Только все мы бьемся уже четвертый год, а Астафьев все «полагал, что это пустопорожний ор и демагогия кликуш». Теперь будто кается, будто головой о письменный стол бьется. Но столь много он в прошлом сделал (и еще сделает!) для покрытия преступлений Горбачева, Ельцина, Гайдара и Чубайса, что литой памятник из ворованного золота они должны бы соорудить Астафьеву в криминализированной Москве.

Сохраняя свою «девственность» антикоммуниста, Астафьев вынужден в письме также пройтись по «паскудству» оппозиции. Он и теперь еще сохраняет позу «единственного» народного радетеля, отказывая в этом праве «Красноярской газете», Романову, Исакову, Тулееву, Проханову, Горячевой, Распутину, Белову, Бондареву… А впрочем, и поза‑то у него жалкая, запоздалая.

«Уважаемый Борис Николаевич!

Я не очень‑то вникал в слова «раздел России», «разбазаривание ее недр и богатств», полагал, что это пустопорожний ор и демагогия кликуш. Но вот на примере приватизации Норильского комбината понял, что отнюдь не безобидные вещи и действия определенных сил — отделение комбината, мало того что расстраивает все промышленные связи Сибири и России, в частности, оставляя #е

у дел целый коллектив Красноярского завода цветных металлов, он, не могущий жить и существовать самостоятельно, потребует раздела территории края, то есть отделения Таймырского национального округа, который также не может существовать самостоятельно, и, коли выделится из пределов края, вынужден будет искать «хозяев» на стороне, стало быть, совсем «рядом» — за океаном.

Таким образом, промышленный гигант, построенный на костях советских рабов, в основном русских мужиков, потихоньку запродается вместе с сибирской территорией дяде, и, наверное, и комбинату, и Таймыру какое‑то время даже будет удобней и богаче жить. А России? А Сибири? У нас уже есть предприятия, в том числе и гиганты, работающие «на сторону», когда малая часть продукции бросается, как кость собаке, своему коллективу, основная же продукция уходит неизвестно куда и кому.

Что же это? Под видом приватизации начался раздел России и Сибири в том числе? (Воистину пробудился‑таки Астафьев. Раздел уже заканчивается! — Ред. «КГ»)

Каковы последствия всего этого? Вы и Ваши помощники думаете ли об этом? Понимаете ли все вы, что назревает взрыв, который хорошо подкачивается горючим и всем паскудством так называемой оппозиции — Ваших вчерашних друзей и соратников по партии? (В каждой газетной публикации Астафьев иносказательно, а то и напрямую умоляет Ельцина разгромить оппозицию. Боится? — Ред. «КГ»).

Безответственность, неразбериха, нарочитая запутанность в делах создают все более напряженную, если уже не накаленную обстановку в стране — ловкое дело с приватизацией Норильского комбината — самый ближний пример нарочито создаваемой напряженности в России. Не забывайте, что край наш огромен и находится в самом центре Сибири. Если волнения начнутся здесь, то волны ударят в обе стороны и смоют вас вместе с огромным и бестолковым аппаратом. А что делать нам тогда, народу Вашему, избирателям Вашим? Браться за оружие или бежать в Москву под защиту товарища Чубайса? (Полноте, господин Астафьев! Когда «они» рванут из Москвы в Тель — Авив или Нью — Йорк, «они» и не вспомнят об ИЗБИРАТЕЛЯХ, как о людях с белыми повязками на рукавах редко вспоминали «хозяева», убегая с русской земли. — Ред. «КГ»),

Когда же правительство Ваше и Вы, вместе с Черномырдиным, заворачивая огромное дело, научитесь

думать об их последствиях? Или уже цейтнот, уже думать некогда?

С приветом и надеждой на внимательное прочтение моего первого и, поверьте, выстраданного к Вам письма.

Виктор АСТАФЬЕВ, писатель».

«Завтра» № 31 (36), август 1994 г.

Здравствуйте, Ирина!

