Мэрилин спросила меня, могла ли наша мать знать, что замышляет Хэмильтон. Я ответил, что нет. Это было через чур даже для моей матери. Хотя тот факт, что мы подняли этот вопрос, сам по себе был ужасным. Полицейские осовободили наш дом, и я сразу же позвонил в ремонтную бригаду с просьбой поменять линолеум в кухне. Мэрилин не должна была этого видеть. Я также позвонил в службу уборки.

Переполох в СМИ продолжался. Аналогия с Каином и Авелем, с подачи матери, оказалась очень удачной. В итоге она слегла с нервным срывом. Её поместили в Шеппард Пратт под наблюдение. Об этом тоже сообщали все газеты.

Боб ДеАнжелис нашел ещё проблемы. Военные штата и полиция Балтимора самозабвенно ссорились из-за меня. Военные хотели, чтобы меня осудили за убийство первой степени. (Они утверждали. что я заманил Хэмильтона в дом, затем запер в ловушке на кухне, и что это было намеренным убийством). Их не волновало, что в суде дело просто выкинут, так как для них главным было поймать преступника, а за то, что преступника отпустят, получит полиция. ДеАнжелис сказал, что это всё из-за денег. Мне от этого легче не становилось, так как они то и дело подсовывали СМИ отредактированные документы, раздувая ажиотаж.

Я сказал Джону, что согласен на единственную пресс-конференцию, но она должна проходить по нашим правилам. Он должен был привести одного газетного репортёра из Балтимора и одного местного телевизионщика. Я сделаю заявление, а затем отвечу на их вопросы, если они будут вежливыми и уместными. Но ни при каких обстоятельствах я не пущу их в дом.

Джон сделал несколько телефонных звонков. В итоге мы сошлись на одном газетчике, одной камере, но трёх телевизионщиках. В четверг утром камеру установят в конференц-зале отеля Хаятт. Так, чтобы выпуск новостей был готов к 6 вечера. В среду после обеда мы с ним сидели и делали копии разнообразных полицейских и медицинских отчетов. Я сочинял своё заявление. Мы также написали мою короткую биографию, но не упомянули Мэрилин.

На следующее утро я надел официальный костюм. К моему удивлению, Мэрилин нарядилась в симпатичное голубое платье и обула туфли на каблуках.

– Куда ты собралась? – спросил я её.

– Я пойду с тобой, – ответила мне она

– Мэрилин, мне не нравится эта идея. То, что я в дерьме не значит, что ты должна хлебать его со мной.

Она преградила мне путь. Её взгляд был тяжелым.

– Карл Бэкман, ты, видимо, всё ещё плохо меня знаешь. Я вышла за тебя замуж, в любви и горечи, все дела. Если это худшая твоя горечь, то меня не впечатлило. Я буду с тобой, как всегда, так что смирись.

Я чуть не расплакался. Но парни ведь не плачут. Так что я пожал плечами и сказал.

– Ты пожалеешь об этом решении!

Я взял её за руку. Я, Мэрилин и Чарли направились в конференц-зал.

Джон остановил меня в коридоре.

– Ты уверен? Последний раз подумай.

– Слишком поздно поворачивать назад, – ответил я ему

Он повернулся к моей жене

А ты?

Мэрилин схватила меня за руку, и я понял, что она очень напугана.

Да

Через 30 секунд заходите.

Он проскользнул в дверь конференц-зала, а я начал считать до тридцати. Затем я открыл дверь и зашел в зал. Мэрилин следовала за мной. На трибуне стоял Джон.

Позвольте представить вам Карла и Мэрилин Бэкманов.

Почти сразу молодой человек начал выкрикивать:

– Мистер Бэкман, что вы чувствуете после убийства брата?!

Он продолжал выкрикивать вопросы, пока я подходил к трибуне. Джон покраснел и разозлился. Он прикрикнул на репортёра, призывая успокоиться. Но репортёр продолжал мне надоедать. К счастью, он такой был лишь один из четырёх. Я поднялся на трибуну, облокотился на неё и положил подбородок на ладонь. Репортёр всё не унимался.

Когда его словесный понос иссяк, я сказал.

– Все понимают формат этой конференции? Сначала я сделаю заявление, а потом отвечу на вопросы. Хорошо?

Болтун моментально выкрикнул.

– Что вы испытываете после убийства брата?!

Я подождал, пока он замолчит, и спросил.

Простите, кто вы?

Боб Тюркос, ВЖЗ-ТВ. Ответьте на мой вопрос!

Господин Тюркос, вы слышали, что я сказал о формате пресс-конференции?

– Журналистов нельзя так ограничивать… – начал он с пафосом.

– Либо так, либо никак. Если вы не согласны с форматом, вам придётся покинуть конференцию.

– Вы не можете этого сделать!

– Господин Тюркос, я могу всё, что захочу. Это вы хотите поговорить со мной, а не я с вами. Мы все взрослые люди, – я жестом указал на жену и Джона, которые сидели рядом. – И ваши коллеги тоже взрослые люди. А вы ведёте себя как четырехлетний ребёнок, который хочет конфету. Берите себя в руки или уходите.

Урод сразу стал протестовать. Я покинул трибуну, взял Мэрилин за руку и вышел из зала. Джон остался позади. Я остановился в коридоре. Мэрилин сказала:

– Дел-то.

Я улыбнулся.

– Дай им пять минут.

Что?

Я улыбнулся, сжал её ладошку. Мы прождали минуты две. Затем Джон вышел из зала. Он очень удивился, когда увидел нас в коридоре. Он подошел, и я спросил у него:

– Они собираются вести себя нормально?

Откуда ты знал?

– Остальные хотят этого слишком сильно. А тот придурок был самым молодым в компании. Думаешь, они друг с другом не знакомы? Так что, он будет вести себя нормально?

Они всыпали ему лещей и попросили меня привести тебя.

– Возвращайся и скажи им, что мы будем через два минуты.

Джон засмеялся.

Мэрилин посмотрела на меня.

Умник, как всегда!

Я посмеялся.

Через две минуты мы вернулись в комнату. Придурок сидел тихо. Его лицо было красным, и я понял, что он бережет самые обидные вопросы напоследок. Я встал на трибуну и вытащил листок с заявлением. Я ждал, пока оператор даст мне сигнал.

– Спасибо за то, что пришли на пресс-конференцию. Меня зовут Карл Бэкман, а это моя жена, Мэрилин. Как вам известно, прошлой субботой мне пришлось защищать свою жизнь до последнего, когда я подвергся атаке моего брата, Хэмильтона Бэкмана, в своём собственном доме. И сегодня мы обнародуем обстоятельства, которые предшествовали трагическим событиям субботы.

Пятнадцать минут я описывал им агрессию Хэмильтона, от преследований до вандализма и поджога машины Мэрилин, и до коктейля молотова в нашем доме. Затем я перешел к истории Хэмильтона, включая его психический диагноз и отчёта полицейских. Я также указал на улики, которые доказывали его причастие ко всем преступлениям. Закончил я следующим образом:

– А теперь позвольте мне прокомментировать ситуация в общих чертах. Я понимаю, что публику интересуют подробности трагедии. Братоубийство, Каин и Авель, все дела. Но имейте в виду, что моя семья была в опасности, на мой дом нападали, моя жизнь была под угрозой. Если бы не тот факт, что убитый был моим братом, то эта история никого не интересовала бы. Я не совершал преступления, и полиция это подтвердила. Спасибо.

В конце этой речи Джон поднялся на трибуну и сказал:

– У нас есть копии каждого отчёта. Сейчас я раздам их вам, и у вас будет пятнадцать минут на ознакомление. После этого мы приступим к вопросам и ответам. Хорошо?

– Мы об этом не договаривались! – спорил Тюркос.

Я вернулся на трибуну.

– То есть, вы не хотите ознакомиться с документами? – спросил я недоверчиво.

Другой телевизионщик, парень из ВБАЛ, сказал Тюркосу замолчать. Я кивнул Джону и покинул зал вместе с Мэрилин. Джон начала раздавать документы.

Мы ждали в коридоре почти двадцать минут. Затем Джон вышел к нам и жестом попросил вернуться. Мы с Мэрилин снова оказались на трибуне. В тот же момент Тюркос начал выкрикивать вопросы. Я вздохнул и обратился к нему:

– Пожалуйста, хоть раз в жизни ведите себя, как взрослый! Я начну слева направо. Каждый задаст вопрос по очереди, понятно?

Тюркос покраснел, но заткнулся. Я повернулся налево и сказал:

– Пожалуйста, сначала назовите ваше имя и откуда вы.

– Джим Мюррей, «Солнце Балтимора». Вы говорите, что это ваш брат нападал на вас и вашу семью, но ваша мать утверждает, что это вы мстите своей семье. Как вы это прокомментируете?