– Ваше сиятельство, надворный советник Старицкий… – протараторил он в трубку и, получив ответ, указал мне на дверь. – Идите, он ждет.

– Посол шведский принять просят… – хмыкнул я себе под нос, открывая дверь в кабинет шефа.

– Виталий Родионович, добрый день. – Обосновавшийся у окна Телепнев кивнул в сторону «гостевого» кресла и сам, отлепившись от подоконника, занял привычное место за огромным рабочим столом. – Присаживайтесь и поведайте, что за прожект привел вас в мой кабинет на этот раз.

– Хм… Не совсем прожект, ваше сиятельство… Скорее, беспокойство.

– Вот как? – Князь вздернул бровь, и небрежную отрешенность сменил интерес. Ага, думает, я пришел, чтобы скуку его развеять. Ну-ну… в чем-то его сиятельство прав… Скучно ему точно не будет.

– Именно так, Владимир Стоянович. – Кивнул я. – Видите ли, я тут просмотрел списки всех занимающихся в моем зале и отметил прискорбную закономерность… можно сказать, преступную небрежность!

– Виталий Родионович, давайте обойдемся без бюрократического пафоса. Право же, не стоит. – Князь нахмурился, явно ожидая от меня какой-то подлянки и… не ошибся.

– Как скажете, ваше сиятельство. – Я изобразил тяжкий вздох. – Если говорить проще, то мною обнаружено лицо, злостно нарушающее ваш приказ по канцелярии об обязательном посещении атлетического зала. К сожалению, мой чин не позволяет мне самостоятельно наложить на это лицо взыскание, посему я и пришел к вам…

– Виталий Родионович. Неужели нельзя было просто подать бумагу на мое имя? – Скривился Телепнев, на что я только развел руками.

– Владимир Стоянович, бумага это официальный документ… Представляете, как это будет выглядеть, когда я подам вам жалобу… на вас же? Засмеют.

– По… На меня?! – Есть! Я таки вывел его из равновесия!

– Ну да. Именно вы и есть тот самый нарушитель. Что делать будем, ваше сиятельство?

– Господин Старицкий! По-моему, вы зашли слишком далеко в своей наглости и панибратстве… – наконец поняв, что я над ним просто издеваюсь, взревел князь.

– Ничего страшного! Один мой знакомый и вовсе опустился до сводничества, так что мы с ним составим отличную компанию. А, Владимир Стоянович? Шесть кругов по три минуты…

– Пф-ф. – Вскочивший было с кресла князь замер и, шумно выдохнув, рухнул обратно, так что несчастный предмет мебели довольно громко заскрипел. – Во-от оно что… Дознался, стало быть. Ну да, немудрено… Виталий Родионович, вы хоть понимаете, что тогда другого выхода не было? – тихим голосом проговорил Телепнев.

– Понимаю. Потому что, если бы другой выход был возможен, а вы все одно воспользовались бы наивностью Лады, я бы вас даже на хольмганг звать не стал…

– Наглец, вы, однако, батенька. Нагле-ец… – Покачал головой князь, окончательно приходя в себя. И усмехнулся. – Неужто титул самозваный глаза застил?

Это что, теперь он пытается меня из равновесия вывести? Ха!

– Титул? А я, признаться, про него и забыл, ваше сиятельство… Двенадцать кругов и… вторые шесть можете поделить с Бйорном Орваровичем и Эдмундом Станиславичем.

– Виталий Родионович, ты что, вообще ничего не боишься? – с каким-то даже изумлением поинтересовался Телепнев. И что ему ответить?

– Боюсь… знаете, Владимир Стоянович, действительно, боюсь. Например, того, что лет через двадцать кто-то ушлый вот так же окрутит мою дочь с каким-нибудь поганцем, или сына в какой-нибудь многоходовке используют втемную и выбросят с доски, после удачного размена. А вы за своих детей и внуков не боялись бы?

– Все-таки ты первостатейный наглец, Виталий Родионович. – Князь побарабанил пальцами по столешнице и, после минуты раздумий, решительно кивнул. – Завтра, в девять часов. Шесть кругов по три минуты и… обойдемся без участия Рейн-Виленского и Гдовицкого. Первому голова еще для дум государственных понадобится, а второму на батальных полотнах с бланшем под глазом некомильфо…

– Договорились, Владимир Стоянович. – Я поднялся с кресла и, отвесив шефу уважительный поклон, взялся за ручку двери.

– А что, Виталий Родионович, действительно, без хольмганга обошлись бы? – Вопрос, как выстрел в спину.