Решил откликнуться на Ваше обращение к телезрителям от 29.03.1993 г. Вы, сотрудники телекомпании «Останкино», как бы апеллируете к нам, телезрителям, по поводу неправильного, на Ваш взгляд, решения Съезда о СМИ. Вас можно по — человечески понять: Вы облагодетельствованы Президентом и Правительством и конечно же Вам ничего не остается, как стараться для них. Мы здесь понимаем и то, что Вы не всегда вольны говорить то, что подсказывает Вам совесть. Мы отлично понимаем и то, что Вы находитесь как бы между наковальней и молотом между властями и народом. И еще много кое — чего мы понимаем и сочувствуем Вам, а потому многое прощаем и любим Вас, не смотря ни на что. Вы наши каждодневные благовестницы. Несете нам благие вести. И не благие — тоже. Ваши лица, Ваши глаза, Ваши улыбки, Ваши радости и боли мы уже воспринимаем как состояние наших родных и близких, которые всегда с нами. Но поймите и Вы нас! Нас, которых миллионы и миллионы. Мы здесь внизу копошимся в наших домах, в городах и селах, радуемся и умираем, никому неведомые; работаем, отдыхаем, едим, пьем, смеемся, печалимся, любим, ненавидим, ревнуем, болеем. А приходит день

— исчезаем с лица земли навечно. Никому не нужные. Потому что мы — народные массы. Нам несть числа, нас много. И потому мы как песок. Мы значимы и в то же время мы ничто. А Вы — все. Вы — небожители. Парите над нами на виду у всего мира. Вы можете все, мы не можем ничего. Вы можете сказать с экрана все, что захотите, или что велят Вам Ваши начальнику редакторы и пр. закулисные стратеги и тактики. И хоть Вы одна на телеэкране, а нас внизу здесь сотни миллионов, мы бессильны перед

Вами, потому что мы не можем ответить на Ваши неправильные слова: Вы сказали — мы должны проглотить. В этом Ваша бесконечная и безнаказанная сила, а наше бесконечное бессилие. Мы на положении беззащитного малого ребенка, которого потчуют из ложечки — что дают, то и ешь. И благо, если кормилица (кормилец) добросовестная, у нее есть совесть и ответственность. А если нет таковой? Если это недобросовестный человек и ей ничего не стоит пихать ребенку тухлятину? Что остается беспомощному ребенку? Одно из трех — либо глотать тухлятину и потом отбросить коньки, либо выплевывать тухлятину. Либо должен появиться некто, который скажет недобросовестной кормилице: «Что же ты делаешь?» Или отберет у нее ребенка. Или выбросит тухлятину, которой она его потчует. Или прогонит ее.

Так вот. Последние год — два наше радио и особенно телевидение уподобились той недобросовестной кормилице, которая потчует народ радиотелетухлятиной, бессовестно пользуясь тем, что нет обратной связи. (На наши письма Вы плюете. Или даете циничную рекомендацию — не нравится, не слушайте, не смотрите). Мы, кстати, следуем Вашим этим рекомендациям: не нравится, не слушаем, не смотрим. И, как результат, — решение Девятого Съезда. Вам кажется, что это происки депутатов. Нет, это наш голос, голос народа. Мы Вас выключаем. Извините. Каков привет, таков и ответ. Вы получили то, что заслужили. Нам Вас жалко, конечно, больно и обидно за Вас. Но что поделаешь — Вы предпочли нам Президента и Правительство Гайдара. Вот и довольствуйтесь.

Ваш обожаемый Президент ведет откровенную борьбу против своего народа именем народа. Он Вас откровенно подкупает своей защитой от Съезда (читайте от народа), и Вы принимаете это как благодать. Поймите, хорошие, любимые наши, Вами торгуют по дешевке. Не верьте, что под эгидой съездовской власти Вам вдруг станет хуже, или нам, как Вы это изображаете в Вашем обращении. Коллективная воля всегда предпочтительнее единоличной, узурпаторской, власти самодура, который сегодня говорит одно, завтра другое.

Поэтому не к народу Вам надо обращаться, как к арбитру, а к собственной совести. Всмотритесь внимательно в лица Ваших теленачальников и редакторов, кто Вашими устами обливает грязью народ, и Вы поймете, что Вам надо делать. Вам надо прозреть. А прозревши, объединиться и

потребовать такого положения в Вашем коллективе, когда народу будет подаваться объективная информация. Когда на экран пойдут программы, отвечающие гражданскому и национальному духу. В этом Ваш долг и Ваше спасение. Иначе — проклятия.