– Сержант Дженкинс!

Сержант Дженкинс был старшим инструктором по борьбе, штатным сержантом и командиром нашей компании. Он пришёл спустя пару минут назад – и обнаружил нас с капралом всё ещё стоящими лицом друг к другу на песчаном ринге.

– Капрал Джонс?

– Кажется, у нас здесь завёлся каратист! Я и подумал, что ты захочешь поглядеть, – сказал капрал Джонс.

– Всегда находится один, – ответил Дженкинс с лёгким смешком. – Он твой.

Вот чёрт! Джонс засмеялся и повернулся ко мне.

Приём, который он собирался нам показать, позволил бы ему схватить и бросить меня, припечатав об землю, оглушив и обездвижив, чтобы дать ему спокойно меня добить. По крайней мере, так было в теории. Простите, но это был рефлекс – я слишком много времени провёл на додзё и просто отдался на волю мышечной памяти. Он схватил меня, и я ответил, скрутив его и швырнув на задницу. Затем я быстро отступил и занял оборонительную позицию.

Повисла гробовая тишина. Дженкинс вошёл в круг и подошёл к Джонсу, который теперь сидел вертикально и с жалкой ухмылкой смахивал песок с головы. Он поглядел на Дженкинса и сказал:

– Ага, всегда находится один. Я запомню, что ты сказал это.

Дженкинс помог Джонсу встать:

– Я не говорил, что он не надерёт тебе зад, – затем сержант повернулся по мне:

– Чувствуешь себя счастливчиком, не так ли?

– Я бы так не сказал, сержант, – было уже слишком поздно отступать!

Дженкинс жестом отправил Джонса вон из круга и поклонился мне, что заставило меня подумать, что на сей раз я облажался. Мне не оставалось ничего, кроме как поклониться в ответ. Мы осторожно кружили друг напротив друга, и он не спешил атаковать. На самом деле, мне пришлось притвориться, что я отступаю, чтобы он ударил меня кулаком, выходя из равновесия. Мне снова удалось крутануть и бросить его, но, только лишь приземлившись на песок, он снова вскочил и вернулся ко мне. На этот раз равновесие потерял я, и он нанёс два солидных удара по рёбрам, от которых я упал на задницу. Быстро поднявшись, я увернулся от удара и сумел бросить его на песок второй раз. Затем мне прилетело в голову. Я снова занял позицию, когда он остановил бой.

Я тяжело дышал, потирая саднящие рёбра, и рад был заметить, что и сержант потирает рукой зад.

– Итак, какая у тебя степень и в чём? – спросил он.

– Первый дан, айкидо. Эээ, это был первый чёрный пояс, сержант, – ответил я.

– Я знаю, что это значит, солдат, – ответил он, но без злости. – Ты очень хорош, но теряешь много времени.

Я кивнул. Он был прав, я двигался не лучшим образом.

– Я знаю, сержант. Мне нужно быть более гибким и быстрым.

– Это униформа и сапоги. Готов спорить, ты тренировался только в ги или вообще без обуви, верно?

У меня будто в голове щёлкнуло! Неудивительно, что я двигался как студень.

– Думаю, да! Я никогда раньше не тренировался в сапогах! Мы можем провести ещё одну схватку?

Он лишь фыркнул.

– Не сейчас. Просто тащи свою задницу обратно в строй.

Капрал Джонс и сержант Дженкинс весь день следили за строевой подготовкой, и я делал то, что они говорили. Однако, в конце меня снова вызвали. Там стояли оба – и Джонс, и Дженкинс.

– Ты мог бы сделать из него настоящую конскую задницу. Почему не сделал? – спросил сержант.

– Это было бы неуважением, сержант.

– Ты дал бы фору врагу? – заговорил Джонс.

– Вы мой враг или мой учитель, капрал? – спросил я.

Оба офицера поглядели на меня с интересом. Я был отправлен восвояси, однако у меня также появились дополнительные обязанности. Три вечера в неделю я приходил в тренировочный зал, и сержант Дженкинс устраивал мне специальную тренировку вместе с капралом Джонсом. У сержанта был чёрный пояс по карате. Когда капрал попытался протестовать, сержант ответил, что он не должен был давать мне уложить его мордой в грязь. Тот лишь усмехнулся. По крайней мере, проблем у меня не было.