– А это вы у Меклена Францевича поинтересуйтесь. – Обернуться… и улыбнуться. Вежливо.

Прав князь, обнаглел я беспримерно, но, во-первых, что не позволено тому же Толстоватому, под страхом дисциплинарного взыскания, то вполне дозволено привлеченному специалисту, в смысле заштатному советнику. А во-вторых… Честно говоря, будь на месте Телепнева кто-то другой, например, тот же боярин Шолка или даже Рейн-Виленский, я бы и не подумал так выёживаться. Каким удивительным это ни покажется, при его работе, Владимир Стоянович – человек, лишенный подлости, как черты характера. Напрочь. Ну нет в нем этой гнили. Потому и понял меня, как понял в свое время Грац… Это не значит, что при необходимости у него дрогнет рука подписать смертный приговор или отправить человека на пытки, в подвал или к мозголомам, вовсе нет. Вот только он не станет делать ничего подобного, что называется, на всякий случай. Вымирающий вид, между прочим, а на «том свете» и вовсе вымерший… как мамонты.

Эх. Ладно, эту авантюру провернули, пора заняться другими делами. Я подмигнул несколько бледному ротмистру… вот точно знаю, что он слышал всю нашу беседу от и до, хотя не понимаю, как ему это удалось, учитывая стоящую на кабинете главы канцелярии глушилку. Впрочем, не мои проблемы. Если хоть слово из нашего разговора станет известно в канцелярии или где-либо еще, князь своего адъютанта наизнанку вывернет.

Придя к такому заключению, я спустился в зал и, обнаружив там Тишилу, со скуки гоняющего подвернувшихся под руку охранителей, растянул губы в улыбке. Ну, собственно, что-то такое мне и было нужно, чтобы спуститься с небес на землю. Тихомиру, по-моему, абсолютно по барабану, гонять десяток обмундированных лосей или одного заштатного сотрудника… Вымотал меня этот энтузиаст белого оружия не хуже ротного в, казалось, навсегда позабытой учебке. К счастью, в тот момент, когда я уже был готов признать, что выдохся, в зал вошел Лейф. Спаситель!

Демонстративно ахнув, узнав текущее время, я тут же обменял себя любимого на новика и стремительно уковылял в раздевалку. Теперь душ и домой. Сегодня нам с Ладой еще предстоит визит с извинениями к Заряне Святославне, так что к семи вечера я должен быть свеж, бодр и весел. Не то хозяйка дома еще больше обидится, и не видать мне тогда медовиков, а Ладе зимнего сада.

Вспомнив о запланированном визите, я несколько скис. Ну в самом деле, ладно это было бы очередное, уже ставшее обыденным посещение соседки и хозяйки усадьбы, с домашним чаепитием в тесной компании немногочисленных соседей… Так ведь нет, Заряна Святославна прислала приглашения в свой салон, как оказалось, ежегодно открывающий свои двери с наступлением июля. И народу на этих так называемых «летних вечерах» бывает весьма и весьма много. А у меня, благодаря руянским приключениям, кажется, развилась некоторая антипатия к подобным увеселениям. И ведь умом понимаю, что уж у Смольяниной-то мне беспокоиться не о чем, а вот поди ж ты…

А уж эти сборы… Как сказал один любитель оперы, в очередной раз дожидаясь, пока его жена и дочери, наконец, закончат наводить марафет и они смогут отправиться в этот «храм искусства»: Как можно собираться в оперу больше трех часов? Посмотрите на меня! Беруши в уши, и я готов!

Примерно так же чувствовал себя и я, дожидаясь, пока Лада, наконец спустится в гостиную и мы отправимся в гости… угу, сорок метров по прямой. Хорошо еще хоть экипаж нанимать не пришлось.

– Виталий Родионович, наконец-то я вижу вас в своем доме и уверена, что вы не сбежите через пять минут, прикрываясь некими мифическими делами в присутствии. – Смольянина павой подплыла к нам, смерила придирчивым взглядом мой костюм и довольно кивнула при виде платья Лады, скромного, но… что б этот старый грек облез! Хм… это нервное, да.

– Заряна Святославна, вы же знаете, будь моя воля…

– О да, будь ваша воля, вы бы поселились у меня на кухне, поближе к любимым медовикам. – Рассмеялась хозяйка вечера и повернулась к моей жене. – Лада, дорогая моя, следите за своим мужем, иначе с таким рационом он скоро станет вдвое больше…