- Да что ты понимаешь! Отряд на отряд. Тьфу! Вот с дикими зверьми, это вещь.

- А заплывы с акулами.

- А танец на бревне.

- Лишняя рука…

- Вырви глаз…

Рип с удивлением слушал узников. За спором они не только забыли о собственной судьбе, но и начали не на шутку распаляться, пытаясь если не доказать правоту собеседнику, то уж как минимум, перекричать его.

От перечисления здешних видов спорта у него помутилось в голове. Еще немного, и впору завидовать повешенным.

- А ну, дерьмо ти-рексов, давай наружу! – от дверей загудел бас стражника. В тот же момент, спорщики, вспомнив, где находятся, разом смолкли.

- Пошевеливайтесь! – орал охранник. – На арену, живо. Вишь как народ беснуется.

Действительно, крики толпы, похоже, достигли своего апогея.

- Хоть что будет-то? – задал вопрос большерукий бородач, с которым Винклер разговаривал в дороге.

- Выбивалочки, - не без удовольствия ответил охранник. – Мои любимые!

Поле было не больше футбольного. Возможно, когда-то оно и строилось для этой игры, но сейчас, как нельзя лучше, что это не футбол, свидетельствовал слой желто-коричневого песка, покрывающий всю площадку.

«Песок хорошо впитывает кровь», - вспомнил Рип.

Арену окружала высокая стена, над которой начинались места зрителей.

Самые знатные внизу, далее по возрастающей, вернее ниспадающей. Прямо напротив – ложа правителя, откуда сверкали доспехи барона Куллрасса.

Рип огляделся. Кроме их группы - никого, лишь по одному облаченному в доспехи человеку на разных концах поля, да по странному сооружению, напоминающему гротескную пушку, рядом.

Заключенных выгнали на середину стадиона, после чего, под нетерпеливый рев толпы, стражники быстро удалились.

Все соратники Рипа замерли в напряженных позах, кидая затравленные взгляды с одного конца поля на другой. Винклер наклонился к алхимику.

- Что за выбивалочки и чего все ждут…

Договорить ему не дали, потому что прозвучал едва слышный хлопок, из дула левой машины вылетела небольшая сфера и полетела в их сторону.

Было непонятно, что с ней нужно делать. Поймать?

Заключенные, все без исключения, кинулись в рассыпную.

Раздался второй хлопок и из противоположной машины вылетел следующий шар.

Потом еще один, еще.

Рип понял, почему игра называлась выбивалочки. Ядра были небольшие, примерно с его кулак, и выбрасываемые, по всей видимости, пневматикой, летели недалеко, Но в этом то, как раз был и весь смак.

Какой смысл убивать «спортсмена» с первого же выстрела, намного веселее попасть ему, скажем, в ногу, и смотреть, как несчастный, хромая и перекатываясь, цепляется за собственную жизнь.

Ядра сыпались как горох. Крики толпы, стоны арестантов и щелчки пушек слились в один протяжный вой. Винклер едва успевал уклоняться от тяжелых снарядов. Дело усугубляли и другие заключенные, которые, беспорядочно мотаясь, сильно мешали друг другу.

Увернувшись от очередного (уже неизвестно какого) ядра, Рип ринулся в сторону и как раз вовремя, потому что с двух сторон на него летела еще парочка. Он стал на что-то мягкое и поскользнулся. Как ни странно, это его спасло. Два ядра стукнулись друг о друга и упали по бокам распластавшегося на земле Винклера.

Он посмотрел вниз – причиной падения оказался уткнувшийся в песок алхимик с окровавленным плечом. Несчастный почти не подавал признаков жизни.

Если оставить его здесь, раненного затопчут свои же соратники.

Схватив алхимика за ноги, Винклер поволок его к каменному ограждению – относительно безопасному месту.

Столь неслыханное проявление благородства, толпа встретила то ли яростными, то ли приветственными криками. Винклер удивился, своей способности еще что-либо различать.

Для стоящих у метательных машин его «подвиг» также не остался без внимания. Они приветствовали его дружным прицельным залпом.

Одна из железок таки ударила Рипа в ногу. По счастью, кость не хрустнула, однако пострадавшая мышца занемела.

