Получив такой отпор от своего же Змея, Илюхе только и оставалось, что почесать стриженый затылок, признать его правоту и дать себе зарок впредь значительно более внимательно прислушиваться к коллегам. Будь то Горыныч, черт или Соловей-разбойник (то есть, конечно, Злодейка-Соловейка) с большой дороги. Если работаем в команде, к каждому мнению нужно прислушаться и каждую версию отработать.

— Видать, змеюка твоя поумнее будет, чем кажется с первого взгляда, — продолжил фонтанировать Микишка, — как только понял, что это я Агриппину спрятал и ей ничего не угрожает, даже бросаться на меня перестал.

Горенышу на такое серьезное обвинение возразить было нечего, и в стенах тронного зала раздался синхронный троекратный вздох. Мол, сам себе противен, действительно наступил на горло своей лебединой песне и на время следствия перевел ненавистного Микишку из разряда «вражина противная» в разряд «вражина противная, но зубами временно трогать нельзя, так как для дела полезна».

— Ладно, с этим мы после разберемся, — решительно прервал душевные метания Змея Изя и обратился к Агриппине: — Скажите, что это вы вообще в такой момент побежали к Микишке?

Дьячок собрался было разразиться целой тирадой, но его тут же остановила княгиня, выразительно вскинув левую бровь и отрицательно покачав головой.

— Я сделала это инстинктивно, скорее всего, сработали какие-то привычки из детства.

— Откуда? — не поняла Любава.

— Из детства, откуда же еще! — все-таки не удержался Микишка. — Я ить Агриппину вот с такенных лет знаю, буквально на руках у меня выросла. Я ее и грамоте учил, и прочим наукам. Да и вообще, если какая неприятность случалась, она не к нянькам бежала, а ко мне за советом или за помощью. Кстати, когда Сусаночка на свет появилась, и с ней стал нянькаться.

Воображение Солнцевского тут же нарисовало атлетично сложенную Сусанну на руках у маленького дьячка, и он невольно улыбнулся.

— А ты не скалься, не скалься, — тут же последовала реакция Микишки, — грамоте учить — это тебе не булавой махать, тут голова нужна!

Илюха подумал было возмутиться и вспомнить про законченный заочно институт физкультуры, но припомнил, как именно он там учился, и предпочел промолчать. К общему сожалению, неугомонный Микишка его примеру не последовал.

— Знаешь, князь, а, может, ты и прав, рановато эту компанию по острогам разгонять, пусть послужат тебе да Киеву стольному верой и правдой!

От этих слов старший, средний и младший богатыри «Дружины специального назначения» буквально потеряли дар речи и, напрочь игнорируя нормы дворцового этикета, постарались принять сидячее положение, дабы дать возможность подкосившимся нижним конечностям оправиться от фразы, брошенной дьячком. Мотя, дабы не пропустить ничего интересного, наоборот, поднялся на все четыре лапы и с подозрением уставился на Микишку. И как оказалось не зря…

— Я вот что тут подумал, не пора ли эту самую дружину подвергнуть небольшой реорганизации?

Трехголовый вытянулся в струнку, стараясь не пропустить ни одного слова. Неужели помощь пришла, откуда он ее меньше всего ждал, и благородный Микишка решил предложить князю исправить нелепую ошибку в его статусе? Если так, то можно будет забыть все прошлые обиды и… Эх, чем черт не шутит (в этот момент Изя инстинктивно вздрогнул), лизнуть этого типа в руку!

— В общем, несмотря на то, что мне глубоко неприятна эта мысль, но для пользы дела …я готов принять на себя всю ответственность и взвалить на мои плечи должность самого главного богатыря в «Дружине специального назначения»!

Молодая, неокрепшая психика Гореныша больше не выдержала такого глумления над собой и своей мечтой, и Мотя с оглушительным грохотом бухнулся в затяжной и совершенно логичный обморок. Дубовые полы при этом звучно крякнули, но смогли-таки выдержать падение могучего тела о трех головах.

