Капитан Саммерс только посмеялся и отказался от приглашения на обед (что меня вполне устраивало). Я достаточно хорошо знал Мэрилин, чтобы понять – она не захочет есть с ним после того, как он ругал меня. Остальные – Мэрилин, профессор Райнбург и я – направились в ресторан на обед. В какой-то момент Мэрилин, ещё кипящая, спросила:

– Кто был этот… этот… этот козёл?

Я улыбнулся про себя: если бы не профессор, она бы сказала «мудак».

– Арнольд Карнсворд, – с улыбкой сказал он. – Преподаёт прикладную математику в Гарварде или Йеле – короче, в одном из Плющей. Пару лет назад получил медаль Филдса.

Мэрилин выглядела озадаченной, так что я пояснил:

– Это как Нобелевская премия для математиков, только её дают раз в 4 года.

Профессор Райнбург кивнул в знак согласия.

– Он не так уж плох. Подозреваю, что если бы ты не носил форму, он бы поздравил тебя с успешной презентацией. Но, уверен, Американское Математическое Общество ещё получит хулиганское письмо о вторжении Армии в девственный храм Науки. Забудь о нём, он «левый» псих.

Это лишь немного смягчило Мэрилин, но поговорка «не пинать дохлого коня» не была ей знакомка.

– И всё равно он козёл! И как вышло, что капитан тебя отчитывал? Ты был прав!

Я улыбнулся.

– Неважно, насколько я был прав. Я совершил ошибку, и капитан знал это. Проклятье, я тоже это знал.

– Что ты имеешь в виду под ошибкой?

– Когда я ношу эту форму, то представляю Армию а 82-ю Воздушно-Десантную Дивизию. Мы отвечаем перед гражданскими, даже перед гражданскими козлами. Я вышел из себя.

– Вовсе нет! – сказала она, защищая меня.

Я пожал плечами. Не думаю, что мы когда-нибудь придём к согласию в некоторых вопросах.

– Если мы один из моих парней ввязался в разборку с гражданским, я бы отругал его, а стандарты для офицеров ещё выше. Я облажался. Полагаю, когда я уйду из Армии, ты будешь женой самого старого в мире лейтенанта второго ранга.

– Не думаю, что всё так серьёзно, – заметил профессор. – Всё образуется.

– Нет, если капитан Саммерс напишет рапорт о неподчинении, что вполне возможно. И ещё он может просто сообщить моему капитану, что паршиво скажется на моём ОЭО, – она озадаченно глянула, и я объяснил:

– Отчёт об эффективности офицера, что-то вроде моего ежегодного рейтинга, так сказать.

– Ну, он всё ещё козёл.

Я повернулся и поцеловал её в щёку:

– В следующий раз, когда буду спорить, я дам тебе сказать это.

Иногда быть солдатом или матросов значило порой испытывать странную дихтомию между идеалами и реальностью. Мы боремся и иногда умираемради поддержания прав и свобод нашей страны, но иногда, чтобы сделать это, нам приходится юридически отказываться от этих прав. Если забыть про Вьетнам, то большинство гражданского населения относится к нам с огромным уровнем уважения, но смешивая его в определённым уровнем презрения, а также заставляли нас поддерживать до смешного высокие стандарты поведения. Нас любят во время войны – а в остальное время хотят ни видеть, ни думать о нас. Как говорится, мы ловим пули, чтобы этого не делали гражданские. Вероятно, так было всегда.

После обеда я решил подняться в номер и переодеться в гражданское. На сегодня мне хватило и армии, и математики. Возможно, пришло самое время переодеться в штатское и посетить Аллею. Я также хотел бы увидеть Стену, также известную как Мемориал Вьетнамской Войны, но сейчас её даже не задумывались. Когда я увидел его в первый раз, то не смог сдержать слёз.

Опустившись в кресло, я уставился в окно. Мэрилин спросила, о чём я задумался. Я повернулся к ней, сидящей на диване и обеспокоенно глядящей на меня, и улыбнулся:

– Просто чувствую себя подавленным после этого утра.

– Карлинг, забудь об этом. Никому нет дела.

– Не знаю, солнышко. Я просто чувствую себя таким подавленным. Может, ты подумаешь, что могло бы меня подбодрить? – я попытался вести себя невинно.

– Подбодрить тебя? – внезапно её глаза расширились. – Подбодрить тебя! Ты имеешь в виду что-то конкретное?

– Я не знаю, Мэрилин, но я весьма подавлен. Мне просто необходимо побольше веселья, – я откинулся в кресле и расставил ноги широко.

Она хмыкнула.

– Так это зовётся в наши дни? – я лишь поманил её пальцем поближе. – И что, если мне тоже нужно взбодриться?

– Я бы вернул любезность.

Она встала и показала мне язык:

– Может, другой раз.

Я рассмеялся.

– Одна новобрачная пара хотела условиться о сигналах, говорящих, что они хотят секса. Она сказала, что если он захочет секса, то пусть коснётся её левой груди, а если не захочет – то правой. Затем она спросила, а какие сигналы будут у него. Он ответил, что, если она захочет секса – то пусть потянет его за член. А если не захочет, спросила она. Тогда, ответил он, пускай потянет за член ещё сотню раз!

– Ты такой мерзкий! – сказала она, пытаясь удержаться от смеха.

Тут я вскочил с кресла и гонялся за ней по комнате, пока не загнал в спальню. Это привело к неизбежному, и через час мы, излечившись от всех депрессий, провалились в заслуженную дремоту. Проснувшись, я решил, что посещение туристических объектов подождёт ещё денёк. Я же предпочёл прижаться к Мэрилин, и до конца дня мы сорвали ещё один запретный плод.

– Ну, моя депрессия полностью испарилась, – сказал я. – А твоя?

– Сейчас всё отлично, но позже может понадобиться новое лечение, – поддразнила она.

– Посмотрим, что я смогу сделать ночью. Учитывая, в следующий раз я увижу тебя очень нескоро, я практически буду делать это впрок.

– Как ты думаешь, когда это будет? Когда ты сможешь посетить меня до свадьбы?

– Не уверен. Дай мне найти расписание, – я слез с кровати и зарылся в саквояже. Найдя расписание, я вернулся в спальню и покачал головой.

– В следующем месяца свадьба у Харлана, а затем я, наверное, думаю смогу получить трёхдневный отпуск. А потом, думаю, ничего.

– О Господи! Мы никогда этого не сделаем! – сказала она, снова впадая в панику.

– Мэрилин, ты сделаешь это, потому что должна это сделать! – сказал я с улыбкой. – Как однажды сказал доктор Джонсон, «Когда человек знает, что утром его повесят, у него необычайно повышаются концентрация и мыслительные способности».

– Ха-ха! Вот чем ты считаешь брак? Повешением? – нахмурилась она.

– Я думаю, тебе нужно новое лекарство от депрессии!

Мэрилин взвизгнула и кинула в меня подушкой. Я повалил её и щекотал, пока она не закричала, а затем снова вылечил её от депрессии. Слава Богу, что я ещё так молод!

Консьерж, резервировавший места в ресторане, пришёл в восемь. Я достал хороший чёрный костюм и выглядел совершенно невоенным. Мэрилин надела синее платье, которое я купил ей в Вегасе пару лет назад, а к нему подходящие чулки и туфли на высоком каблуке. Я не был уверен, есть ли на ней нижнее бельё, и попытался это выяснить, но Мэрилин заставила меня вести себя пристойно. Однако вредная улыбка на её лице наталкивала на мысль, что радость открытия ещё ожидает меня попозже.

«Мортон» оказался очень милым и очень дорогим. Мы оба взяли составное блюдо, состоящее из филе-миньона и хвоста омара с очень милой бутылочкой Pouilly Fusse. Пока мы были там, я оглядывался по сторонам в поисках кого-нибудь известного и улыбнулся, узнав конгрессмена Клэренса Лонга из Мэриленда. Он был представителем района, в котором жила моя семья, и я вырос, зная его племянника. Я упомянул об этом Мэрилин.

– Серьёзно? Это твой конгрессмен? И ты вырос вместе с его племянником? Ого! Какой он?

– Такой же большой плут, как и его дядя, – ухмыльнулся я.

– Чего?!

– Он был настоящим хулиганом. Вечно попадал в неприятности, а дядя раз за разом его вытаскивал.

– Это неправда! – запротестовала она.

Я улыбнулся, пожал плечами.

– Дядя Клэренс знает, как улаживать такие вещи. Мой отец говорит, что он настолько кривой душой, что когда он умрёт – гроб можно будет ввинтить в землю.

– Звучит так, будто ты это одобряешь, – улыбнулась она.