Разозлившийся Винклер схватил первый попавшийся шар, и, размахнувшись, послал его в сторону удачливого стрелка. Он, конечно, не попал, однако пушкарь, не привыкший к ответным ядрам, на некоторое время отбежал от аппарата, впрочем, тут же вернувшись.

Это подсказало Рипу план действий.

Не забывая уклоняться от летящих снарядов, он быстро собрал с десяток ядер. Улучив момент, Рип выпрямился и запустил одно в стрелка.

Как и в прошлый раз, опасаясь попадания, тот отбежал от пушки. Не давая времени опомниться, Винклер кинул второй снаряд, за ним третий и что есть силы, понесся в сторону орудия.

Травмированная нога и вес ядер значительно замедляли продвижение, к тому же, непрерывно кидая снаряды, он не мог следить за второй пушкой. Вся надежда была на то, что на таком расстоянии снаряды уже не смогут достать его.

Сильный удар в больную ногу несколько развеял иллюзии. Да, от расстояния шары потеряли большую часть убойной силы, но ушибленной конечности на это было ровным счетом наплевать. Все тело взвыло от боли.

Краем глаза Рип увидел как первый стрелок, воспользовавшись задержкой, метнулся к своей машине.

«Неужели все! Сейчас он расстреляет меня практически в упор…» Рука нащупала холодный металл шара, того самого, что ударил в ногу.

Распластавшись на песке, Рип занес руку за спину и как на учении по метанию гранат, кинул ядро, метя в стрелка…

В стрелка он не попал, зато попал в пушку. От удара ее развернуло. Воспользовавшись шансом, Винклер рывком преодолел оставшиеся метры, он вцепился в стрелка, и они покатились по арене, поднимая тучи песка…

Винклер не слышал криков толпы, которая, казалось, еще никогда так не неиствовала, как и не видел, что уцелевшие заключенные, наконец сообразив, что их обстреливают только с одной стороны, кинулись к вывернутой пушке с борющимися людьми.

Всего этого он не видел.

Борьба кончилась для него, когда он почувствовал, как внезапно обмяк стрелок и еще он увидел того самого бородатого арестанта виновато потирающего одну из своих огромных рук…

Его милость барон Артур фон Куллрасс пребывал, мягко говоря, в некоем смятении чувств.

Обычно соревнование продолжалось, пока не выбывал, вернее, не выбивали последнего участника… но здесь… слыханное ли дело…

Барон беспомощно огляделся. Его верные придворные, кто прятал глаза, кто делал вид, что занят зрелищем на арене, большинство старательно изучали складки своего одеяния.

«Помощнички!» Барон посмотрел на гостя: графа Джона Паверлесса. В глазах того, устремленных на спасшихся арестантов, светилось восхищение.

- Ну, - решился барон, – объявляю игры… э-э-э… закрытыми.

Эйсай не находил себе места.

Он то принимался нетерпеливой походкой мерить пол камеры, оттаптывая руки и ноги заключенным, то кидался к окну, пытаясь допрыгнуть до решетки и увидеть, что творится во дворе, а то с яростью берсеркера руками и ногами колотил в дверь, требуя попеременно охранника, правителя, палача и адвоката.

Одним словом, Эйсай был взбешен, и больше всего его бесило собственное бессилие.

Не в силах ничего сделать, он метался по камере, старательно наступая на товарищей по несчастью. Их возмущенные вопли поначалу немного успокаивали, потом и это перестало помогать. К тому же проклятые арестанты, расползлись по углам, откуда было достать их труднее.

«Трусы!» - презрительно скривился нихонец.

Даже бывший пахан Мясник, опасаясь очередной взбучки, перестал стонать.

«Если только что-нибудь… - Эйсай с удовлетворением пнул очередную ногу. Услышав ответный возмущенный всхлип, он быстро обернулся, однако пострадавший благоразумно заткнулся. Разочарованный Эйсай продолжил свой моцион. – Если хоть волос с его головы… клянусь, во что бы то ни стало, выберусь отсюда и прилечу с двумя, нет, с десятью крейсерами и всю эту планетку вместе с ее баронами и графьями… к чертовой бабушке… а барона Куллрасса лично… и еще толстяка палача…»