Поначалу Изя был категорически против того, чтобы их с Солнцевским соревнование происходило на виду у всего Киева, он предпочел бы расправиться с упрямым богатырем без лишних свидетелей. Но уж коли Берендей прознал про их маленький спор и настоял на проведении публичного состязания, то придется продемонстрировать триумф сноуборда над горными лыжами перед всем городом. Жалко, конечно, Илюху, но ничего уж тут не поделаешь, прогресс не стоит на месте, и архаичным горным лыжам уже пора на свалку истории.

Берендей, на волне народной любви, с триумфом вернувший себе жену и трон в соответствии с утвержденным планом, решил порадовать своих подданных и устроил целый спортивный праздник. Скоморохи веселили людей, торговцы тут же предлагали пироги с пылу с жару, и кто оказывался пошустрее, даже успевал съесть их теплыми. Весь киевский люд, прослышав про невиданную забаву, расположился вдоль трассы, проложенной на крутом берегу Днепра. Это, конечно, не была столь привычная для черта «черная» трасса, но для демонстрации виртуозной техники подходила и она.

Изя плавно перенес центр тяжести вперед, и сноуборд неторопливо понес его вниз по склону. Средний богатырь набрал скорость, поиграл кантами и резко затормозил, обдав целым фонтаном снега стайку молодух. Болельщицы ответили хоровым визгом и дружным хохотом. И без того хорошее настроение Изи забралось на совершенно нереальную высоту. Что ж, у черта были все основания полагать, что на покоренных высотах оно задержится надолго, и тому было несколько причин. Первая, и самая основная, причина, уже второй день не стирающая блаженную улыбку с лица черта, — официальное объявление о свадьбе дочки посла Бухарского эмирата Каюбека Талибского луноликой Газели и князя Гордона. В последний момент Гордон что-то заподозрил и решил дать задний ход, но черт был начеку и решительно пресек подобные попытки. К счастью, в тот момент у него на руках был пергамент об особых полномочиях (Берендей на радостях просто забыл забрать его), а то пятнадцать суток за мелкое хулиганство и рукоприкладство Изе были бы обеспечены. А так подоспевшему патрулю пришлось всего лишь вернуть Гордона к месту постоянного проживания и оставить у дверей двух богатырей, дабы тот опять не вздумал сбежать от своего счастья.

Второй причиной, конечно не столь значительной, но тоже согревающей сердце приятной теплотой, была премия совершенно неприличного размера, которую Изя таки смог выгрызть у Берендея за виртуозно выполненную операцию по возвращению оного во власть и за столь же эффектное появление Агриппины. Теперь моральные потери из-за того, что на этот раз по политическим мотивам их команде пришлось остаться в тени, уже не казались старому чертяке столь уж значительными.

Далее следовали причинки совсем маленькие, но от этого не менее приятные.

Например, новый сорт «табака», что сумел нашаманить Феофан из своих трав, значительно приблизился к заморскому первоисточнику по вкусовым качествам и даже поступил в продажу. Правда, пока он распространялся маленькими партиями с соблюдением всех правил конспирации (чтобы Илюха, как ярый противник курения, не прибил раньше времени), но при умелом ведении бизнеса новая вредная привычка могла принести доморощенным предпринимателям немалые барыши (опять-таки при условии ослабления бдительности бывшего спортсмена).

Неугомонный Микишка, хоть и временно, но оказался нейтрализованным. Именно Изя подкинул идею дьячку изложить на бумаге историю своего геройского поступка в виде мемуаров, дабы грядущие поколения смогли оценить его глубину, так сказать, благодаря первоисточнику.

Стараниями Солнцевского Мотя был прописан в официальном реестре спецдружины как «Змей богатырский, летающий, о трех головах». После такого официального признания заслуг маленького Гореныша Изя выбил на него из княжьей казны тройные кормовые и такое же тройное жалование.

Старко (опять-таки по совету черта) был назначен Берендеем ответственным за рыбный промысел, не бог весть какая должность для князя, но тот, к удивлению окружающих, воспринял ее с благодарностью и даже задумал масштабную реформу вверенной ему отрасли. Теперь только благодаря тому, что окончательное слово всегда и везде оставалось за Берендеем, в душе Изи теплилась небольшая надежда, что рыба на Руси окончательно не исчезнет в водовороте нововведений Старко.