Когда мы начали тренироваться в обращении с оружием, сержант Дженкинс спросил меня, так ли я хорош в ружьях, как я в айкидо.

– Не знаю, сержант. Я никогда раньше не держал оружия в руках, – ответил я ему. Тот посмеялся, но мне это обошлось в пять минут бега с М-15 в одной руке и собственным пахом в другой. При этом я должен был петь: «Это мой ствол! Это моя пушка! Как он стреляет! Как это весело!»

Полный отстой.

Оказалось, что я неплох в оружии – вероятно, потому, что у меня не было неверных привычек, от которых надо было отучаться; по крайней мере, так сказали инструкторы. Парни, которые хвастались, что их отправляли с ружьём и одной пулей и не позволяли есть, пока они не добудут свой завтрак, не были хороши с М-16. Я полагал, что они безбожно врут. Мой отец, выросший на ферме в разгар Депрессии, рассказывал ту же байку, но при этом в неё верилось. Мне удалось стать экспертом как по ружью, так и по пистолету. Это был Кольт 45 калибра, модель 1911A1. Армия не перейдёт на 9-миллиметровые Беретты до середины 80-х, и я думал раньше и продолжал думать сейчас, что это самое глупое, что можно было сделать. Господь свидетель, они громче, у них адовая отдача, особенно если ты не готов, но парню моей комплекции куда легче держать его и стрелять, чтобы прицел не уходил вниз.

Делали мы и то, о чём я сказал Мэрилин – отправились в поход и ночевали в лесу. Ну, точнее, мы делали не совсем этом. Мы тренировались в патрулировании, установке укреплений, засадах и всём таком. Это было только начало. У ребят, попавших в пехоту, были дополнительные занятия по пересечению леса ползком; результаты оказывались смехотворными.

В какой-то момент, ближе к концу тренировки, батальон был разделён на две части и вовлечён в гигантскую военную игру с эквивалентом двух больших отрядов с каждой из сторон. У нас была штаб-квартира и две противоборствующие линии обороны, и нам пришлось патрулировать «нейтральную полосу» и захватывать разведчиков. Это было чем-то вроде Захвата флага на стероидах и под ЛСД. Вначале всё было весело. Я попал в Синюю армию вместе с парнем, который спал на койке подо мной, Харланом Дж. Бакминстером (нас распределяли по алфавиту), и нам было поручено стать частью патруля, зондирующих оборону Оранжевой Армии.

Итак, мы выступили. Покинув условный штаб, мы следовали за условным сержантом, пока наш условный лейтенант показывал нам нашу условную линию фронта. Нам надлежало пробраться через большое и крайне колючее поле и выяснить, что условно делает Оранжевая армия, затем прошмыгнуть обратно и доложить условным хорошим парням, что задумали условные плохие парни. В десять лет это было куда веселее, к тому же тогда я мог сбегать домой за не-условными печеньками и молоком.

Мы с Харланом нанесли боевую раскраску и схватили наши М-16. У нас были только холостые, им не хватало ещё чтоб мы шлялись с рельно стреляющим оружием. Наши условные лидеры поглядели, как мы подползли к краю поля и упали на животы. Стоял приятный солнечный день, и даже грязь была относительно сухой. Нам потребовался час, чтобы проползти через поле и колючие кусты. Затем, где-то в двадцати метрах (ярдов для всех нормальных людей, но армия вышла из НАТО, и мы все использовали метрику) от кромки леса показался кто-то ещё, кроме нас с Харланом, и я завопил:

– СТОЙ! КТО ИДЁТ?

Харлан поглядел на меня широко распахнутыми глазами. Это было единственное, что я видел на его лице – покрытом жирной краской и чёрном, как туз пик. Я лишь поглядел в ответ и покачал головой. Я тоже не знал, что делать!

И тут кто-то завопил:

– ЮЛИЙ!

Я поглядел на Харлана и пожал плечами. Должно быть это был пароль, но, так как мы не знали ответа, и нам наступал пиздец. Он тоже пожал плечами.

– ЮЛИЙ! – повторилось из леса.

Нам таки наступал пиздец. Третьего шанса у нас не было. Мы вот-вот должны были стать покойниками. Это было тупо, но мне пришлось рискнуть.

– ЦЕЗАРЬ!

Харлан только глянул на меня и перекатился на спину, пытаясь удержаться от смеха.

Внезапно в полусотне шагов от нас выскочила, как суслик, голова в шлеме.