Люся купается отдельно. Потому что уже взросленькая.

Надя зовет:

— Папа — а-а! Ужин!

Данни копирует:

— Папа — а-а! Уозен!

После ужина они разбредаются в сад, еще поиграть. Пока папа не позовет спать.

Вот он зовет их. Собирает в девичьей спальне и читает детскую книжку. Бу — бу — бу! — слышу я из своей комнаты. Потом разводит их по спальням.

Данни любит спать в обнимку с маминым халатом — он пахнет мамой. Но прежде чем отвернуться к стенке, кричит:

— Ма — ма! Гранпа!

Надя говорит мне:

— Зовет, чтоб мы пожелали ему спокойной ночи.

Я со всем моим удовольствием: хор — рошая работа!

Мы входим к нему в спальню. Он прячется под простынкой. Мы делаем вид, что не видим его:

— Данни! Где Данни? Нету Данни!..

Он сначала замрет под простынкой, потом начинает шевелиться, подавать признаки, чтоб мы на самом деле не подумали, что его нет, и не ушли. Потом высовывается. Мы удивлены: — Вот он, Данни! Нашелся!..

Они целуются с Надей и желают друг другу спокойной ночи. Напоследок по — русски: «Я тебя люблю».

После Данни идем к Каролайн. Там иной «ритуал». Они обнимаются, целуются, а потом обмениваются воздушными поцелуями. При этом Каролайн как бы прячет их под

подушку, Надя себе за пазуху. Спокойной ночи говорят по — русски.

Дети интересуются русским языком. Особенно с моим приездом.

Иногда мы играем в детское домино. На нем изображены половинки разных животных и птиц. Надо приставить вторую половинку, если она есть в твоей «колоде», и назвать это животное. Они по — русски, я по — английски. У них лучше получается. Особенно у Каролайн. Она и Люсе, и Данни подсказывает.

Однажды Данни подошел ко мне в гостиной, стал мне в коленки и долго что‑то говорил. При этом «плиз», «плиз». Я в ответ свое: «Понятно. А теперь переведи на русский». Он ушел разочарованный. А потом приходит и по — русски мне: «Дедушка, иди сюда».

Я обалдел. Оказывается, он пошел к Каролайн, и спросил: как сказать дедушке иди сюда? Она научила его. Он звал меня, чтоб показать игру в шарик в лабиринте.

Каролайн похожа на инглиш гранма. На бабушку Хариэт Лорэйн. Беленькая, узколицая. Светлые живые глазки. Приветливая. И умница.

Люся обличием русская: круглолицая, темноволосая. Немножко рассеянная. Может, потому, что много читает? Все с книжкой на диване. Пишет стихи. За стихи ее наградили специальной грамотой. Рисует.

Надя перевела мне некоторые. Одно называется «Камешек».

Я холодный, я серый, я круглый.

Я всюду на твердой земле…

Мной посыпают дорожки,

По которым снуют пешеходы;

Колеса машин хрустят…

Я всем нужен,

Но в жизни мало что значу,

Потому что живу незаметно.

На одном из рисунков изображен папа Марк в день рождения. Он сидит на стуле, а мама сыплет ему на голову семена для роста волос. На коробке с семенами портреты лысого и волосатого. И надпись: «До того» — под лысым и «После того» — под волосатым. Тут же она, Люся, смотрит, как мама старается. Рисунок, конечно, примитивный. Но когда присмотришься, — все изображенные на нем удивительно похожи на себя.

Она спокойная, несколько даже флегматичная. Но вдумчивая. Играет в шахматы, помогает маме. Учится прилежно. И каждое утро пиликает на скрипочке гаммы в гостиной.

Она поразила меня мужеством, с каким безропотно переносит роль старшей среди детей. Терпит эгоизм младших, жертвует вниманием родителей в пользу младших…

Анна — старшая. Самая любимая моя внучка. Мулаточка. Смугленькая. Проявилось что‑то в ней от дальних предков по линии отца. Живая такая, отзывчивая, немножко легкомысленная. Закончила общеобразовательную школу, теперь в университете. На колледже антропологии и социологии. Мечтает стать актрисой.

Дай Бог тебе удачи, внученька. Ю ар приити! (Ты замечательная!)

