– Ямы, опоры… Строитель тоже мне выискался… Учти, Виталий Родионович, узнаю, что ты службой для своих дел воспользовался, ссылкой не отделаешься, – уже спокойнее проговорил государь и хлопнул рукой по столу. – На этот раз поверю, но… кстати, ты, вообще, знаешь, какие слухи ходят по европам об одном «совершенно сумасшедшем русском вельможе»?

– Знаю, конечно, – кивнул я. – И всемерно их поддерживаю, хотя нынче уже больше по привычке, нежели из серьезной надобности. Все ж определенную репутацию я уже заработал…

– Вот как? И зачем тебе это? – спросил хозяин кабинета.

– Так вот, именно для того так и поступаю, чтоб сумасбродом считали и в сторонке от дел моих держались, – кивнул я в ответ. – Кроме того, поскольку даже о самой зееландской интриге известно лишь тем, кто ее готовил… для непосвященных мои действия выглядели верхом авантюризма и сумасбродства. Иными словами, теперь я просто вынужден поддерживать репутацию вспыльчивого вельможи, которому, после подаренного Руси выхода в Северное море, сойдет с рук даже мордобой в тронном зале. Так что с этакой-то славой мне и делами своими куда как проще заниматься, нежели постоянно под прицелом шпионов и завистников жить да беречься, как Владимиру Стояновичу приходится.

– Разумеется, и интриганы наши у тебя под ногами особо не путаются. – Государь кивнул на лист доноса и усмехнулся. – А если вдруг и вылезет кто-то, то дальше жалоб на твои эскапады дело не идет.

– И не только они. Вон, стражники наши зарубежные говорили, что все значимые купцы да заводчики Лотарингии и Бургундии были официально предупреждены жандармериями о неудовольствии монархов, грозящем дельцам, рискнувшим неосторожно ввязаться в какую-нибудь авантюру, связанную с моей персоной, будь то патенты или что иное. Даже лестно… хотя, признаться, я все никак не могу уразуметь, почему предупреждение было дано именно в этих странах, но факт есть факт…

– Зато я разумею. – Вдруг открыто улыбнулся государь. – Посмотри внимательно на генеалогическое древо Старицких, глядишь, и догадаешься…

– О? – И тут до меня дошло. – Ни за что! Второй раз я на такую авантюру не подпишусь!

– Нужны мне эти огрызки! – Презрительно хмыкнул государь и вдруг вернулся к изначальной теме. – Значит, говоришь, к смерти Ротшильдов ты не имеешь никакого отношения… а что насчет Шолки?

– Ни я, ни князь Телепнев не причастны к его гибели. Мы лишь предоставили Зарубежной страже имеющиеся у нас сведения о «подработках» боярина… а кое-чем поделились господа из Второго Бюро.

– Не могли они оболгать боярина? – Нахмурился хозяин кабинета.

– Нет, ваше величество. Проверили неоднократно, и мы, и Зарубежная стража…

– И в результате Шолка застрелился. – Хмыкнул государь.

– Правильно сделал. Будь моя воля… – мечтательно протянул я.

– Подозреваю, – перебил меня Ингварь Святославич, – подозреваю, что будь твоя воля, боярин закончил бы свою жизнь так же, как Грегуар… Ну да ладно, ежели б кто задумал убить мою семью, я тоже порешил бы тварей, не задумываясь. Но имей в виду, Виталий Родионович, твое счастье, что на тот момент юридически ты не был моим подданным… поверь, вздумай ты убить Грегуара в иное время, у меня нашелся бы не один бездетный судья на твою голову.

– Благодарю за понимание, государь. – Оскалился я, вспомнив не предусмотренный никакими договоренностями домашний арест Лады… тоже, наверное, неженатый чинуша решение выносил.

– Виталий Родионович… – Укоризненно покачал головой хозяин кабинета. Ну да, его-то вины в том не было…

– Прошу прощения, государь. Это уже привычка, можно сказать. Некоторые безбашенные иди… в смысле бесстрашные господа, до сих пор поминают нам с Ладой ту историю. На свою беду, конечно, но… надоело, право слово. В тот год оно еще хоть как-то оправданно было, а нынче уж утомлять начало. Я все ж не учитель, чтоб всяких недорослей вразумлять. – Я развел руками и вздохнул. – Да вот приходится…

– Что ж, думаю, у меня есть неплохое решение этой проблемы, – задумчиво проговорил государь. – Вот что, господин действительный статский советник… Завтра, в полдень, я принимаю нового посла Иль-де-Франс, вам надлежит быть на церемонии вручения верительных грамот. Это ясно?

