Саймон, макавший роллы с тунцом в соевый соус, пожал плечами. Рыба была более чем неплохой, но все-таки до свежевыловленной, свежевыпотрошенной и свежеприготовленной умелыми руками Иясу Гэбрэ ей было далеко. Поэтому в жесте проявилось в равных долях как недоумение, так и сожаление.

– Я ничего не обнаружил, – честно признался лоцман. – Впрочем, не уверен, что вы ждали, будто меня моментально озарит и я раскрою вам это дело сей секунд.

– Не ждал, – качнул головой Оосава. – Но надеялся. Как я уже говорил, вера в чудеса – неотъемлемая моя черта. Ну что же, тогда сосредоточимся на том, что нам уже известно.

Известно было на самом деле изрядно. Так, например, громоздкая система распределенных полицейских архивов наконец пережевала, переварила и вернула результаты генетического скрининга террористов, «взятых» Саймоном на орбите Нового Эдинбурга. Анжело скинул данные свежеиспеченному помощнику – официальная должность, оклад, страховка, полномочия, – комментируя каждый файл вслух:

– Ахмед Новак, младший механик, – тот, которого вы положили возле передатчика. Родился на Високе Небо, два брата, четыре сестры. Ускоренный общеобразовательный выпуск, техучилище, курсы корабельных механиков. Не женат, детей тоже нет. Любит ковыряться в незнакомой аппаратуре, зависает на форумах программистов. На досуге предпочитает посидеть с друзьями в баре и попеть в караоке. Раньше периодически высказывался в поддержку Новых Автономий, но около года назад перестал.

Лицо на снимке выглядело знакомым. В прошлый раз оно оказалось сначала сосредоточенным, затем изумленным. Запечатленный для социальной сети кем-то из друзей, Ахмед Новак улыбался. Казалось, такому человеку совершенно незачем устраивать теракты.

– Марк Фэннинг, палубный матрос – здоровяк из пассажирского отсека. Уроженец Порт-Мидуэя, рано осиротел, воспитывался в интернате. Потом – служба в армии, два контрактных срока. Ссора со взводным сержантом, уволен в запас, но без нареканий в послужном списке. Некоторое время провел без работы, пил, но в меру, поругивал правительство. Затем устроился на ваш «Нарвал».

Этого типа Саймон запомнил плохо – он целился в корпус, не в лицо. Тип мрачно зыркал из-под насупленных бровей на своем триде, взятом, кажется, из армейских архивов. В потенциальные преступники его можно было определить абсолютно без каких-либо колебаний.

– Фам Со Джон, один из стюардов. Пилот-любитель. Неплохой, кстати, пилот – регулярно занимался с инструктором, около семи сотен часов налета. Атмосфера, пространство, нагруженные маневры. Выраженных политических взглядов не имел, но пару раз был замечен в обществе просепаратистски настроенных персонажей. Родом из вполне обеспеченной семьи с Диньбакбо, в деньгах не нуждался, увлекался всем подряд, от живописи до гольфа. Удивительно, что кадровая служба не поинтересовалась, какого кванта «золотому мальчику» нужно на позиции корабельного стюарда.

Несмотря на вьетнамскую фамилию, угонщик челнока не выглядел азиатом. Нет, если присмотреться внимательнее, становились заметны некоторые характерные черты. Впрочем, кого в двадцать втором веке волновали эти вопросы? Человечество все же смогло вырасти из коротких штанишек расизма. Правда, полностью ксенофобию избыть не удалось – и лоцманы ощущали это на своей шкуре постоянно.

– А это, – ооновец усмехнулся и кинул на собеседника задумчивый взгляд, – ваша vis-à-vis[63]. Магда Маричкова, с Млады-Оломоуца. К слову, тоже любимая дочка не бедствующих родителей. Студентка, спортсменка, красавица. – Еще один взгляд, на этот раз искрящийся пониманием. – Училась на социолога, занималась туризмом, увлекалась рукопашным боем; впрочем, вы это успели испытать на себе. Призовые места на планетарных и межсистемных соревнованиях – крайне интересная девушка…

«Интересная девушка» в кадре старалась держаться серьезно, но в глазах ее горел знакомый, изумрудный с золотом огонек. Саймон поймал себя на том, что почти не слушает Оосаву. Какие-то подробности… Зачем они? Рука непроизвольно дернулась – поправить одну из пружинистых прядей, свесившихся на висок. «Вот я еще голограммы не причесывал!» – удалось рассердиться и прийти в себя юному лоцману.

Оказалось, Анжело успел замолчать и в данный момент с интересом наблюдал за эмоциями на лице Саймона. Благостности к настрою это не добавило.

– Если вы что-то хотите сказать, то сейчас самое время, – буркнул молодой Фишер, маскируя смущение за раздражением.

Ооновец откинулся в кресле и сплел пальцы. Пару минут он молчал, пока Соледад собирала столовые приборы. Затем секретарша вышла, и Анжело вздохнул:

– Саймон, не делайте этого.

– А именно? – хмыкнул лоцман. Негатив успел слегка выветриться за то время, пока посуда перекочевывала со стола на поднос, а далее – за дверь кабинета Оосавы. Возможно, на то и было рассчитано.

– Не думайте то, что вы сейчас думаете, – в голосе Анжело звучало настолько искреннее сочувствие, что Саймон даже не смог толком рассердится. Но повторил с нажимом:

– А именно?

– А то, что вы планируете в отношении нашей рыжей хулиганки. – Замглавы Четвертого комитета улыбнулся, но как-то печально, глядя при этом в сторону. – Да, да, я знаю, какие смутные, но прекрасные планы носятся сейчас в вашей светлой, но не слишком опытной голове. Сам таким когда-то был, уж простите мне эту пошлую и затасканную фразу.

Он помотал головой, достал портсигар и повертел его в руках. Курить, впрочем, не стал, за что Саймон остался ему благодарен; несмотря на интенсивную работу климатизаторов, в кабинете уже пощипывало глаза.

– Вы настроены романтически, – вымолвил Оосава чуть ли не нараспев, – мол, я ее найду, поговорю с ней, смогу переубедить и направить на путь истинный. Каким бы этот путь ни оказался. Она, совершенно очевидно, хорошая, умная девушка и, несомненно, прислушается к голосу разума. Ну и, возможно, подпадет под ваше суровое, лаконичное обаяние.

Только все это чушь, – тон вдруг стал резким, категоричным, грубым, – и вы это знаете. Я бы не очень рассчитывал на то, что человек вашего возраста способен радикально переменить свои взгляды и убеждения – из-за того, что представитель противной стороны оказался харизматичным и привлекательным. Все-таки симпатии симпатиями, а мировоззрение не карандаш: двумя пальцами не переломишь.

Интересно, отстраненно подумалось Саймону, откуда всплыла эта архаичная метафора? Карандаши – штука редкая, встречаются либо в музеях, либо у художников, придерживающихся классического подхода. Впрочем, это не являлось главным.

– Почему вы так уверены, что я в ее глазах – враг?

Дернув уголком рта, Анжело побарабанил пальцами по столу.

– Не враг. Скорее, негативный фактор, препятствующий реализации задуманного. Ну посудите сами. – Он подвесил над столом четыре снимка с краткими сводками по каждому персонажу. – Новак: сочувствует сепаратистам. Фам: сочувствует сепаратистам. Маричкова: не просто сочувствует, встречалась с сепаратистом. Фэннинга можно в расчет не брать, он просто мускулы и рефлексы.

– Встречалась? – промычал Саймон, захлопав ресницами. Оосава вздохнул.

– А вы прослушали, значит. Все печальнее, чем я думал… Да, господин Фишер, ваша принцесса-разбойница любит плохих парней. А сейчас я попробую простимулировать ваше воображение, чтобы оно наконец вынырнуло из облака сладких грез. Скажите: что, или вернее, кто является естественным антагонистом для людей, настроенных отделиться от Объединенных Систем?

Саймон повел челюстью и отхлебнул остывший кофе. На душе веяло какой-то незнакомой пустотой с примесью легкой горчинки. Ооновец терпеливо ждал.

– Лоцманы, – признаться самому себе вышло нелегко, но необходимо. – Мы обеспечиваем логистику, мы поддерживаем стабильность связи между мирами. Если люди перестанут верить в лоцманов – начнется полный…

– Точнее и не скажешь, – хмыкнул Анжело. – Полный и неотвратимый. Теракты – удар по вам в первую очередь. Так почему вы, Саймон, так уверены, что сможете добрым словом без пистолета вправить мозги целеустремленной и воинственно настроенной женщине?