Надя родила ее, будучи еще в Ленинграде. Перед защитой диплома журналиста. Мы с Аннушкой возились, пока Надя заканчивала учебу. Муж в это время делал карьеру у себя.

Все хорошо! Только нажил я себе сладкой боли: то хотелось увидеться, теперь скучаю…

По Закону Божию — Бог существо триединое: Отец, Сын и Святой Дух. Человек — творение Божие — тоже в трех ипостасях: мозг, душа и желудок. Называют и в другой очередности. Смотря где душа находится. Одни считают, что она где‑то в груди, другие — в ином месте. А есть и такие, которые решили, что ее вообще нет. И прут бездуховность. Прегрешение перед Создателем непростительное. Поэтому не исключено, что он может отказаться от человека — любимого своего творения — и создать нечто, что не будет нарушать законного триединства.

Есть ли тому подтверждение в яви? Есть! Самое свежее — крах супергосударства, народ которого тысячелетие был самым набожным. Нечестивцы сделали его бездуховным, и на него обрушилась кара Божия.

Но рано ликуют. Прагматиков ждет то же. Ведь они только делают вид, что верят в Бога. На самом деле не верят ни в Бога, ни в черта, ни в кузькину мать. И поклоняются только желтому тельцу да дьяволу, имя которому Эго.

Пока им удается милостивить Бога притворным боголепием. Но ничто не вечно.

Помню, в далеком юношестве меня потряс фильм «Последний дюйм». Мальчик с отцом полетели на самолете куда-то на дальнее побережье океана. И там отца «пожевала» акула. Почти до смерти. Мальчик остался один на один с безвыходным положением. Управлять самолетом не умеет. А надо выбираться, иначе гибель.

Он садится за штурвал, включает тумблеры наугад и чудом взлетает. Но предстоит посадка. Самый трудный и опасный этап любого полета. Последний дюйм между колесами и посадочной полосой. И здесь ему удается справиться с самолетом. Он побеждает.

Идея — никто тебе не поможет, если не поможешь сам себе. Хотя если вдуматься, он помогал не только себе, но и израненному отцу.

Фильм сопровождается мрачноватой песней: «Какое мне дело до вас до всех, а вам до меня…»

Эта песня произвела на меня неизгладимое впечатление: с одной стороны мужество мальчика, с другой проповедь равнодушия человека к человеку. Что‑то тут не вяжется. Тем более, вокруг себя всю жизнь я видел совершенно обратное: взаимовыручка, участие. А во многих фильмах, песнях, стихах — сам погибай, а товарища выручай.

И я не поверил фильму «Последний дюйм».

Даже когда наши эрзац — реформаторы поставили с ног на голову мораль и нравственность, подражая в эгоцентризме Западу, я не верил, да и не поверю до конца, что равнодушие людей друг к другу имеет долгое будущее. Хотя повсюду нынче оно правит бал.

Волею судьбы я оказался в стране, где как раз исповедуют идею эгоцентризма. Правда, в несколько смягченной форме. И в некотором отношении совсем наоборот. Например, фанатичная забота о дебилах и уродцах. К ним такое отношение, как у нас на Руси к блаженным. С той только разницей, что на Руси блаженному лишь подавали, кормили, не обижали; а англичане заботятся как о себе и даже пуще. Я видел в Лондоне, в других городах какую-нибудь сердобольную, вылинявшую от воздержания и аскетизма леди с никелированной коляской, отражающей блеск всех ламп в магазине, в которой сидел уродец с тонкими, как у паучка ручками и ножками, одетый в моднейшие шорты, майку, кроссовки и кепи. Сама же одета бо

лее чем скромно. Что это? Своеобразные виригн за прегрешения перед Всевидящим? Гуманное движение души?. Скорее всего предубеждение, что наказанный Богом ближе всех к Богу.

С первых же дней моего пребывания в Англии я обратил внимание, что дворы отгорожены друг от друга высо кими глухими заборами. «Мой дом — моя крепость» в наглядности.

Однажды я лег отдохнуть под развесистыми ивами. В соседнем дворе собралась компания, очевидно, молодых. людей. Что они там делали, я не знаю. Только оттуда то и дело доносился взбалмошный лай собаки, которую явно дразнили. И смех девушки. Странный какой‑то, терзаю щий слух и душу. Этот смех достал меня: я встал и ушел в дом.