– Будет исполнено, ваше величество.

– Это еще не все, Виталий Родионович, – резко оборвал меня хозяин кабинета и, порывшись в ящике стола, извлек из него небольшую резную дубовую шкатулку, внутри которой оказался… золотой, инкрустированный бриллинтами ключ. Это что, он меня знаком Почетного Буратино облагодетельствовать решил, что ли?.. Хм. Ну ладно, хорошо хоть не Папы Карло… Я поднял взгляд на государя, а тот, усмехнувшись, договорил: – Поскольку на приеме, согласно протоколу, может присутствовать лишь малая свита… Поздравляю чином камергера, Виталий Родионович. Пожалуй, такой пример моего благоволения угомонит любые буйные головы, а?

– М-да, а я-то, дурак, все по старинке, кулаком да добрым словом… – Вздохнул я под смешок государя, но тут же поправился и склонился в глубоком поклоне. За такое не жалко, честное слово. – Благодарю за честь, государь.

– Считай это обменом. Ты мне два года назад свой княжеский титул подарил, а я вот за него придворным чином отдарюсь… давно надо было сделать, да вот все никак время выбрать не мог. – Вздохнул Ингварь Святославич, заметив промелькнувшую на моем лице гримасу.

Можно подумать, мне тот титул прямо до зарезу нужен был… Нет ведь, всучили и не спросили. Так что, разделавшись с Зееландом, я с огромным облегчением избавился от своего странного, навязанного Рейн-Виленским со товарищи, «самозванства», и еле-еле смог отвертеться от попытки секретаря Государева кабинета официально обозвать меня Старицким-Зееландским… тоже мне, нашли великого полководца, Орлова-Чесменского с Суворовым-Рымникским в одном флаконе, чтоб их… насилу отговорился. И ведь понимал Эдмунд Станиславич, что для моих дел такое прозвание ничего хорошего не даст, а все одно настаивал… Ну, да и бог с ним, дело прошлое.

Мои несвоевременные воспоминания прервал государь.

– А знаешь, Виталий Родионович, ведь у этого ключика есть и еще одно полезное для тебя свойство… – кивнув в ответ на мои слова, проговорил государь. – Раз ты теперь в свите, то Кабинет и его секретарь тебе не указ. Отчитываться будешь только передо мной лично, и ни перед кем другим, ясно?

– Так точно, государь. – Я даже каблуками щелкнул на радостях, что больше не надо «лить воду» перед сборищем глав ведомств, отчитываясь по «училищу» и отбрехиваясь от глупых придирок военного министра и его коллеги по делам просвещения, которым все время что-то не так и не эдак. Достали, ей-богу. – Это ж, просто счастье какое-то!

– Иди уже, – махнул рукой Ингварь Святославич, полюбовавшись на мою довольную рожу, и добавил, когда я уже двинулся к выходу: – И не забудь, в воскресенье у моего младшенького день рождения. Ждем на ужин… вместе с семьей. Отпразднуем в узком кругу… по-домашнему, так сказать.

– Что, и Ярослава с собой взять? – деланно изумился я, мысленно чертыхаясь. Это ж как наследничек родителям на мозги накапал, что государь чуть ли не смотрины устроить решил! – Он же младенец! Помилуйте, государь.

– Паяц. – Покачал головой хозяин кабинета и хмыкнул. – Сыновей можешь дома оставить. А вот жена и дочь чтобы были обязательно.

– Ага, стало быть, и наследник обещает прибыть к празднику. – Изобразил я только что накатившее понимание. – Государь, дозвольте и моему первенцу на ужин прийти… и тестю… с шурином.

– Этим пиратам и контрабандистам?! – ужаснулся государь и, вдруг хохотнув, согласился: – А что? Посмотрим, насколько серьезен мой сын в своих намерениях. Но смотри, спуску ему не давать. Уговор?

– С превеликим удовольствием, ваше величество. Уговор. Сегодня же телеграфирую в Каменград и на Зееланд. Придем к вам в гости всей фамилией. – Я предвкушающе улыбнулся, и Ингварь Святославич вздрогнул. А когда я закрывал за собой дверь кабинета, из-за стола явственно донеслось: