В батарею я вернулся в состоянии шока и, сев с капитаном Харрисом, объяснил ему, что произошло. Странно, но он не было удивлён.
– Карл, вы весьма необычный. 22-летний пацан, имеющий три степени по математике и прыгающий с самолётов. Это определённо не норма. Не удивляйтесь, когда это кто-то подмечает.
– Сэр, я самый скучный парень на планете. Я просто пытаюсь выполнять свою работу.
– Ну, кажется, Армия считает, что твоя работа включает в себя немного потусоваться с этими учёными, так что не пытайся ей противиться. Повеселись уж там.
– Сэр? – повеселиться? Это звучало как монументальная заноза в заднице!
– Когда оно там? – я назвал ему дату конференции: последняя неделя февраля. – И кто ещё собирается? Кроме вас, я имею в виду.
Я пожал плечами.
– Не знаю. Думаю, парень из газеты, капитан Саммерс. Знаете что-нибудь о нём?
– Почти ничего. Итак, вы направляетесь в Вашингтон, повеселитесь там. Это не противоречит вашим увольнениям, так как займёт пару дней. Они хотят видеть вас там – летите туда. Возьмите раздельные комнаты и повеселитесь. Вечерами же лекций не будет, так?
– Скорее всего, нет.
– Тогда – много часов остаётся для вина, женщин и песен, – ответил он.
– Сэр, я обручён!
– Ну, если вы не захотите, я не расскажу ей. Вы же десантник. Просто действуйте так, будто вы в тылу врага, и не попадайтесь на глаза. Чёрт, если хотите – пригласите с собой, – сказал он с ухмылкой.
Я открыл рот, чтобы возразить, а затем закрыл его. Я почти не видел Мэрилин с самого выпуска, и соки, так сказать, переполняли меня. Она летала в Силл прямо перед тем, как вернуться осенью в школу, и всё. Я не был уверен, где мы будем в следующий раз, но гостиничный номер был бы очень кстати!
– Думаете, получится?
– L'audace, l'audace, toujours l'audace*. А теперь ступайте – у меня ещё есть работа.
*Смелость, смелость, только смелость (на французском).
Я обдумал его слова. До конца дня я связался с парнем из газеты и уточнил у него некоторые подробности о нашем размещении (две раздельные комнаты в Hilton возле Dupont Circle), транспортировке (он посмотрит расписание самолётов) и Мэрилин (да, она может прийти; нет, он не хочет знать о том, что будет внутри нашей комнаты). Тем же вечером я позвонил Мэрилин и спросил её, сможет ли она быть. У неё был самый разгар семестра, но несколько дней в роскошном отеле могли изменить её решение, особенно если я оплачу билеты.
Вот таким образом, в третий понедельник февраля, сопровождённый смехом капитана Харриса и лейтенанта Бримли, проигнорированный лейтенантом Голдштейном и обсмеянный в каденции во время ежеутреннего бега, я оказался в турбовинтовом самолёте, летящем из аэропорта Поуп в Брэгге в Эндрюс в округе Колумбия, одетый в форму и вдвоём с капитаном Саммерсом. Тот уже был в процессе написания моей благодарственной речи на вручении Нобелевской премии, и мне пришлось мягко сообщить ему, что жена Альфреда Нобеля изменила ему с математиком, и в итоге Нобель ненавидел математиков, потому-то им и не дают Нобелевскую премию. Я слышал, что это несколько апокрифично, но это была версия, общеизвестная всем в математическом обществе.
Мэрилин вылетала после занятий, и добралась до Вашингтона чуть позднее меня. Ей пришлось ехать в Нью-Йорк, а затем успевать на ежечасный Восточный рейс до Колумбии. К счастью, он прилетал на Национальный, который в центре города, а не в Даллас, что на полчаса пути больше. По приземлению она должна была позвонить мне, а потом взять такси. Я встретил бы её у дверей и заплатил таксисту. Было около восьми часов вечера, когда она наконец-то прибыла, выглядя чуть потрёпанной.
Я подарил ей большой, долгий поцелуй и сказал:
– Боже, ты выглядишь просто отлично!
Глянул в зеркало в вестибюле, она провела рукой по волосам:
– Определённо нет.
– Ты голодна? Хочешь поужинать?
– Да, но не раньше, чем приведу себя в порядок. Это был самый грязный самолёт на моей памяти!
– Ты не можешь сравнивать, пока не попробуешь Herky Bird! – ответил я.
– Не знаю, что это значит, и знать не хочу. Я хочу в душ.
– Могу я предложить вам что-нибудь из номерного обслуживания? – спросил я, поигрывая бровями.
– Звучит заманчиво, но я падаю от усталости.
Я не знал, значит это «да» или «нет», так что подхватил два её чемодана (мы остановились там на три ноги, но она собрала два больших чемодала) и понёс их к лифту. В нашей комнате я снова спросил её насчёт обслуживания номеров и показал ей меню, и она выбрала небольшой стейк. Я настоял, чтобы она распаковала вещи, а затем позвонил и сделал наш заказ (два небольших стейка, средней степени прожарки, спаржа в голландским соусом и бутылка шампанского, охлаждённая). Потом я убрал спальню, положил пустые чемоданы в заднюю часть шкафа и вытащил из него то, что она могла надеть на ужин.
Когда Мэрилин вернулась, свет был должным образом приглушен. Я слышал, как вода перестала течь, но между этим моментом и её возвращением прошло 10 или 15 минут. Она вошла в спальню со скромной улыбкой и спросила:
– Полагаю, ты хотел, чтобы я надела это?
Когда я увидел, что на ней, моё сердце чуть не остановилось. Мне удалось через каталог купить пару ночных рубашек от Fredericks of Hollywood, и я упаковал их с остальным. Заметив у неё в шкафу пару белых туфель на высоких каблуках, я положил их на её кровать вместе с белым халатом, который я купил. Кружевной и совершенно прозрачный, он держался лишь с помощью пояска на талии. Она надела и его, и туфли, и нашла время и причесаться, и надеть украшения, и набрызгаться духами. От неё был бы стояк даже у евнуха!
Сглотнув, я кивнул, не доверяя голосу, который мог треснуть.
– Вау, – выдохнул я. Завращав пальцами, я попросил её повернуться, и Мэрилин медленно развернулась, демонстрируя наряд и, что более важно – то, что под ним.
– Чёрт с ним, с ужином! – сказал я, подходя ближе.
– Я голодная! – запротестовала она, отступая.
– У меня есть закуска для тебя, – ответил я, медленно следуя за ней.
Она засмеялась и продолжила отступать, ведя меня вокруг комнаты. Наконец, я загнал её в угол спальни и обхватил руками, чувствуя это восхитительно тёплое тело под почти несуществующим халатиком, когда в дверь постучали.
– Обслуживание в номер!
– Спасительный звонок! – засмеялась Мэрилин, отталкивая меня.
– Почему бы тебе не открыть дверь?
– В твоих мечтах! – отодвинув меня, она направилась в ванную.
Я впустил официанта и убрал со стола свой саквояж и вещи. Пока я убирал маленькую комнату, официант накрывал нам на стол в передней комнате. Когда он ушёл, я позвал Мэрилин обратно. Прежде, чем полностью выйти, она выглянула из-за угла.
– Ты думаешь, он может быть всё ещё здесь? – со смехом спросил я.
– Зная тебя?
– Это бы сделало его день, уж точно!
Хихикнув, она вошла и села за стол. Её соски были полностью видны сквозь тонкую ткань, и выглядели довольно твёрдыми.
– Ты выглядишь великолепно! – сказал я ей.
– Почему мне кажется, будто я знаю, что на десерт? – спросила она с улыбкой.
– Тебе нравится наряд? – спросил я.
– Очень милый. Не очень практичный, – ответила она.
– Хочешь сменить на свою фланелевую пижаму с зайчиками?
– Нет, – она улыбнулась, отрезав кусок стейка и кусая его. Мой был из самой лучшей коровы, полагаю, и её тоже.
– Умм, это куда лучше, чем еда из самолёта! – она просмаковала кусочек, а затем отхлебнула немного шампанского. – Я также привезла ночную рубашку, – призналась она.
– Ну, ты можешь надеть её завтра вечером.
– А если бы я поставила там чёрные туфли? – спросила она.
– Я купил тебе и чёрный халатик тоже, – сознался я.
– Ну разве у тебя не всё учтено? Такой же, как и этот, только чёрный? – спросила Мэрилин.
Я разрезал пополам палочку спаржи, а затем проглотил её. Она была с грядки самого лучшего качества.
– Тебе нужно лишь подождать и всё узнать. Три ночи, три разных наряда.