, ведун кланяется, касаясь кончиками пальцев на правой руке снега. Так поклонился бы он княжне, так кланяется и ей, показывая свое уважение.
Она позвала его, и Дар привел к ней. Должно быть, и не волчица она вовсе, а дух леса, призвавший его, но для чего? Без причины не может произойти нечто подобное, видения не приходят просто так.
Медленно распрямляется Радомир, а волчица все так же смотрит на него. Словно бы ждет чего-то. Кожа солнцерожденного покрывается мурашками, от ее присутствия рядом становится словно бы холоднее и без того ледяной лес. Как должен ведун понять, что она хочет от него?
– Я…
Он начинает говорить еще до того, как понимает, что именно хочет сказать. Только волчице не нужны слова; она разворачивается и медленно идет прочь, оставляя за собой цепочку глубоких следов на снегу. Она ничего не говорит, только он и без слов знает, что должен идти за ней. Все равно иного выбора у него нет – лес не позволяет ведуну покинуть свои пределы, потому и не страшно идти дальше, в темные его глубины.
Словно множество иголок пронзают его ступни при каждом шаге, и холод кажется ему пронизывающим до костей. Ласковый свет Солнца совершенно не такой, и никогда еще Радомир не испытывал ничего подобного. Знает он, что тело его сейчас в безопасном тепле Большеречья, но дух ощущает все так, словно в самом деле находится в холодных землях. Таково его бремя, и против воли должен его нести.
Волчица идет впереди, не позволяя солнцерожденному ни приблизиться, ни отстать.
Шагая следом, смотрит он на белый ее мех, что едва ли не сливается с покрывающим землю снегом. Нет здесь ярких красок, хоть одного радующего глаз оттенка, и думает он о том, как могут жить люди в столь блеклом мире. Не оттого ли нападают они на них? Не пытаются ли так пробудить ото сна свой медленно умирающий мир? Кажется ему, что это даже… печально. Зло одергивает себя ведун; не стоит взращивать в себе жалость. К кому угодно, да только не к ним. Северяне дики, и нет оправдания горю и смерти, которые несут они за собой. Кто же мог запретить им просить о помощи, как просят хорошего друга, а не брать то, что им не принадлежит, силой? Словно бы от этого станет оно лучше!
Тело его, облаченное лишь в легкие льняные штаны да рубаху, совсем коченеет. С трудом переставляет он ноги, шагает по колючему снегу, силясь не потерять из виду белый мех. Думает Радомир, что и вовсе не дойдет. Может, это Марена пришла за ним, укрывшись белым саваном?
Но для чего забирать ей его так рано? Не согласен ведун разлучаться со своей жизнью, бороться будет, но не сдастся так просто!
И тогда она останавливается. Оборачивается и смотрит на него, ждет терпеливо, когда поймет, что может подойти ближе. Выдохнув, жалея, что не смог сбежать из видения, он ускоряет шаг, стремясь поравняться с ней.
Пути назад нет до тех пор, пока она сама его не отпустит.
Волчица садится на снег, смотрит на него, а после поворачивает голову, указывая куда-то. Солнцерожденный проводит кончиком языка по своим холодным губам, буравя взглядом зверя перед собой, словно бы не желая видеть то, что хочет она ему показать. Шумно дышит, чувствуя, как от макушки до пят его пронизывает дрожь предчувствия.
Глубоко вдохнув, Радомир поднимает взгляд, намереваясь встретиться с тем, что для него предначертано.
Он ожидает увидеть поле боя, тела павших воинов и стаи ворон, пирующих на них. Он хочет увидеть что-то, что предупредит о надвигающейся опасности. Что-то, что поможет изменить ход истории. В самых сокровенных своих мечтах желает увидеть правду о том, куда отправились боги, покинувшие их. Ему нужно видение настолько значимое, что он сам сможет принять свой Дар.
Но вместо этого Радомир видит женщину.
Совсем юная, она не выглядит старше, чем он, но при этом голова ее бела, словно успела увидеть не единое лето. Облаченная в меха, стоит она на камне перед берегом шумной реки, сжимая в руках лук с наложенной на тетиву стрелой. Не видел он до этого девушек-воинов, не знакомы они ему. Не может рассмотреть ее лицо, скрытое волосами, но чувствует, будто бы она ему знакома. Холодная у этой девы красота, пугающая и влекущая, как и мир, в котором она рождена.
Радомир знает ее имя. Лежит оно на языке, словно всегда было ему ведомо, и выпускает он его на волю. Звук имени дочери Луны дрожит в горле и бьется о зубы. Радомир прикрывает глаза, и вместе с этим именем изо рта его доносится голос далеких северных гор.
– Ренэйст.
Видение это отличается ото всех, что видел он с тех самых пор, как Дар пробудился. Настоящим кажется все, что окружает, настоящим настолько, словно сам находится здесь и сейчас. Мгновение – и она вздрагивает, поворачивая голову, словно бы услышав, как называют ее имя. Сердце ведуна стучит в груди загнанной птицей. Возможно ли, что в самом деле слышит она его? Замирает, скованный волнительным ожиданием мига, когда сможет увидеть ее лицо, но мир плывет перед глазами и погружается во мрак.
Лежит Радомир в снегу, а на грудь ему давят мощные волчьи лапы. Вдохнув рвано, открывает ведун глаза и видит перед собой искаженную в оскале пасть. Хозяйка леса смотрит на него, глухо рыча, и солнцерожденный чувствует страх, вместе со снегом скользнувший по его спине.
Своим поступком он нарушает один из Заветов, что велит ведунам следить за видением своим, но не вмешиваться. Радомир ведет языком по потрескавшимся на морозе губам, чувствуя металлический привкус крови, и не отводит взгляда от возвышающейся над ним волчицы.
Он понесет наказание. Радомир это знает.
С тихим рыком волчица поддается вперед, и острые ее зубы вонзаются в его шею.
Не сразу удается понять, где явь, а где – сон. Хватается Радомир за горло, пронзенное звериными клыками, хватает ртом воздух с жадностью. Алая кровь не бежит между пальцев, нет на коже глубоких ран, но боль и холод все еще ощущаются так остро, словно случились на самом деле. Так ясно, словно бы и не спал вовсе.
Проводит рукой по светлым волосам и медленно садится, свешивая ноги с печи, которая и нужна только для того, чтобы готовить в ней еду. Небольшая у ведуна изба, одна только печь едва помещается. Много ли нужно места для одного? Дома для того лишь нужны, чтобы спать в них.
Босиком выходит он из избы, щурясь от яркого света. После мрака северных земель, увиденных в видении, родные края кажутся ему благословением богов. Как могут жить они в той холодной, смертельной черноте? Есть ли в их жизнях хоть малейший источник тепла?
Обойдя дом, ступая по мягкой траве, заворачивает Радомир за угол и останавливается перед бочкой, полной ключевой воды. Опирается ладонями на ее края, и, сделав глубокий вдох, резким движением погружает голову по самые плечи. Держит под водой до тех пор, пока грудь не опаляет от того, насколько сильно хочется сделать вдох. Вынырнув, Радомир делает жадный вдох и трясет головой, отряхиваясь, словно пес, смахнув с потемневших волос лишнюю воду. Короткие пряди липнут к лицу и шее, солнцерожденный убирает их, морщась от бегущих по коже холодных капель. Вернув обе ладони на бочку, Радомир, нахмурив брови, вглядывается в свое отражение.
